— Ну, понимаешь, у меня не исчезает такое чувство, что с ним все будет в порядке. Может, на меня так действует 5-ТОМ, но каждый раз, когда я задумываюсь о том, что я буду делать, если он не выйдет из этого состояния, какой-то тоненький голос внутри меня говорит, что не надо волноваться. Мне говорят, что нужно просто сохранять терпение, он очень скоро оправится. Так что я решила поверить этому голосу и накрыть настал. Хорошая еда может только улучшить настроение. К тому же, как только Джордж начнет возвращаться оттуда, куда он попал, он почувствует голод, не так ли?»

— Уж в этом мы можем быть уверены!

Я вышла на улицу, захватив свои сигареты и стакан воды. Я предупредила Рут, что какое-то время посижу под киви, на случай, если ей за чем-то понадоблюсь.

Через час, когда Ли сидела рядом с Джорджем наверху, все остальные уселись за обеденный стол, наслаждаясь вкусом и запахами еды и благодаря за вкусную пищу и хороших друзей. Мысленно мы все тянули Джорджа назад.

Мы уже приступили к десерту и уже разрезался легендарный пирог с маком, который испекла Рут, как Дэвид, чья очередь пришла дежурить в кабинете, сбежал по ступенькам и сказал нам: «У меня такое чувство, что Джорджу становится лучше. Я почти уверен, что что-то меняется. Его взгляд стал более сосредоточенным, и я думаю, что, возможно, он узнал меня. Почему бы нам снова не попробовать уговорить его сойти по лестнице и посмотреть, что получится?»

Через пятнадцать минут Джордж спустился вниз. Его усадили в любимое кресло в гостиной. Он начал вспоминать английский. Ли принесла ему кусочек свежего дрожжевого хлеба с маслом и сыром. Рут сидела рядом с ним, кормя его с ложечки супом. Его лицо было счастливым, а глаза, похоже, стали нормально видеть. У меня было такое ощущение, что какая-то часть его души все еще привязана к тому месту, где он был, но эта связь ослабевает. Он определенно возвращался назад.

Первая фраза, выговоренная Джорджем, звучала так: «Что за дела! Почему меня кормят, как ребенка?»

Рут со смехом протянула ему ложку, и он доел суп без ее помощи. Потом он откинулся в кресле, благодарно рыгнул, и обвел взглядом комнату, задержавшись на наших лицах. Мы внимательно наблюдали за каждым его движением и улыбались ему. Он улыбнулся нам в ответ.

— Оно уходит, — пожаловался он. — Я был в удивительнейшем месте. Там много всего происходило, но теперь я теряю это. Я не хочу забывать об этом. Я должен рассказать вам все, что запомнил, пока это не исчезло из моей памяти.

Мы сгрудились вокруг Джорджа, рассевшись на креслах и на полу. Он медленно говорил, стараясь запомнить увиденные образы:

— Я помню море. Я находился на длинном, изогнутом пляже. Над ним ярко голубело небо. Это было прекрасно. Я помню, что видел нечто похожее на полосы светового спектра. Какое-то время я думал, что они отражали мои энергетические уровни, но теперь мне кажется, что при помощи этих горизонтальных линий мой разум пытался придать тому, что происходило со мной, знакомый и узнаваемый вид.

В конце концов, я увидел какие-то картины, но они были жутко искажены, похожи на рисунки Пикассо в стиле кубизма, причем яркого и очень странного цвета. Там были цвета, которые я видел впервые, но теперь мне трудно их вспомнить. Почему я так быстро их забываю?

Мы стали убеждать его рассказать нам как можно больше, пока амнезия не наступила окончательно, и Джордж сказал:

— Я знаю, что я совсем не боялся. Все было добрым ко мне. Когда я начал приходить в себя, я понял, что пережил нечто удивительное, но я не был готов к тому, чтобы оно стало исчезать с такой скоростью!

— Тебе хотелось бы принять этот препарат снова? — спросил Шура.

Джордж, не колеблясь, ответил: «Да, конечно, я бы принял его еще раз, но чтобы доза была поменьше». Мы разразились хохотом.

— Я задал этот вопрос не случайно, — пояснил Шура. — Важно было отследить твою спонтанную реакцию на возможность повторения этого опыта, поэтому я спросил тебя, пока ты еще не отошел, так сказать.

— Конечно, я согласен на повторение, — широко улыбнулся Джордж. — Это был уникальный, фантастический опыт, и уверяю вас, я буду тосковать по этому пляжу, как по родному дому. Это было самое красивое, самое приятное место из всех, где я когда-либо в своей жизни бывал, хотя я и не могу объяснить вам почему.

Потом мы снова все собрались за столом, чтобы спеть «Happy Birthday» и посмотреть, как именинник разворачивает маленькие шутливые подарки и читает поздравительные открытки. После этого Шура обошел всех нас и выслушал наши комментарии об эксперименте.

— Сожалею, но должен сказать, что мне он не подошел, — признался Тео. — Еда помогла моему желудку, но даже сейчас я себя не очень хорошо чувствую. Если бы что-нибудь захватывающее происходило у меня в голове, чтобы компенсировать физический дискомфорт, все было бы по-другому. Но ничего такого не случилось.

Я повторила то, что говорила раньше насчет свинцового плаща у меня на плечах, и сказала, что мне тоже жаль, но я вынуждена сказать, что этот наркотик не для меня. Я добавила, что, возможно, не буду участвовать в будущих испытаниях препарата, хотя его название мне нравиться не перестало.

«Я чувствую себя почти что виноватой, — сказала Эмма, — потому что я так хорошо провела время. Но я действительно хорошо его провела! Мне понравилось!»

Мы стали ее успокаивать, сказали, что все в порядке и не надо извиняться, а Дэвид заключил: «В конце концов, ну хоть кто-нибудь должен же был получить удовольствие от этого бедного препарата!»

— Впрочем, — добавила Эмма, — я соглашусь с одной вещью, которую сказали Тео и Элис. На самом деле он не давал какого-то большого удовольствия. Он действовал очень расслабляюще, и я чувствовала себя ужасно жизнерадостной, но больше ничего и не происходило. Не было таких насыщенных и богатых переживаний, которые дают мои любимые препараты.

Заговорила Рут. Ее стул стоял так близко к креслу мужа, насколько это было возможно. «Для меня в этом эксперименте есть один очень положительный момент, о котором я должна сказать. Все это время, пока Джордж оставался наверху и был не в порядке — хотя догадываюсь, что он не думал, что с ним случилось что-то плохое, зато все мы так подумали! — как бы там ни было, все это время я не чувствовала страха. Я знаю, что должна бы испугаться за Джорджа, но у меня было очень сильное ощущение, о котором я сказала Элис, ощущение того, что все закончится хорошо. Какой-то голосок велел мне не беспокоиться, поэтому я просто хлопотала на кухне и перестала трепать себе нервы, хотите верьте, хотите нет!»

Шура потянулся, чтобы пожать Рут руку, и мягко сказал: «Я готовился к тому, что ты будешь очень на меня злиться, малышка. Я с большим облегчением услышал, что ты не держишь на меня зла из-за того, что твой муж внезапно ушел куда-то погулять, а всему виной был один из моих наркотиков. Я бы понял, если бы ты прокляла меня и послала бы всю мою работу к чертовой матери!»

— …не дал мне запаниковать, — пожала плечами Рут. — Все-таки я не могла до конца избавиться от мысли, что Джордж мог никогда не выйти из этого состояния, вы понимаете…

— В какой-то момент эта мысль тоже пришла мне в голову», — признался Бен, и Шура согласился с ним, придав своему лицу горестное выражение.

— …И в этот момент я и получила это сообщение о том, что с Джорджем будет все нормально, — продолжила Рут. — Что же касается остальных моих переживаний, если отвлечься от беспокойства за мужа…

Ее перебил Дэвид, с усмешкой припомнивший старую шутку: «А кроме этого, миссис Линкольн, как вы находите эту пьесу?»[71]

«Да, точно, — хихикнула Рут. — Ну, на самом деле в остальном пьеса была не так уж плоха, хотя и я не следила за своим состоянием после того, как Джордж ушел наверх. Думаю, в течение первого часа я была очень неспокойна, меня как будто трясло — другого слова подобрать не могу, но больше ничего интересного, о чем можно было бы рассказать, со мной не случилось».