Отряхнув у порога пыль с рубашки, Захар Петрович хмуро посмотрел на сына. Федя сидел за столом с книжкой, заслонив головой чуть теплящуюся красноватым светом лампу.

— Чего уткнулся, глаза губишь? — сердито проворчал Захар Петрович и, глянув на плотно завешенные окна, приказал: — Выкрути-ка побольше фитиль, сидите, как в погребе.

— А тебе шить, что ли? — возразила жена, направляясь к печке, чтобы подать ужин. — Не шибко достанешь керосин, будем сидеть в потемках.

Захар Петрович отмахнулся от нее и загремел рукомойником.

Федя закрыл книгу, вылез из-за стола и прилег на койку. Наблюдая за отцом, догадывался, что он вернулся не в духе: случилось что-то.

Между тем Захар Петрович расчесал пальцами бороду, взялся за ложку. Мать присела рядом с ним и беспокойно спросила:

— Куда это с обеда Иван Егорыч поскакал? Туча тучей, чисто хворый. Ни на кого не смотрит.

— Ас чего ему бодрым быть? — Захар Петрович помешал горячий борщ. — Дела ерундовские подошли. Как бы нам не того. Немец наседает, к Трехостровской вышел. Завтра с утра хлеб отправлять будем. Обещали подослать какую-то колонну машин. Все брички под зерно поставим.

— А мы как же? — простонала жена. — Останемся, что ли?

— Пока еще никто не уезжает, — задумчиво ответил Захар Петрович.

Федя спросил:

— Батя, а правда, говорят, скот будут угонять?

— Ежели потребуется — погонят. Фашистам не оставим.

— Как будто не знает, а самого назначили старшим, — выпалил Федя. — А Лукич у тебя заместителем.

Отложив ложку, Захар Петрович поднял глаза на жену. Она в ответ лишь покачала головой.

— Сорока, что ль, на хвосте принесла? — попытался отшутиться Захар Петрович.

— Узнал, — загадочно улыбнулся Федя. — Мы все знаем. Возьми меня с собой.

— Тогда видно будет. Скажи своим друзьям, чтоб поменьше языком болтали, — строго сказал Захар Петрович и заковылял в горницу. — Ложись пораньше спать, завтра на току работы много.

Первой об угоне скота из станицы узнала Таня. Днем она случайно подслушала разговор Курганова с бригадиром полеводческой бригады. Председатель требовал срочно привести в порядок брички, фургоны, арбы, упряжь. При этом он сказал, что старшим по эвакуации скота будет Захар Петрович, его помощником — дед Лукич, а скотогонами — ребята-комсомольцы.

Через час об этой новости уже знали Миша, Василек и Федя.

— Я обязательно поеду, уговорю дядю Ваню, — заявила Таня.

Ее решение ребята одобрили и договорились ехать все вместе.

Спозаранку, когда в станице еще не улеглась петушиная перекличка, Василек помчался к Мише. Он потихоньку подошел к окну и постучал.

— Скорее, — торопил Василек. — Подводы вереницей пошли на ток. Видно, решили закончить с хлебом, а потом уж скот начнут отправлять.

— Я еще матери не говорил, что собираюсь ехать, — признался Миша.

— Я тоже бабке ни гугу.

Когда они подъехали к току, там уже вовсю работали. Колхозники прямо из вороха насыпали зерно в мешки и торопливо носили их в машины и подводы, а высыпав, бегом возвращались назад. К тем машинам и подводам, что стояли подальше от ворохов, выстроились живые цепочки: из рук в руки передавали ведра с зерном.

Миша увидел в одной из цепочек Таню. Заметил ее и Василек. Не обращая внимания друг на друга, они смотрели на нее до тех пор, пока Захар Петрович не крикнул:

— Куда вы, хлопцы, уставились? А ну-ка, подставляйте спины!

Они переглянулись и, не сговариваясь, молча пошли к группе колхозников, грузивших машины.

Осмотрев ток и поговорив с шоферами и возчиками, Курганов подошел к Захару Петровичу.

— За пару дней успеть бы выхватить хлеб, — озабоченно проговорил он. — Ночью опять звонили из райкома. Нажимают.

— Управимся, — пытался успокоить его Захар Петрович. — Видишь, как подается. Говоришь, нажимают?

— Еще как, — Курганов покачал головой. — Тревожно на фронте. Слышишь, гудит?

Неожиданно высоко в небе появился самолет. Тяжелый гул его насторожил людей. Затихли голоса, сразу же поредели цепочки. Одни, подняв головы, искали глазами самолет, другие поспешили отойти подальше к вырытым в стороне от тока щелям.

— Высматривает, — проговорил Курганов.

— Может, пусть нагруженные машины едут? — предложил Захар Петрович.

— Верно, чтоб не привлекать внимание, — согласился Курганов и, повернувшись к шоферам, собравшимся под навесом, крикнул: — У кого нагружено полностью, можно отправляться! Поживее, поживее!

А самолет уже удалился на восток. Люди стали возвращаться на свои места. На току осталось три машины и несколько подвод, остальные почти скрылись в ветловой чащобе рощи.

И тут все услышали сначала нарастающий гул, а потом увидели стремительно приближающийся на небольшой высоте самолет.

— В укрытие! — закричал что было силы Курганов.

На току все смешалось. Миша растерянно смотрел по сторонам, отыскивая Таню, и никак не мог увидеть ее. Люди, подгоняемые страхом, метались от одного укрытия к другому, падали, ползли на четвереньках. Какая-то женщина, пробегая мимо Миши, прошептала:

— Бог даст, пронесет его мимо.

А Лукич рысцой потрусил к стогу соломы и, как только подбежал, сразу же повалился на землю и сунул голову в стог.

— Чего же ты стоишь, как кукиш перед носом? — услышал Миша сердитый голос Захара Петровича. — Давай сюда!

Не надеясь успеть в укрытие, Захар Петрович отполз и прилег за врытой в землю деревянной бочкой с водой.

Миша подбежал и, зацепившись ногой за оглоблю, упал на Захара Петровича. В ту же минуту ухнули две бомбы. Миша успел увидеть черные султаны земли. Лошади, стоявшие под навесом, шарахнулись и, оборвав привязь, помчались к стогу соломы.

Разворачиваясь для очередного захода, фашистский летчик дал пулеметную очередь по опустевшему току. Дико заржала раненая лошадь. Повалившись на бок, она запуталась в постромках и яростно билась задними ногами о накатившуюся на нее бричку.

Миша поднял голову и увидел, как от самолета отделились две черные точки. С каждым мгновением они увеличивались, и ему казалось, что бомбы летят прямо на него. Прижимаясь к земле, Миша прошептал лежавшему рядом с ним Феде:

— Сейчас трахнет.

Взрывы последовали один за другим. Клубы пыли заволокли ток.

Потом наступила тишина. Самолет, набирая высоту, уходил на запад. И тут все услышали жалобный крик:

— Братцы, не вижу, ничего не вижу! Миша с Федей первыми подбежали к скорчившемуся на стерне шоферу.

Он лежал возле своей машины, закрыв лицо руками. Между пальцами ярко алела кровь. Кабина изрядно потрепанной машины в нескольких местах была пробита пулями.

Миша наклонился над шофером, но Курганов отстранил его и, не поворачивая головы, распорядился:

— В станицу его быстрее!

Федя с машинистом молотилки Кузьмой побежали настраивать бричку.

Выбравшись из укрытий, колхозники плотным кольцом обступили раненого, вздыхали, охали.

— Думала, каюк нам, прямо рядышком положил одну бомбу, стервец! — жаловалась пожилая колхозница, часто шмыгая носом.

— Чего там, Луша, брехать, — одернул ее Лукич. — Мне-то из соломы все было видно: черт-те где упала она. Сдуру я попер в солому, ежели загорелась — поджарился бы, как боров.

Выйдя из толпы, Миша увидел Таню. Лицо ее было бледным, глаза лихорадочно поблескивали. Рядом с ней стоял Василек и что-то говорил, энергично размахивая руками.

С той поры, как началась уборка, Миша замечал, что Василек все время старается быть рядом с Таней, как-то свободно и независимо держится с ней. Втайне он завидовал ему и чуточку злился. Вот и сейчас ему вдруг захотелось подойти и сказать Васильку что-нибудь обидное. Дождавшись, когда Таня ушла к навесу, Миша отозвал Василька в сторону и сказал:

— Ты, как Федькин Рыжик, крутишься возле Таньки. Тот как увидит кого, так и норовит руки лизать.

— Ты на себя погляди, — насмешливо сощурился Василек. — Ходишь за ней по пятам. Глаза свои загубишь.