Просмотрев отпечатанный текст, Мицуру тотчас небрежно расписался. Враг, позволяя себе грубый произвол, был удивительно щепетилен в соблюдении юридических формальностей.

– Вид игры? Рулетка? Покер? Кости?

До сих пор Мицуру не интересовался азартными играми. Его знания исчерпывались тем, что в кости играют на чет и нечет. Он выбрал кости, и его отвели к столу, предназначенному для игры в баккара. За рулеткой была в самом разгаре игра между поэтом и Татьяной. Шарик уже был в центре диска. Легкий, сухой треск вращающегося шарика вскоре затих. Сгорбившийся возле рулетки поэт внезапно выпрямился, как жердь, и закричал:

– Победа!

– Отлично! – прошептал Мицуру и глубоко вдохнул. Вскоре перед ним появились эконом и капитан, оба в форме, и хором извинились:

– Просим прощения за все, что произошло!

– Да ладно вам! – сказал Мицуру. – Мне сейчас не до ваших извинений. Я пришел сюда победить. Бросайте кости без лишних предисловий!

Брюс Ли подошел вальяжно, с тонкой улыбкой на губах. Он только что выиграл партию в покер. Проигравшей была длинноногая красавица с безучастным лицом. Несмотря на уговоры Самэсу, она не отходила от стола. Развязным жестом задрала юбку, искушая его голыми ляжками.

– Она тебя интересует? – спросил Брюс Ли, проследив взгляд Мицуру.

Мицуру молча покачал головой.

– Эта женщина, – прошептал он, – похожа на механическую куклу, изображающую любовь.

– Согласно ее желанию, она будет произведена в солдатские «утешительницы» с местожительством в трюме. Наверняка думает, что может дорого себя продать, но, боюсь, она ошибается.

– Есть ли женщина, которая способна тебя прельстить? – спросил Мицуру, глядя ему прямо в глаза.

– Женщину выбираю я. Это ведь ты пытался изнасиловать Татьяну? Если б ты знал, как я ею дорожу, твоей храбрости можно было б только подивиться. Но, увы, она не тот противник, с которым может тягаться мелкобуржуазный интеллигентишка вроде тебя. Эта женщина как бешеная сучка. Даже меня не раз кусала, пока я пытался ее приручить. Такая женщина стоит целого состояния. Я испытываю к ней глубочайшую любовь и глубочайшую ненависть. Если б не она, я б сейчас гнил в тюрьме или, залитый бетоном, лежал на дне моря, верхняя половина – в Атлантическом океане, нижняя – в Тихом.

Неясно, почему две половины его тела должны были лежать на дне разных океанов, но эта парочка, без всякого сомнения, как Бонни и Клайд, прошла по жердочке через множество опасностей.

– Да уж, Татьяна опасная женщина. Если ей кто не нравится, она не остановится ни перед чем, чтобы набросить на него петлю. Я тоже ее жертва. Вот и тешься сколько влезет своей роковой страстью. Но оставь в покое мою возлюбленную!

– Ax да, ты же хочешь вернуть себе Аои. Но ради чего? Нравится, как она охмуряет тебя?

– Не хочу лишь, чтобы она служила твоим прихотям.

– Аои тоже опасная женщина. Доводит меня до слез. Ха-ха-ха.

– Кончай дурацкие шутки.

– Я серьезно. Поэтому и принял вызов.

– Вынужден уступить твоему произволу. Аои – моя спутница. А ты ее похитил. Выиграю я или проиграю, я этого так тебе не оставлю.

– Ха-ха, что же ты со мной сделаешь?

– Убью.

Фанфарный хохот Брюса Ли огласил казино.

– Брось шутить.

– Я не шучу.

– О'кей, значит, и ты уже свыкся с порядками, царящими на корабле. Если ты готов сражаться всерьез, я охотно составлю тебе компанию. Ты посягнул на мою дорогую Татьяну. Поэтому я позарился на Аои. Если ты вознамерился меня убить, я тоже тебя убью.

Эконом с недоумевающим видом встрял в разговор:

– Прекратите угрожать друг другу. Ведите себя по-джентльменски.

Это были не пустые угрозы. Брюс Ли, не меняясь в лице, возвышаясь на голову над Мицуру, пронзал его своим презрительным взглядом. У Мицуру выступил холодный пот под мышками и на лбу, сердце колотилось у самых барабанных перепонок.

Капитан достал кожаный цилиндр, не спеша выложил перед ними четыре игральные кости и, заметив, что Мицуру осматривает их с явной растерянностью, начал объяснять правила.

– При игре в чет и нечет легко мухлевать, поэтому предлагаю просто бросить кости. Каждый из вас сделает по одному броску, и тот, у кого выпадет наибольшая сумма очков, будет считаться победителем.

Мицуру и Брюс Ли оба кивнули. Очередность определили, бросив по две кости, у кого больше, тот и первый. У Мицуру два и пять – семь, у Брюса Ли шесть и три – девять. Брюс Ли, фыркнув, небрежно запихнул четыре кости в кожаный цилиндр и с силой ударил по столу. Выпали один, четыре, пять и один.

– Дата рождения Колумба, – пробормотал Брюс Ли.

Колумб здесь ни при чем, подумал Мицуру и, подув на кости, встряхнул цилиндр. Выпали два, два, два и шесть.

Откуда-то издалека донесся голос эконома:

– Двадцать один к двадцати двум, победил господин Ямана.

Голос дрожал от страха. Брюс Ли, досадливо поморщившись, приказал гвардейцу:

– Устрой ему встречу с Аои! – И перешел на место следующей игры. Подбежал Харуо:

– Удача тебе улыбнулась!

Он похлопал Мицуру по плечу, и тотчас нити напряжения, сжимавшие его, ослабли, все тело погрузилось в приятное, свербящее бессилие.

– Пока Аои не пришла, выпьем за победу. Это ж надо, победить самого босса! Ты герой! Хватит унывать. Как ни крути, все равно тебе покамест жить на корабле. Если б проиграл, как пить дать, мыл бы посуду в камбузе, выиграл – можешь нежиться, как махараджа в гареме. Мужчина должен бороться. Небось приятно побеждать!

– Да уж, – кивнул Мицуру, присел к бару и заказал пиво.

У противоположной стойки сидел поэт. Подперев руками голову и прихлебывая пиво, он, видимо, наслаждался медленно разливавшимся по телу чувством свободы. Мицуру сообщил о своей победе, тот пожал ему руку и поднял за него тост.

– Я принял окончательно решение не сходить на берег в Пусане, – сказал поэт. – Вместо этого хочу пригласить на корабль друга, чтобы продолжить морское путешествие вдвоем. Никогда не знаешь, когда человеческая жизнь сменит курс. От неожиданности Мицуру подался вперед:

– Опять вы за свое. Но почему?

– Действительно, почему? Я уже давно хотел отправиться в паломничество по странам Азии. Всю свою жизнь я был слишком привязан к Японии и Корее. Долгие годы разрываясь между двумя ненавидящими друг друга народами, я воображал, что взвалил на себя одного все беды Азии. Я возмущался, почему именно мне выпала такая горькая участь. В этом корни моей «хан».[31] Но мне надоело жить, волоча на себе «хан». Мы все преступники. Большинство так и умирает, не раскаявшись и обманывая себя. Я же больше всего жажду совершить покаяние, сочиняя стихи. Хочу, путешествуя по странам Азии, вновь обрести то, что я упустил, и выразить в словах.

– Хотите сказать – это стоит того, чтобы оставаться рабом «Мироку-мару»?

– Нет, рабом я не буду. Я собираюсь здесь обосноваться и сочинять стихи. Прежний поэт-узник превратится в поэта-мореплавателя. По сути, где бы я ни жил, в Японии или в Корее, я всегда находился в «промежутке». А это судно, если можно так выразиться, плывет в «промежутке». Здесь ни Япония, ни Америка, ни Корея, ни Китай. Если угодно, «промежуток» Азии. Я уверен, что должен писать стихи именно в таком месте.

– Однако этот Брюс Ли, как ни верти, самый настоящий пират. Не переоцениваете ли вы его? Думаю, он и на суше натворил немало громких дел.

– Все в той или иной степени совершают дурные поступки. Если честно, у меня был разговор с Брюсом Ли в библиотеке. Мы ведь, кстати, однофамильцы. Он сказал, что испытывает ко мне родственные чувства. Говорит, его отец тоже писал стихи.

– Вы собираетесь стать его пресс-секретарем или, быть может, придворным виршеплетом?

– Нет, он несет миру весть в своих заявлениях. А я, со своей стороны, собираюсь всего лишь поверять стихам свои мысли об Азии. Вот о чем идет речь. Он обещал охранять меня. Если он будет ошибаться, я не побоюсь критиковать его. Я ненавижу насилие. То, к чему он стремится, можно осуществить, не прибегая к насилию. По моему убеждению, он тот человек, который способен изменить будущее Азии.