– С капитаном мы в эту игру не играли, тем лучше. Заряжена только одна пуля. Если хочешь прикончить врага капитана, давай, рискни своей жизнью – вероятность один к шести!
Смеялся только левый глаз. Правый, как обычно, словно пронзал. Трудно было поверить, что он вновь и вновь, как заведенный, швыряется своей жизнью. Даже герою жизнь дорога. Вероятно, он просто дразнится, видя, что перед ним не тот человек, который согласится на русскую рулетку. Если он, Самэсу, примет пари, Брюс Ли окажется в затруднении. Несомненно так. В барабане нет пули. Брюс Ли – мошенник.
– Ну хватит. Быстро исчезни! Ты уволен. Во Владивостоке вон с корабля! Ты похож на батарейку, которую молено сколько угодно перезаряжать!
Самэсу изобразил на лице, что сыт по горло упреками в трусости. Он нарочито громко рассмеялся и тихо прошептал:
– Что ж, сыграем.
У Брюса Ли в левом глазу погас смех.
– Я не шучу, – настаивал он.
– Надеюсь, что нет.
Самэсу уже был уверен, что у него есть все шансы на успех. Брюс Ли поспешит пойти на уступки. И сразу зауважает его. Еще бы, ведь мошенничество – это все, на что Брюс способен. Если удастся выставить на всеобщее обозрение его подлую душонку, он, Самэсу, будет вправе смотреть на своего босса свысока.
– Отлично. Сам вставь пулю. Она пробьет твою голову, поэтому выбирай по своему вкусу.
Самэсу продрал мороз. Неужто и вправду не шутит? Неужто знает – у него неуклюжие пальцы, он не сумеет, как фокусник, сделав вид, что заряжает револьвер, незаметно спрятать пулю.
– Что-то ты неважно выглядишь, – вдруг заговорила Аои. – Ты в порядке? Нехорошо разбрасываться жизнью. Немедленно извинись, и с этим будет покончено.
– Аои, не болтай ерунды под руку.
Брюс Ли достал из холодильника заиндевевшие пули, пять штук, и одну за другой выложил на стол. Затем вытряхнул пулю из барабана и положил рядом.
– Ты молод, может, лучше сойдешь на берег в ближайшем порту? – продолжала настаивать Аои. – Перед тобой еще все пути открыты.
От страшного напряжения в ушах зазвенело. Ласковый голос Аои доходил откуда-то издалека. Она хотела ему помочь. Она пыталась остановить это пари с сумасшедшим мачо. Да, она права. Если он сейчас умрет, мать опечалится. Чего он добьется, если принесет в дар морю, заменившему ему мать, свой труп с продырявленной головой? Только накормит стаю изголодавшихся крабов…
С этими мыслями Самэсу пытался дрожащей рукой вставить ледяную пулю в револьвер. Что ты делаешь, Фумия? Кончай показуху, спаси свою жизнь! Подумаешь, испытать стыд перед Брюсом Ли! Достаточно бухнуться перед ним на колени и попросить прощения. Остановись, вынь пулю. Не вставляй в барабан. Но кто-то управлял им и заставлял делать то, что было противно его желанию. На плечи навалилась страшная тяжесть.
– Кто первый спустит курок? Мне все равно. Голос Брюса Ли слышался откуда-то с противоположного берега. Самэсу вновь взял в руку положенный на стол револьвер. Что происходит? Тело ему не подчиняется. И в тот же миг он услышал шепот капитана Нанасэ: «Я тебя храню».
Рулетка завертелась. Глаза оцепеневшего Самэсу вращались вслед за ней. В его голове, как карусель, закружились улыбающиеся лица дорогих людей, оставшихся в прошлом. Расходящаяся морщинами улыбка отца, улыбка младшей сестренки с лукавым прищуром глаз, улыбка друга детства с выпирающими желваками, улыбки однокашников по училищу торгового флота, подшучивающих друг над другом, несмотря на крайнюю усталость после учебной практики… Почему все, как один, беззаботно улыбались ему? Потому ли, что он должен сейчас умереть?
Приставив дуло к виску, положил указательный палец на курок. Бессознательно заткнул пальцем левой руки правое ухо. Если вылетит пуля, раздастся грохот, разрывающий перепонки. Зачем он беспокоится, как бы не лопнула барабанная перепонка? Если он дрогнет – проиграет. Отступать уже поздно. Раз-два, и готово. Чуть-чуть сильнее надавить кончиком указательного пальца, и все будет кончено. Ну же, жми! Пуля не вылетит. Уверен. Надо расслабиться…
В следующее мгновение раздался металлический щелчок.
Надо же, осечка! Самэсу разом пришел в себя. Его охватил ужас, колени задрожали. Хорошо, что не описался, но рубашка на спине взмокла.
Очередь Брюса Ли. Он взял револьвер левой рукой и остановил взгляд на Аои:
– Я бессмертный. Когда игра окончится, тебе восстанавливать мои силы. Споешь колыбельную.
На его лице отразилось что-то похожее на выражение сосредоточенности у ребенка, отчаянно старающегося оправдать ожидания матери. Да, в этот миг Брюс Ли превратился в десятилетнего паренька.
Рулетка смерти вновь завращалась и остановилась вместе со вздохом Аои. Брюс Ли приставил дуло под подбородок. Аои, обхватив руками подушку, затаила дыхание. Самэсу закрыл руками уши и слышал, как ухает его сердце. Брюс Ли, глубоко вдохнув, небрежно нажал на курок.
Неудача обошла Брюса Ли стороной.
Аои отняла у него револьвер, открыла иллюминатор и принялась раз за разом спускать курок. На четвертый раз звук выстрела разнесся над вечерним Японским морем.
– Ну, довольно. Ничья. Мое сердце и без того разрывается.
Аои зарядила все пули, лежавшие на столе, и, вновь нацелившись в небо, нажала на курок. Просвистел невидимый фейерверк из пяти разорвавшихся пуль, и, когда отзвуки замолкли, Брюс Ли сказал:
– Аои, мы обязаны тебе жизнью.
Брюс Ли сжал вспотевшую ладонь Самэсу и сильно потряс. Самэсу почувствовал в этот момент, что между ними зародилось чувство необычайной солидарности. Благодаря обряду инициации смертью, враждебность Самэсу к Брюсу Ли исчезла без следа. Как будто, ведомые духом покойного капитана, они оказались накрепко связаны друг с другом. На пике нервного напряжения он смотрел на стоящего к нему боком Брюса Ли и отчетливо видел перед собой живого человека, обремененного скорбями и слабостями. Брюс Ли, до сих пор бывший для него всего лишь объектом любопытства и подобострастия, внезапно предстал другом, ровней. Брюс Ли тихо прошептал ему:
– Мы оба одурели. Хватит показывать характер. Отныне ты будешь моей правой рукой – теневым капитаном.
У Самэсу не осталось сомнений. Пока он повязан с Брюсом Ли, ему хватит мужества, чтобы отчаянно прорываться в сторону будущего, в котором ничто заранее не предопределено. Он принял решение. Разве не говорят – с кем поведешься, от того наберешься? С тех пор как яд Брюса Ли разошелся по всему его телу, у него нет другого выбора, как посвятить ему всю свою жизнь. Решение его воодушевило. Корабль, плывущий по капризно-неспокойным волнам, стал для Самэсу родным домом. В этом доме заключено все – и жизнь, и смерть, и будущее, и желания.
– Я тоже хочу, чтоб женщина спела мне колыбельную, поэтому возвращаюсь в каюту. Моя жизнь теперь наполовину принадлежит мне, наполовину вам.
Брюс Ли громко расхохотался:
– С меня достаточно и четвертушки твоей жизни. Я тоже отдаю тебе одну четвертую своей. Половинку твоей жизни все равно уже стибрила женщина. Так или иначе, море – женщина. И корабль тоже женщина. Женщина несет нас по волнам, женщина держит нас на плаву.