Первойотличительнойчертойсовременного фальшивомонетничества является широкое использование новейшей полиграфической техники. Но есть еще одна черта. Она заключается в том, что подделывание денежных знаков поставлено в наше время на исключительно высокую организационную основу.

Эпоха талантливых одиночек прошла. Но и теперь, хотя крайне редко, появляются этакие современные нинджеры или Маккартни, которые поражают своих современников прямо-таки неожиданными способностями. Мы расскажем о некоторых из них.

Еще в июне 1972 года в ФРГ «засекли» фальшивые банкноты достоинством в 1000 марок. Это были совершенно необычные деньги: их кто-то рисовал на самой обычной бумаге. Но как рисовал! Даже банковские специалисты с трудом обнаружили в этом листе обычной бумаги подделку. Яркие, сочные краски, абсолютно точно совпадающие с градацией цветов на настоящей банкноте, безукоризненная «сетка», составляющая фон банкноты.

Представитель полиции заявил журналистам, что человек, создавший эти необычные банкноты, обладает уникальными способностями. «Это редкий талант. В последний раз нам удалось столкнуться с подобным феноменом пятнадцать лет тому назад». Иными словами, нет-нет да появляются потомки Нинджера.

Но эта история является небольшим предисловием к рассказу о том, как гибнут талантливые люди, пытаясь ухватиться за последнюю соломинку…

…В хмурый декабрьский день 1964 года в кабинете директора Французского национального центра по борьбе с фальшивомонетчиками зазвонил белый телефон. Господин Эмиль Бенаму в эту минуту с мрачным видом стоял около окна и рассеянно барабанил по стеклу. Буквально несколько минут тому назад он положил трубку другого, красного, телефона, встал из-за стола и, подойдя к окну, посмотрел на улицу. Шел густой мокрый снег. Он быстро таял, и из-под колес автомашин разлетались в разные стороны грязные брызги. Секретарша Франсуаза, уже не очень молодая женщина, много лет работавшая с господином Бенаму, открыла, было, дверь, чтобы положить папку с документами, но передумала. Она знала: если директор стоит около окна и барабанит пальцами по стеклу, значит, его лучше не тревожить.

И действительно, недавно у него состоялся крайне неприятный разговор с министром внутренних дел. Финансовые органы продолжают обнаруживать отлично сделанные фальшивые денежные знаки. Это длится давно — лет 12. За это время сменились три министра. И каждый из них тактично ждал, когда господину Бенаму удастся сдержать свое обещание разоблачить фальшивомонетчиков. И, не дождавшись, все трое оказались за бортом после очередной министерской перетряски. Только последний, четвертый, уже с первых дней своего пребывания в правительстве довольно бестактно сказал директору:

— Я не могу ждать, пока вы раскачаетесь. Вот уже сколько лет, господин Бенаму, вы все обещаете, обещаете… Передо мной папка, первый документ здесь появился 12 лет тому назад. Это было ваше донесение о том, что обнаружены фальшивки. И с тех пор здесь появилось уже 9 донесений, подписанных вами. А воз и ныне там, как говорится. Я не буду таким терпеливым, как мои предшественники. Учтите это.

И вот сегодня, когда зазвонил красный телефон, господин Бенаму вновь выслушал крайне неприятные слова в свой адрес. «Нет, надо уходить», — подумал директор и, заложив руки за спину, принялся шагать по комнате — от сейфа, стоящего в углу, до окна. Он ходил до тех пор, пока не услышал визг автомобильных тормозов. Подошел к окну и остановился, глядя вниз, на улицу. Именно в эту минуту зазвонил белый телефон. Это оперативный аппарат, и директор, не мешкая, снял трубку. То, что он услышал, поразило его, как гром в ясную погоду:

— Господин директор! Только что Брассэ доложил, что он и Груаз засекли наконец человека, который в банке обменял франки на ценные бумаги. Все франки фальшивые. Более того, они абсолютно новые, прямо-таки из-под станка. Видимо, этот человек спешил, так как такие новые, совершенно «теплые» подделки нам ранее не попадались. Брассэ и Груаз пошли за этим человеком. Как только от них поступит следующее донесение, я немедленно вам доложу.

Это звонил его помощник, Жорж ле Руа. Бенаму никак не мог понять, каким образом этот простой парень, сын провинциального столяра, ухитрился получить дворянскую фамилию. Да еще Руа.

Но не в этом дело. Главное, что паника, длившаяся 12 лет, закончилась. Теперь осталось самое простое — выследить этого человека, установить, кто он, где живет, найти его сообщников и захлопнуть западню.

Директор позвонил в полицию: аресты, обыски и прочие формальности — это их дело. Затем он снял трубку красного телефона и, услышав хриплый голос министра, спокойно, без всяких восторгов, как о чем-то обычном, будничном, сообщил, что его люди вышли на одного из участников банды фальшивомонетчиков, которая «давно портила всем нам кровь». Министр высказал сомнение в обоснованности оптимизма Бенаму, но на всякий случай поздравил его. «Что за человек, — подумал директор после того, как министр угрюмо буркнул на прощание. — Сухарь какой-то, честное слово».

Опять зазвонил белый телефон.

— Господин директор! — звонил Брассэ. — Подозрительный человек, обменявший фальшивые франки, скрылся в особняке на улице Гренель. За домом установлено усиленное наблюдение. Особняк принадлежит Чеславу Боярски. Кто хозяин дома и что за человек, который скрылся в нем, мы сейчас выясняем. Может быть, это одно и то же лицо…

Нет, это был не Чеслав Боярски. Хозяин находился дома и не знал, что его особняк попал под усиленное наблюдение. Но если бы ему об этом стало известно, первое, что он воскликнул бы в сердцах, было: «Я же предупреждал его! Предупреждал!!! Но что можно сделать с человеческой алчностью?»

Впрочем, все это будет потом, а пока нам предстоит оставить Боярски, еще пребывающего в неведении о том, какой смертельный удар нанес ему дальний родственник, от которого он долго скрывал источник своего материального благополучия, и перелистать назад страницы истории.

Так случилось, что Чеслав Боярски — молодой инженер-строитель из красивого польского города Ченстохова — оказался в немецком плену. Несколько концлагерей, а затем — неожиданный переезд во Францию, где ему и группе других военнопленных, имевших специальность строителя, предстояло работать по расширению и укреплению гитлеровских оборонительных сооружений на берегу Ла-Манша. По дороге их эшелон разбомбила американская авиация — это было как раз в дни открытия второго фронта. Чеслав с двумя товарищами-чехами сумел скрыться, покинуть зону боев и после вступления союзников в Париж пробраться туда. Товарищи из Чехословакии поспешили вскоре к себе на родину и присоединились к партизанам, а Чеслав…

Война кончилась, он продолжал жить в Париже. Женился, жена работала, а он все пытался устроиться в какую-нибудь строительную фирму. Строители были нужны, но только такие, которые умели хотя бы как-то объясняться по-французски. А Боярски был крайне неспособным к изучению языков. Ему бы вернуться в Польшу, в родной Ченстохов, — вот где знания инженера-строителя пригодились бы: родина Чеслава Боярски вставала из руин. Люди недоедали, недосыпали, но, воодушевленные патриотическими чувствами, они строили новую Польшу.

Чеслав же решил попытать счастье здесь, на чужбине. И потерпел полное поражение. Когда жена заболела и все заработанные ею деньги (а их было совсем мало) ушли на врачей и лекарство, Чеслав понял, что осталось совсем немного и он достигнет дна. Из него не получился ни сапожник, ни певец, ни чертежник, ни изобретатель. Все эти профессии он безуспешно перепробовал. Его окружала стена полного безразличия и презрения. Нищета, голод.

Но Чеслав Боярски был способным человеком. К тому же он обладал терпением, целеустремленностью и поразительным упорством. В сочетании с неожиданно открывшимися качествами художника-копииста и химика Боярски был готов к тому, чтобы идти к благополучию прямым путем, минуя промежуточную стадию — работу. И он решил стать фальшивомонетчиком.