– Можешь вновь пожить, как подобает японцу. Да еще в той же самой каюте. Осталось подождать, когда вернется милашка Аои… Вот привел пацана, будет прислуживать. Это тебе не японские разгильдяи – он честный и трудолюбивый. И спину умеет помять, и постирать, и прибраться, если понадобится, и еду принесет. Если будет мешать, гони в коридор. Тот чудесный возраст, когда чертовски хочется работать. Используй на все сто. Пацан тоже входит в плату. Извини, но придется выложить двадцать тысяч. Как своему соотечественнику уступаю себе в убыток.

– Если приведешь Аои, заплачу. Это ведь и есть торговля? Как соотечественник ты должен знать.

– Не пори чушь! Аои – наложница Брюса Ли.

– Что?

– Уж очень она понравилась хозяину этого судна. Наверно, сумела ему хорошо угодить. Поэтому я и говорю: все что хочешь, но ее привести – уволь. Впрочем, случается, по ночам она бродит одна по кораблю, так что поставь парня на стреме. И, как по заказу, здесь та самая каюта, в которой ты с ней жил. Она наверняка вскорости сюда заглянет. Ну что, по рукам? Я все для тебя сделал. Не исключено, что ночью тебе придется опять вернуться в трюм. Парни из гвардии начинают охоту на заложников. Если будешь бродить по палубам, как пить дать изобьют и швырнут в грузовой отсек. А пока ты в трюме, сколько ни жди, Аои тебе не видать. Поэтому я и привел тебя сюда. В этой каюте мы с друзьями-гвардейцами обычно трахаем телок и курим травку. Вот я и решил спрятать тебя здесь.

– Понятно, – сказал Мицуру, достал из бумажника десять тысяч иен и дал Харуо.

Оба остались неудовлетворенными. Харуо взял деньги, щелкнул с досады языком и, бросив на прощание:

– Если Аои появится, заплатишь остальное! – покинул каюту.

Мальчуган исподлобья пожирал глазами Мицуру. Тот передал ему один рисовый колобок, а остальное одним махом запихнул в себя. Набив желудок и опьянев от вина, он почувствовал, как отяжелели чресла, и тотчас потонул в качающейся постели.

Когда он проснулся, за иллюминатором было уже темно. На соседней кровати спал, свернувшись, ребенок. Рядом с ним, так же свернувшись и обхватив ребенка руками, спала женщина. На какое-то мгновение он подумал, что это Аои, но волосы у женщины были другие и пахла она иначе.

Он уже не удивлялся вторжению незнакомых людей. Его больше мучили накопившиеся в желудке газы. Вот уже два дня он не ходил по большой нужде. И сознание, и прямая кишка стали тупиком, подобно грузовому отсеку. От этого корабля у него несварение. Если б только он смог встретиться с Аои, наверняка бы сразу избавился и от запора, и от уныния. Извергнуть одним махом все, что засело в желудке, вдохнуть свежий воздух с запахом травы и под голубыми небесами, на летнем лугу, где все что ни есть сияет и лучится, обвеваемое легким ветерком, соединиться с только что поднявшейся из воды Аои… Рисуя в воображении как можно более красочные и бодрящие картины, он поднатужился и выпустил понемногу газы, накопившиеся в желудке. Тотчас от распространившейся вони проснулись ребенок и женщина. Мицуру удрученно заперся в туалете. К сожалению, первый шаг к светлой мечте над унитазом оказался шагом на месте. Вероятно, кроме всего прочего, запор усугублялся недостатком движения. На душе стало еще гаже. Очевидно, одно только выпускание газов ничего не даст. Давление в желудке от этого возрастает, того гляди, не останется прохода для газов. Все что угодно, только не смерть от запора!

Когда Мицуру вышел из туалета, женщина и ребенок уже вылезли из постели и, стоя, смотрели на него с улыбками на лицах.

– Ну же, присядьте. – Мицуру предложил им стулья, а сам опустился на кровать. – Я не успел спросить, как вас зовут.

Он сказал это по-японски, но они ничего не поняли. Женщина достала из своей дорожной сумки бумагу и карандаш и написала по-китайски: «Как вы себя чувствуете?» Мицуру в ответ написал одно слово: «Запор». Женщина написала: «Ложитесь». Мицуру, ничего не подозревая, лег, и в ту же минуту женщина внезапно ткнула ему пальцем в промежность, возле заднего прохода. Мицуру инстинктивно сжался. «Это еще что такое!» – возмутился он. Женщина начала оправдываться, застенчиво улыбаясь, но смысла он не понял. Мицуру нацарапал: «Проститутка не требуется. До свидания». Женщина перечеркнула его строки карандашом, приписала: «Я не проститутка», – и отвернулась. Она, по-видимому, не собиралась уходить, поэтому он попробовал по-английски спросить, как ее зовут и что она здесь делает. Женщина, перестав сердиться, написала: «Го Янь-янь». Он понял, что это ее имя. Ребенка звали Сяо-мань. Ни с помощью английского, ни с помощью карандаша не удалось узнать, почему она находится здесь и что намерена делать. Как он ни складывал на бумажке иероглифы, она не понимала, о чем он толкует. Попытался объясниться на языке жестов, но и это ни к чему не привело. Только услышав, как ребенок обращается к ней «Ma!», догадался, что она его мать, после чего его напряжение немного ослабло. Но его по-прежнему смущала эта странная парочка: мать, тыкающая незнакомому мужчине в пах, и молча наблюдающий сынок.

Мицуру написал: «Где отец?» – и показал малышу. Тот, склонив голову набок, вывел: «Папа умер». К этому Яньянь приписала: «Муж умер насильственной смертью», – во всяком случае, так он истолковал ее иероглифы. Он не решился спросить, кем был ее муж и почему умер.

Разговор прервался. Яньянь шепнула что-то на ухо сыну и подтолкнула его к выходу. «Куда он идет?» – спросил Мицуру. Женщина написала: «Сяомань пошел искать женщину, больную лунатизмом». Очевидно, они собирались помочь ему отыскать Аои. Мицуру поблагодарил, сказав: «Се-се», и проводил мальчика до дверей. Он хотел выйти вместе с ним в коридор, но Яньянь его остановила. Он послушно ей подчинился. Харуо сказал, что с наступлением ночи гвардейцы начнут охоту на заложников. Чтобы убить время? Чтобы разрядить избыток энергии? Стать орудием для разминки застоявшихся в бездействии гвардейцев, нет уж, спасибо. Ему стало ужасно жалко Вельветмена, который, ничего не подозревая, мог легко стать жертвой жестокого избиения. В условиях этого балагана под названием «военное положение» можно только позавидовать детям, которые свободно снуют по всему кораблю.

Так-то оно так, но не подвергается ли опасности и Аои, блуждая одна по ночам? Что, если ее схватят озверевшие гвардейцы и изнасилуют? Харуо сказал, что Аои стала наложницей Брюса Ли. Если этот человек с шутовским именем и есть закулисный руководитель, Аои находится в безопасности? Нет, еще неизвестно, что ей угрожает от самого этого закулисного махинатора. Примерно через час Сяомань вернулся. Он доложил матери о результатах, и она написала его слова на бумажке. Мицуру понял, что тот повсюду искал Аои в толпе, но не нашел.

Кара запором продолжалась.

Яньянь предложила Мицуру чай и печенье. Когда их глаза встречались, она едва заметно улыбалась, стараясь его не обидеть. Время от времени она, запинаясь, робко заговаривала с Мицуру, ласково бранила балованного сына, точно у себя дома. Как-то само собой Мицуру превратился в гостя, приглашенного к чужому семейному очагу.

У Сяоманя слипались глаза. Понукаемый матерью, он торжественно сказал Мицуру: «Вань-ань»,[28] и забрался в постель. Яньянь, повернувшись спиной к Мицуру, начала переодеваться. Уставившись на откинувшуюся назад плотную спину, он захотел прижаться щекой к ее гладкой белизне. Женщина, точно почувствовав его взгляд, медленно повернулась. Мицуру поспешно опустил глаза, смущенно почесывая лоб. Решив, что уже можно, он поднял голову, но она, полураздетая, все еще смотрела в его сторону, прикрывая руками груди. Не зная, куда девать глаза, он бросился на кровать и зарылся лицом в подушку.

Спустя несколько часов в коридоре внезапно послышался шум, и Мицуру проснулся. Яньянь как раз собиралась выйти из каюты. Качка продолжалась, но двигатель не работал. Взглянул в иллюминатор, но там не было ничего, кроме моря, блестевшего, как чешуя, при свете луны и бортовых огней.