Самэсу напряженно слушал, стараясь не пропустить ни одного слова. Мисима положил письмо капитана на стол.

– Что касается меня, – сказал он, – считаю, что смерть капитана не должна остаться бунтом одиночки.

Моряки молчали, но явно были на его стороне. Только никто не знал, что конкретно следует предпринять.

– Это ужасно! Уйти так рано, в одиночестве. Я знал его больше двадцати лет! – Старший машинист Такэути положил руку на покойного, с трудом сдерживая слезы.

– Пока еще не поздно, необходимо что-то сделать, чтобы этот подвиг не был напрасным.

Эконом также был к чему-то готов. Но к чему именно, он и сам не понимал. Ясно, что надо самоотверженно бороться с создавшимся положением, но столь же очевидно, что всякого, кто открыто выступит против Брюса Ли, неизбежно ждет «смерть героя». Никто из моряков не желал по второму кругу, вслед за капитаном, умереть смертью храбрых. Все молча переминались с ноги на ногу. И вдруг потекло тонким ручейком от матроса к матросу:

– Мы этого так не оставим!

– Смерть капитана не будет напрасной! – точно клятва…

Внезапно Самэсу почувствовал, что все взгляды устремились на него. Над ним нависло гнетущее молчание, вынуждающее его поклясться вместе со всеми. Нет, у Мисимы взгляд был другой – холодно-презрительный. Он как будто бросал ему вызов, говоря – мы не дураки, чтобы выбалтывать свои истинные планы шпиону! Во время стоянки в Пусане Самэсу сидел один в каюте, сжимая руками голову. Пытаясь определиться, как поступить по совести, он неуклонно приходил к одному и тому же выводу. Никто не способен противостоять убежденности и закаленной в боях философии Брюса Ли, поэтому остается, стараясь никого не обидеть, ждать, когда тот созреет до того, чтобы объявить всем своим врагам амнистию. Какой постыдный вывод! Как пишет капитан в своем завещании – члены экипажа, отсиживаясь в безопасности, выжидают, когда гордый герой свернет себе шею. Самэсу решил, что только одна тактика может увенчаться успехом – не высовываться, втереться в доверие к Брюсу Ли и нащупать его слабое место, чтобы позже этим воспользоваться. Лично у него, во всяком случае, нет другого выхода, кроме как по-прежнему проводить свои дни в праздности. Брюс Ли наверняка бы над ним посмеялся. Пусть смеется сколько влезет. От смеха его не убудет. Пусть, если угодно, считает его безвольным японским паразитом!..

«Мироку-мару» с мертвым капитаном на борту вышел из порта после полудня. И.о. капитана Мисима прикрепил на стене в рубке между портретами Мао Цзэдуна и Брюса Ли календарь с голыми красотками, подарок нефтяной компании, таким образом выразив свою решимость к сопротивлению, и взял курс на следующий пункт назначения – Владивосток. Похороны капитана Нанасэ состоялись в районе подводной возвышенности Ямато.

– Надо позвать Брюса Ли, пусть тоже поучаствует, – сказал Мисима.

Делать нечего, Самэсу, волоча мигом отяжелевшие ноги, поплелся в каюту Брюса Ли.

Брюс Ли дремал, положив голову на колени Аои. Он проиграл в кости «профессору» и, по условию, должен был ее отпустить, но в какой-то момент она вновь вернулась к нему. Она не говорит по-английски, Брюс Ли не говорит по-японски. Остается только гадать, как они находят взаимопонимание, но явно спелись. Небось спариваются в каждую свободную минуту. Брюс Ли дремал с видом совершенной беззащитности. Самэсу кашлянул. Тот, не раскрывая глаз, спросил:

– Что еще? – И, услышав о предстоящих похоронах, пробормотал: – Капитан Нанасэ умер, потому что хотел умереть. У меня не было ни малейшего желания участвовать в этом идиотизме – ставить на кон свою жизнь. Я хочу жить красиво. А он, чтоб только меня уесть, повесился чуть ли не на моих глазах. Я позвал гвардейцев, надеясь его спасти, но было уже поздно. Не думал, что он действительно покончит с собой. Я встретил на этом корабле всего двух человек, заслуживающих уважения, и капитан один из них. Второй – корейский поэт. Он, как и я, понимает горькую правду жизни. А капитан поторопился мне назло наложить на себя руки. Пусть бы по случаю его самоубийства поднялся «божественный ветер»!

– Но если б не подфартило, пришлось бы умереть вам.

– Исключено. Я неизбежно побеждаю всякий раз, когда победа мне необходима. Если проигрыш ничем не грозит, совсем другая игра!

– Вы сжульничали? – воскликнул Самэсу.

Слова Брюса Ли привели его в такое негодование, что он едва не набросился на него с кулаками. Он не мог смириться с мыслью, что капитан, рисковавший в этой решающей игре жизнью, стал жертвой мошенничества!

– Я прибегаю к шулерским приемам с соответствующим противником. Но в тот раз была серьезная игра. Я победил, но победа далась мне нелегко, давно я не испытывал такого азарта.

– Какая вам выгода от смерти капитана?

– Никакой. Но если хочешь знать, после той леденящей душу игры я как будто воскрес. Капитан умер, а я воскрес. За это я должен сказать ему спасибо. Но если учесть, что в этой игре я истратил часть своего везения впустую, моя прибыль равна нулю.

– Далее смерть человека вы вписываете в свой приходно-расходный баланс?

– Да, это моя дань уважения умершему.

В ужасе Самэсу попятился, но сумел собраться с духом и выпалил:

– Зная, с какими мыслями умер капитан, я не могу вас простить!

– Ха, ты знаешь мысли капитана? Хочешь отомстить его врагу? Вызвать меня на игру, поставив на свою жизнь? Что ты, трус, несешь!

Самэсу, стиснув зубы, посмотрел в глаза Брюсу Ли и увидел в них издевку. Усевшись на кровати, обняв Аои за плечи, Брюс Ли спросил у нее:

– Позволишь мне еще раз сыграть?

Поняла ли Аои его слова, или ей было все равно, но только она ласково улыбнулась и приникла пухлыми губами к его затылку.

– Смерть капитана не была позорной. Он своими руками уничтожил свою жизнь. А ведь я просил его не умирать. Я так и сказал ему: «Если не хочешь умирать, тебя никто не заставляет». От его смерти мне никакой выгоды. Капитан пресытился своей жизнью, вот и все. Нет людей, свободных от дьявольских искушений. Меня дьявол искушает каждый день. Случилось так, что наши жребии пересеклись. В результате мы возложили друг на друга вину. Кто бы из нас ни выиграл, кто бы ни проиграл, для обоих это было поражением. Тот, кто проиграл, получает возможность одним махом покончить со всем своим прошлым существованием, а выигравший вынужден и дальше тянуть лямку своей опостылевшей жизни. Никто посторонний не смеет судить, кто из нас двоих счастливчик. Это был поединок между мной и капитаном. Так что не суй нос в чужие дела!

– Значит, вы тоже искали смерти?

Брюс Ли вздохнул и заорал по-японски:

– Идиот! И ты, и этот интеллигентишка настоящие идиоты. В последний раз даю тебе урок. Слушай. Когда играешь, нельзя думать ни о чем, кроме победы. Тот, кого, подобно тебе, беспокоит, что будет в случае проигрыша, неизбежно проигрывает. О том, что делать после поражения, думай после того, как проиграл. Когда смерть неизбежна, голова работает по-другому. Я много раз избегал неминуемой смерти. Я уже видел труп, которым должен стать через несколько секунд. Но, как видишь, жив до сих пор. За эти несколько секунд я успевал собирать всю свою волю в кулак и наносил удар. Как правило, он бил в самую точку, поэтому я остался жив. Я не загадываю на будущее. Будущее ежесекундно меняется. Как моряк ты должен это знать. На море никакой предварительный расчет не оправдывается. Находясь в рубке, ты не отрываясь глядишь по направлению движения судна. Уж верно, не потому, что у тебя встает на море. Ты глядишь потому, что не знаешь, что произойдет в следующий момент.

У Самэсу в голове поднялась буря. Слова, которыми его пригвождал Брюс Ли, мучили его и обольщали, лишая возможности сопротивления. Самэсу стоял, оцепенев, когда Брюс Ли достал из холодильника «Смит-Вессон» и со всей силы крутанул барабан.

– Мне плевать на смерть.

При звуке вращающегося барабана Аои, которая до сих пор валялась на кровати, вскочила на ноги, точно резиновая кукла, которую наполнили воздухом, и с предвкушением следила за пальцами Брюса Ли. Если это шутка, глаза Брюса Ли должны смеяться. Самэсу боязливо заглянул ему в глаза.