— Да черт его знает, — отозвался Лукич, готовя себе на лавке постель. — Только я так думаю, Захарушка: сохраним овец — спасибо люди скажут. А что подумают в нашем правлении, меня нынче не очень тревожит.
26
Ответ из Степной пришел быстрее, чем ожидала Таня. После утреннего обхода в палату вошла дежурная медсестра и, загадочно улыбаясь, спросила от двери:
— Кому сегодня снился приятный сон? Никто не ответил, и только Таня, заметив на себе ее взгляд, поднялась с койки.
— А что? — с волнением спросила она.
— Сердце подсказало? — засмеялась медсестра, доставая из кармана халата письмо. — Бери, Танюша, тебе.
Таня взяла письмо и, глянув на него, погрустнела: адрес был написан незнакомым почерком. Ее вдруг охватила непонятная тревога. Она отошла к окну, осторожно надорвала конверт и вытащила небольшой листок.
«Ты уж прости меня, Таня, за любопытство, — читала она. — Думаю, ждать будешь ответа, вот и решила сама написать тебе. Миши дома нету, зимует он со скотом в селе Бобровском. Сказывал на днях Иван Егорыч Курганов, что будут их возвращать в станицу. Скорее бы только! Ты спрашиваешь про бабушку Степаниду. Померла она под Новый год. В ее доме живут какие-то приезжие. А Василек с той поры, как сбежал от наших, где-то пропадал. А теперь объявился. Бабушка его говорит, что работает он будто бы на заводе… Выздоравливай, доченька…»
Дочитав письмо, Таня тяжело вздохнула и посмотрела в окно.
День уже не был таким солнечным и ярким, как полчаса назад. Снег сквозь навернувшиеся слезы казался рыхлым, подтаявшим.
«А тетя Лиза не догадалась, зачем я написала письмо, — беспокойно думала Таня, глядя на порхающих по веткам клена воробьев. — Выздоравливай, говорит, доченька…»
Таня вышла из палаты и стала ходить по длинному больничному коридору. Возле двери ординаторской ее встретила санитарка тетя Дуся.
— Какая ты нынче скучная, Танюшка! — удивилась она.
Таня как-то неопределенно пожала плечами и грустно посмотрела на нее, даже не поняв, о чем она говорит.
— Ты что так закручинилась? — тетя Дуся взяла Таню за подбородок и глянула ей в глаза. — Или случилось что?
И Таня, с трудом сдерживаясь, чтобы не заплакать, рассказала ей о себе, о том, как она попала в этот незнакомый город, о письме, полученном сегодня из Степной. Тетя Дуся вздыхала, охала, сочувственно покачивала головой, потом как-то виновато проговорила:
— Взяла бы я тебя, да ведь четверо у меня ребятишек-то. Один меньше другого. А вот через три двора от меня живет одинокая женщина, муж и сыновья у нее на фронте. Поговорю с ней, может, поселишься. Хлебную карточку тебе дадут, а там видно будет.
Таня обрадовалась, схватила санитарку за руку и, крепко стиснув ее, заговорила:
— Пожалуйста, скажите ей… Я буду помогать… Поступлю на работу…
— Успокойся, свет не без добрых людей, — тетя Дуся ласково потрепала волосы девушки.
После этого разговора Таня немного успокоилась и вернулась в палату. Она хотела прилечь на койку, но в дверях снова появилась тетя Дуся и поманила ее пальцем. Таня вышла. Показывая на ширму в конце коридора, санитарка сказала:
— Пришел этот… парнишка, ждет тебя. — Она наклонилась к самому уху Тани и прошептала: — Нравишься ты ему, Танюшка.
— Что вы, тетя Дуся, — Таня покраснела до самых ушей. — Мы с ним из одной станицы.
— Не говори, милая, я все понимаю. Встретившись с Таней за ширмой, Василек взглянул в ее лицо, забеспокоился:
— Ты сегодня бледная. — Он подвинулся, уступая ей место на потертом диване. — Опять стало плохо?
— Я получила письмо из станицы, — ответила Таня, присаживаясь рядом. — Бабушка Степанида умерла. Мне теперь и ехать-то некуда.
— У нас будешь жить, — сразу же нашелся Василек. — Хочешь, я завтра напишу бабушке, что мы приедем?
— Что ты! — Таня решительно закачала головой. — Зачем? Я не буду у вас жить.
Ее слова сбили Василька с толку. Он почему-то был уверен, что Таня в ее теперешнем положении с благодарностью примет его предложение. Потупившись, он минуту-другую неподвижно смотрел на зыбкий солнечный зайчик на полу и думал: «От ребят ей будет неудобно. Да и мне прохода не дадут. Особенно Мишка, он еще тогда косился на меня. А что, если…»
Василек поднял глаза и бойко заговорил:
— Тогда давай к нам на завод, а? Там много девчат работает. Найдут и тебе легкое дело. Можно от врачей справку взять.
— Зачем?
— Трудно тебе будет. А в цехе тепло, чисто.
— Я вчера прочитала в газете, как один летчик остался без ноги, выписался из госпиталя и снова стал летать. Здорово написано! Как он доказывал, что может летать! — Глаза Тани засветились как-то особенно. — А вот я смогла бы работать на станке?
Василек неопределенно пожал плечами.
Она вспомнила, что никогда в своей жизни не бывала в заводском цехе, вдруг притихла и пожаловалась:
— Как надоело лежать, скорее бы выписывали!
— Значит, еще нельзя, если не выписывают. А кому ты писала письмо в Степную?
— Озеровым, — немного смущенно ответила Таня. — А что?
— Так, — Василек нахмурился и обиженно подумал: «Родня какая она им… Мишке писала, вот и все».
— Да, — вспомнила вдруг Таня, — а наши со скотом не вернулись в Степную, в Бобровском они сейчас. А ты вот сбежал от них.
— Знаешь же, почему я приехал, — он поднял на Таню беспокойно поблескивающие глаза. — Ты ничего не ответила на мою записку, помнишь, я оставлял тебе?
— Не нужно об этом…
Василек поднялся и, не прощаясь, ушел.
* * *
Возвратившись домой, он прилег на койку и, вспоминая разговор с Таней, смотрел неподвижным взглядом на аляповатую картину, висевшую на стене в тяжелой деревянной рамке. Какой-то доморощенный художник изобразил на ней влюбленного юношу с букетом цветов, опустившегося на колено перед девушкой. Она сидела на берегу озера и кормила из рук лебедя. «Тоже мне — нарисовал: лебедь больше человека, да и похож-то на старого гусака, — раздраженно думал Василек. — Не художник, а мазила».
Степка, незаметно наблюдая за Васильком, с нарочитой участливостью спросил:
— А разве ты не ходил сегодня в больницу? & то ведь темнеет, не пропустят тебя к ней.
Отмахнувшись от него, как от назойливой муки, Василек повернулся к стенке.
— Поссорился? — донимал его Степка. — Признайся.
— А тебе какое дело? — буркнул Василек.
— Да за тебя обидно: сколько делал добра ей, и вот… Позабыт, позаброшен… — нараспев протянул Степка.
— Отстань! — сжав кулаки, Василек привстал с койки.
Степка всплеснул руками и, навалившись грудью на стол, захохотал так, что бабка Агафья выглянула из своей комнаты и недовольно покачала головой.
— Вот здорово! — продолжал с усмешкой Степка. — Оставила тебя с носом! Да я так и знал… Давно говорил тебе.
Глянув на часы, он стал одеваться. Василек даже не спросил, куда и зачем он идет, знал, что Степка вечерами ходит куда-то играть в карты, возвращается далеко за полночь.
…На этот раз он совсем не пришел домой. «Отбился, бродяга, от дома, — думал Василек, шагая утром на работу. — Подыскал себе компанию. Влипнет в какое-нибудь нехорошее дело…»
Не появился Степка и на заводе. Мастер ни с того ни с сего напустился на Василька за то, что Степка не вышел на работу.
— Да я тут при чем? — оправдывался Василек. — Не хожу я за ним по следам.
— Вот это и плохо, а еще товарищем называешься!
— Возьмите вы его себе, такого… товарища!
Мастер удивленно посмотрел на него…
День, как показалось Васильку, тянулся бесконечно долго. Наконец в воздухе поплыл протяжный заводской гудок: можно уходить.
Сложив кое-как инструмент, Василек попросил ребят сдать мастеру его ящики, а сам помчался к проходной. По улице не бежал — летел. Прохожие недоуменно смотрели ему вслед.
Бабки Агафьи дома не было, на дверях висел замок. Василек отыскал в условленном месте ключ, вошел в комнату и осмотрелся. Все как будто было на своих местах. Заглянул под Степкину кровать — чемодана там не оказалось. Василек еще раз осмотрел комнату и увидел на столе лист бумаги. Он схватил его, поднес к глазам:
