Миссис Джакоби, накрывавшая к завтраку изящный лакированный столик, удивленно поздоровалась с нами. Лакей, стоявший сзади, напрасно предлагал Виктору снять пальто — тот его не слышал. Из вежливости женщина предложила нам располагаться, но тут Виктор, который все еще стоял в дверях, выкрикнул:

— Миссис Джакоби! Что означает это ваше письмо? Понимаете ли вы, что делаете? Я не допущу, чтобы мои занятия с мисс Клементи были прерваны!

Женщина, исключительно для того, чтобы сдержать гнев, прозвучавший в его голосе, спокойно ответила:

— Мистер Франкенштейн, я написала вам по одной лишь простой причине: мисс Клементи дала мне понять, что она не хочет долее продолжать свои визиты к вам. Она не считает, что ваши занятия ей помогают, а в ваших манерах она не видит проявления сочувствия.

— Как можете вы такое говорить? — потребовал ответа Виктор. — Вы вкладываете в ее уста свои слова, потому что она нема. Я должен немедленно ее увидеть!

— Она в своей комнате, — ответила ему миссис Джакоби.

— Тогда я буду ждать здесь, пока она не спустится! — заявил Виктор и сел у стола.

Я сильно пожалел о том, что не предотвратил этот визит на Рассел-сквер. Я полагал, что приезд сюда подействует на моего друга успокаивающе, но оказалось все наоборот. Трудно было предположить, что он станет вести себя столь грубо и дерзко. Мне начинало казаться, будто рядом со мной вовсе не Виктор, а совершенно другой, незнакомый мне человек. Я предложил ему уйти, с тем чтобы потом выбрать более удачный момент для посещения Марии.

Миссис Джакоби посмотрела на меня с насмешкой и презрением, так как Виктор тотчас же ответил:

— Нет. Вопрос этот должен быть решен сейчас же.

После этих слов миссис Джакоби уже не могла сдержать свой гнев.

— Здесь никто никому ничего не должен, мистер Франкенштейн. Мисс Клементи не желает продолжать встречи с вами. Я по ее просьбе написала вам об этом. Вы же приходите сюда без приглашения в столь ранний час, усаживаетесь и говорите, что собираетесь ждать ее, хотя об этом вас никто не просит! Я должна признать, что нахожу ваше поведение неслыханно дерзким, мистер Франкенштейн! Мисс Клементи — молодая женщина, у нее нет семьи, и ее некому защитить. Единственным источником доходов Марии является ее собственный заработок. И она обеспечивает себя с помощью своего таланта, к которому ей необходимо относиться бережно. Душевное спокойствие очень для нее важно. Она сообщила вам о своем решении, и я прошу вас его уважать.

— Ясное дело, вы хотите изолировать ее от людей, — сказал на это Виктор. — Вы наживаетесь на ее таланте и, конечно же, не желаете ее отпускать. Если мисс Клементи обретет голос и начнет общаться с людьми на равных, то для вас это станет настоящим несчастьем. Я должен ее увидеть и узнать у нее самой, чего она хочет на самом деле!

То, что говорил Виктор, было возмутительно. Я открыл было рот, собираясь призвать его к порядку, но миссис Джакоби меня опередила и справилась с этой задачей как нельзя лучше.

— Кажется, вы не отдаете себе отчета в том, что говорите, мистер Франкенштейн, и мне остается только надеяться, что это состояние у вас скоро пройдет. Однако пока этого не произошло, я не желаю видеть вас в этом доме, а потому очень прошу вас сейчас же уйти.

И в этот самый момент появилась Мария. Свежая, как само утро, одетая в простое домашнее платьице бледно-желтого цвета, молодая женщина вошла в комнату с очаровательной улыбкой, говорившей о том, что она и не подозревает о той напряженной ситуации, которая здесь сложилась.

При ее появлении миссис Джакоби, опередив Виктора, который хотел сразу же заговорить со своей подопечной, мягким голосом произнесла:

— Мария, дорогая, мистер Франкенштейн пришел сюда, чтобы убедиться в истинности моих слов. Подтверди, пожалуйста, что ты действительно намерена прекратить занятия с ним. Можешь ли ты каким угодно способом дать ему понять, что решение твое твердое и что принято оно тобой самостоятельно?

Но Мария ничего не показала. Она лишь стояла на месте и, не отрываясь, с нежной улыбкой смотрела на Виктора. Он же, очень бледный, неподвижно стоял на месте и, не сводя с нее глаз, ждал ответа.

— Мария, — повторила миссис Джакоби, — пожалуйста, дай мистеру Франкенштейну понять, каково принятое тобою решение.

Во время этой сцены я услышал, как хлопнула внизу входная дверь и в холле раздались чьи-то шаги. Затем дверь отворилась, и в гостиную вошел мужчина столь отвратительной наружности, что трудно себе вообразить, — таких нечасто встретишь. Говорят, о людях нельзя судить по их внешности, однако на этого человека достаточно бросить один взгляд, чтобы понять, каков он. Разодет он был с ног до головы по последней моде. Но брюки его казались слишком узкими, ботинки чрезмерно блестели, а черная шляпа, которую держал он в руке, была слишком высокой. Лицо у него было удлиненное, с землистым оттенком, а волосы на голове завиты и густо напомажены. Его безразличные темные глаза, казалось, говорили: «Слишком часто мы любовались рассветом и устали от бессонных ночей». Он застыл в дверях, словно позировал для портрета, демонстрируя при этом в улыбке слишком уж белые зубы. Это был Габриэль Мортимер, импресарио Марии, — щеголь, денди и негодяй.

Вошедший тем временем холодно посмотрел на меня и на Виктора. Миссис Джакоби представила нас друг другу.

При этом она умолчала о причине нашего прихода. Мортимер кивнул нам и обратился, к миссис Джакоби:

— Я пришел с информацией о «Мести Геры» маэстро Валли. Композитор хочет поменять местами три сцены, а убедить его оставить все как есть просто невозможно.

Виктор, не обращая никакого внимания на слова Мортимера, обратился к певице:

— Мария, пожалуйста, приходите ко мне на следующей неделе. Заклинаю вас, ради вашего же собственно го блага, сделайте так, как я говорю!

И молодая женщина… согласно кивнула!

— Мария! — с упреком воскликнула миссис Джакоби.

Неужели предположения Виктора оказались правдой и пожилая женщина действительно старалась не допустить контакта немой певицы с человеком, который мог помочь той избавиться от мучительного недуга?

— Слава Богу! — воскликнул Виктор. — Воистину слава!

Мария только улыбалась.

После этого Виктор холодно попрощался с миссис Джакоби, на ходу кивнул Мортимеру и вышел из комнаты. Я также попрощался с импресарио и с миссис Джакоби, которая проводила меня до двери и негромко спросила:

— Вы будете у мистера Франкенштейна, когда Мария придет к нему в следующий раз?

Я ответил, что надеюсь присутствовать на этом занятии.

— Постарайтесь, — сказала она. — Я буду очень благодарна, если вы придете.

Неуверенный в том, как все сложится, я все-таки решил сделать все возможное, чтобы выполнить ее просьбу. Однако уже на улице, присоединившись к Франкенштейну, я подумал о том, что мне на самом деле совершенно непонятна роль, которую вдова капитана Джакоби играет во всей этой истории. Виктор так и не сказал мне ни слова, даже когда мы расставались около его дома, — так он был переполнен восторгом по поводу того, что Мария согласилась продолжить занятия.

Я же тем временем оставался в полном недоумении. Неужели миссис Джакоби оказалась злодеем в юбке, который стремится контролировать поведение Марии, руководствуясь соображениями собственной выгоды? Или это Мария сначала по какой-то причине дала ей понять, что хочет прекратить занятия с Виктором, а потом просто передумала? Какую роль во всем происходящем играет этот отвратительный Габриэль Мортимер? И если миссис Джакоби и в самом деле злоумышленница, а с ней и Мортимер (насчет него как раз сомневаться не приходится), то в каком же тогда ужасном положении оказалась Мария! Я подумал о том, что молодой женщине, вынужденной часто находиться в обществе этого отвратительного типа, удалось сохранить чистоту и невинность только по той причине, что она с ним никогда не разговаривала.

На пути к своей квартире я размышлял и еще об одном странном обстоятельстве. Сейчас не кривя душой я могу назвать себя добродетельным мужчиной, но вовсе не потому, что силы мои уже не те: даже в те времена, о которых идет рассказ, я не позволял себе легких отношений с женщинами. Фактически я сам для себя решил, что, не дожидаясь той поры, пока горячность молодости перейдет у меня в холостяцкое безразличие, я сделаю все от меня зависящее, чтобы устроить свою жизнь. Я не знаю ничего более отталкивающего, чем вид престарелого господина, который, вместо того чтобы заниматься своим делом и сидеть у собственного очага, как ему и подобает по возрасту, все еще волочится за женщинами. Конечно, я не забыл, как сам частенько в былые времена разыгрывал одну и ту же старую сценку, когда, спустившись на цыпочках из спаленки с ботинками в руках, я затем, открыв входную дверь, делал вид, будто только что пришел с улицы, и специально громко ее захлопывал. А после этого — ботинки уже на ногах! — входя в гостиную с видом самым что ни на есть невиннейшим, я расплывался в широкой улыбке, будто вовсе не я в этом самом доме только что провел ночь наверху, в спаленке Полли Перкинс.