Иными словами, центральный вопрос логики переносится в совсем иную плоскость, неведомую чисто формальной логике: при каких условиях человек может выработать такое теоретическое обобщение, которое отражало бы объективное конкретное существо данных в созерцании и представлении фактов. То есть центр тяжести логики переносится на раскрытие всей совокупности условий, обеспечивающих конкретное содержательное обобщение, а не просто абстракцию, которая может быть с равным правом и пустой и чисто субъективной. Это и значит, что Логика совпадает по объему своих проблем с теорией познания, а по реальному объему -- с диалектикой, ибо "субъективные" условия, при соблюдении которых добывается содержательное конкретное обобщение (понятие) суть категории, выражающие всеобщие формы движения и развития объективной предметной реальности.

К анализу категорий, которые являются "субъективными" условиями мышления, "причинными условиями разума", его "регулятивными принципами" именно потому, что сами по себе отражают всеобщие формы предметной реальности, и сводится задача Логики.

Только в этом понимании Логика и может совпадать по своей проблематике с "теорией познания", а по содержанию -- с диалектикой, как наукой о всеобщих формах и законах развития природной и общественной (а вследствие этого -- также и духовной) реальности.

Основная беда старой, недиалектической логики залючалась не в том, что она будто-бы совершенно не касалась категорий как подлинных форм мышления, а в том, что эти категории исследовались ей крайне недостаточно и притом -- понимались недиалектически. В связи с этим процесс образования абстракций понятия толковался ею с точки зрения метафизически понимаемой категории "тождества". Толкование понятия как выражения (или отражения) абстрактно общего есть просто другое словесное выражение этого взгляда на закон образования понятия.

Выделение абстрактно общего, то есть "тождественного" целому ряду предметов "признака", чувственно воспринимаемого сходства и фиксирование этого абстрактно общего в виде общепринятого термина ничего, конечно, не может объяснить в процессе образования действительных понятий, -- хотя эту черту в нем всегда и можно обнаружить. И понимание это отнюдь не перестает быть крайне метафизическим от того, что категорию абстрактного тождества механически сочетают с категорией "существенного", ибо в этом случае по-прежнему стараются отыскать "существенное" определение предмета в ряду абстрактных определений, в ряду представлений, выработанных согласно принципу "абстрактного тождества".

Образование абстрактных представлений (или "поверхностных понятий", как их иногда предпочитают называть) действительно и по времени и по существу предшествует образованию понятий, действительной логической переработке созерцания и представлений в понятие. Это то, что иногда называют "аналитической" стадией познания. Но как предпосылка и условие логической деятельности эта "стадия" и есть не более, как предпосылка. Результат, который с ее помощью достигается, -- это просто всестороннее эмпирическое ознакомление с вещью. На этой стадии индивид делает для себя известным то, что известно всем другим индивидам. Речь, термины, наименования здесь просто фиксируют в общественном сознании эмпирическую картину фактов, позволяет создать всестороннее и расчлененное (упорядоченное) представление о них.

Представления (или "поверхностное понятия") при этом на самом деле образуются по принципу абстрактного тождества. Поэтому совокупное представление, с их помощью и в их форме выражаемое, и есть не более чем совокупность эмпирических, чисто аналитических абстракций. Каждая из таких абстракций отражает неоднократно повторившийся, постоянно повторяющийся факт. Но этим дело и ограничивается.

По представлению философов типа Локка или Гельвеция этим, собственно, и исчерпывается "логическая переработка" чувственных данных. По Марксу, однако, она, как таковая, еще и не начиналась.

Если принцип абстрактного тождества можно оправдать как принцип выработки общего представления, то в качестве принципа образования понятия он оказывается не просто и не только "недостаточным", но и прямо ложным.

История науки и философии нагляднейшим образом демонстрирует тот факт, что все действительные понятия всегда вырабатывались (сознавали ли то теоретики или нет) согласно законам и принципам, не имеющим ничего общего с принципом "абстрактного тождества". И наоборот, поскольку тот или иной теоретик во что бы то ни стало хотел выработать "понятие" согласно этому принципу, постольку он в итоге оказывался во власти ходячих эмпирических представлений своего времени и не делал ни шагу вперед по пути действительного научного понимания.

О "человеке" каждый имеет более или менее отчетливое представление. Человеческое существо резко отличается от всякого другого, и отличить его от всех других не так уж сложно.

Но не так легко образовать понятие, которое выражало бы самую суть его специфической природы.

Согласно логике эмпиризма, опирающейся на принцип абстрактного тождества, "признаки" этого понятия следовало бы выделить на пути сравнения всех единичных представителей человеческого рода -- на пути отвлечения того "общего", которым обладает каждый из них, взятый порознь. Притом "специфического" общего, -- прибавит представитель эмпирической логики, -- то есть такого "общего", которым ни одно существо, кроме человеческого, не обладает.

Но уже древние греки показали всю беспомощность подобного рецепта: это определению в точности удовлетворяет определение человека как "существа двуногого и лишенного перьев..." В этом понятии уж "сущность человека", оказывается, однако, приравненной к "сущности"... ощипанного цыпленка. Мягкая мочка уха, мимоходом шутил Гегель, есть тоже именно "общий" и притом "специфический" признак человеческого существа. И действительно, к рецепту, согласно которому якобы вырабатываются понятия по мнению логики эмпиризма, трудно относиться иначе, как юмористически. Ясно без дальнейших пояснений, что этот рецепт не спасает от глупых курьезов и, кроме того, не стоит ни в каком отношении к основной задаче мышления в понятиях -- к задаче раскрытия "сущности" предмета, его "существенных" признаков...

Уже первая попытка выработать теоретически продуманное определение понятия "человек" (мы имеем в виду определение гениального Аристотеля, согласно которому человек есть "животное политическое") абсолютно необъяснима с помощью пресловутого абстрактного тождества. Более того, принцип этот здесь самым явным образом нарушается и игнорируется. Элементарный анализ аристотелевского определения показывает, что сама операция "отвлечения общего" предполагает какое-то иное, более глубоко запрятанное соображение, на основании которого Аристотель вообще принимает во внимание лишь нетрудящегося гражданина города-республики. Для Аристотеля лишь этот гражданин есть "человек". Только его способ существования расценивается как "человеческий".

Иными словами, сама операция "отвлечения общего" предполагает, что предварительно, на каком-то ином основании, очерчен круг единичных явлений, от которых затем отвлекается "общее". Современному читателю не нужно объяснять, что это за основание. Важно лишь, что это основание выработано вовсе не согласно закону абстрактного тождества, а в его нарушение, и зависит от гораздо более сложных мотивов, носящих отнюдь не формальный характер...

И если посчитать, что Аристотель в данном случае внес в науку "антинаучные" соображения, нарушив в угоду "классовых интересов" интересы "чистой науки", выражаемой якобы принципом абстрактного тождества всех людей друг другу, то пришлось бы посчитать за более "объективных" теоретиков идеологов раннего христианства. Эти и раба считали "человеком" и пытались выработать понятие о человеке, обнимающее всех людей без изъятия. В их определении принцип абстрактного тождества был соблюден, но от этого их "обобщение" отнюдь не представляло собой шаг вперед по сравнению с определением Аристотеля. Скорее наоборот. И уж, конечно, их абстракция "человека" не перестала зависеть от "вненаучных" мотивов. И здесь поэтому вовсе не принцип "тождества", а какой-то совсем иной принцип обусловил тот факт, что в "понятии" были указаны именно такие, а не иные "признаки".