Но капитан, заглядывая в блокнот поверх плеча подпоручика, снова заговорил:

— У вашей жены, товарищ режиссер, часто бывали такие ночные визиты?

Этот человек, кажется, не намерен кончать!

— Какие ночные визиты?

— В эту ночь вас здесь не было, но кто-то все ж таки здесь был. Надеюсь, вы не можете с этим не согласиться.

— Изредка случалось. Она была журналистка, знаете, как в газете принято. Номер сдается к сроку, а времени обычно в обрез. — Он понимал, что производит смешное впечатление, и, хотя ни на кого не смотрел, чувствовал, как все ухмыляются, забавляясь его явно несуразной болтовней. — Может, брала интервью, — добавил он с насмешливой гримасой; если уж я вынужден строить из себя идиота, так хотя бы с пользой для дела.

— Посреди ночи? Это как-то не вяжется с работой.

— Тогда почему вы меня об этом спрашиваете? Сами все понимаете!

— Мне не хотелось бы вас травмировать, но приходится задать вам еще один вопрос. Навещал ли ее кто-нибудь регулярно? Может, нам это бы помогло.

— Нет! Во всяком случае, я не знаю!

На этом все кончилось. Правда, у Славика взяли еще отпечатки пальцев, а затем дошла очередь и до заключительного аккорда; капитан Штевурка обладал потрясающим чувством последовательности — Славика раздели почти догола, забрали всю его одежду и в утешение объявили, что они еще непременно встретятся, так как расследование только началось.

Наконец-то он смог принять душ. Пусть с некоторым опозданием, но душ никогда еще не приносил ему такого чувства облегчения и бодрости. Он с наслаждением хлестал себя струями воды, смывая с усталого тела липкий, едкий, вонючий пот, и какое-то время даже льстил себя надеждой, что душ — словно ритуальная купель — очистит его от всего, что произошло со вчерашнего утра, с той минуты, когда он стоял в ванной и, будто страстный, нетерпеливый любовник, что в отсутствие своей любимой утешает себя хотя бы видом ее вещей, со сладкой дрожью в паху разглядывал в открытом зеркальном шкафчике всевозможные флакончики, тюбики и баночки, принадлежавшие той, которая уже никогда не вернется.

На стиральной машине рядом с гоголевскими «Мертвыми душами» все еще лежала вчерашняя газета, точно так, как он ее положил туда, когда прочел «ПОЧЕМУ СМЕРТЬ ОЩЕРИЛА ЗУБЫ».

Почему?

Нет, сейчас он был не в состоянии снова заниматься поиском ответа на этот тягостный вопрос. «Информативный разговор» с капитаном лишил его последних сил. Спать, хоть на часок вздремнуть — вот, что мне надо! Я уже выложился до предела, жребий брошен, машина заработала, они уже наверняка проверяют мои показания, мать, водитель, Лапшанская, Плахи, пусть проверяют, я не лгал, в самом деле я вышел на Шафариковой площади и пошел к матери, они бесспорно это установят, а почему бы нет, достаточно, если им скажут правду, ничего кроме правды, опасность ему не грозит, подозрение капитана пока еще ничем не подкрепляется…

Он выключил телефон.

…но почему он был так резок со мной, премного благодарен за такой информативный разговор, ведь это похоже на самый настоящий допрос, словно я не потерпевший, а подозреваемый номер один, по-видимому, я не симпатичен ему, или, может, это и впрямь обычная рутина? Хотя, пожалуй, особых причин для волнения пока нет…

Он опустил штору. Остановите земной шар, я хочу сойти[38] — где он это прочел?

…но почему они забрали с собой все, что было на мне ночью, надеются обнаружить какие-то следы? Какие? Верно, те или иные доказательства, что я все-таки был здесь ночью. Напрасные старания, мать продумала все до конца, недаром глотает детективы, в ней проснулась настоящая Агата Кристи…

Он заложил уши ватой. Не хочу ничего слышать, эта твоя выдра нисколько не интересует меня, злобствовала Гелена, когда однажды встретила его с Яной в кафе.

…несколько раз ему пришлось подробно изложить матери «ход событий», и когда она уверилась, что он не оставил там никаких «следов», то обстоятельно осмотрела всю его одежду, она была просто одержима поиском «следов», особенно на сандалиях — не наступил ли он ненароком на кровь? На всякий случай она отдраила подошвы мокрой щеткой, жалко, что тебе здесь не во что переодеться, хотя, впрочем, даже лучше, незачем переодеваться, это могло бы показаться подозрительным…

Он завязал глаза черным галстуком. Если не бросишь пить, забудь ко мне дорогу, видеть тебя не хочу, шипела Яна, выдворяя его за дверь родительской квартиры.

…или еще с этим платком, как мать возмущенно накинулась на него, когда он хотел выбросить его в контейнер, переполненный мусором, а что если бы его там нашли? Смешно, но она ловко вышла из положения, живо давай платок в ванну, нет, в самом деле, ему нечего тревожиться, пока все идет вполне нормально…

Он лежал в своем кабинете, телефон выключен, шторы опущены, в ушах вата, глаза завязаны черным галстуком, он лежал там, а жизнь за окнами шла своим чередом. Машины, автобусы, трамваи, грохот компрессора, голоса, шаги, люди. Нет, сойти с земного шара не удалось.

…хуже будет, когда обнаружат, что Гелена сделала аборт, правда, он об этом не знал, да и откуда мог знать, если с ней вообще не виделся; доктор Карский наверняка подтвердит его слова, разве это не правда? Да, о ребенке он должен был сказать, хотя, возможно, об этом следовало упомянуть несколько раньше, но в общем-то это ничего не меняет, не мог же он убить женщину, от которой ждет ребенка…

А тут еще — не успел он лечь — стали подавать голос, словно живые твари, и домашние вещи, обычно ненавязчивые и молчаливые. Из кухни доносился рык холодильника — он ворчал, как свирепый пес.

…в самом деле, не стоит волноваться, кроме тех выпивох, что толклись перед «Словацким погребком», он не встретил ни души, пусть ищут того парня, который был с Геленой, может, найдут его по отпечаткам на рюмках, из которых они вместе тянули, интересно, кто ее навещал, его безусловно найдут, ну а потом что? Этот бедняга один схлопочет за всех, кто спал с Геленой, суровая кара за миг наслаждения…

Будильник тоже решил высказаться — его металлическое тиканье раздавалось в комнате, как если бы автомеханик из соседней квартиры выпрямлял молотком смятый кузов.

…кто знает, как все повернется, сейчас главное — выспаться, меня ждет работа; черт дери, сегодня, как назло, мы кончаем, последний день в студии, а потом что? Какие-то еще натурные съемки, но они, кажется, через неделю, что же я буду делать все это время, без работы, наедине с собой!

В ванной медленно, равномерно, монотонно капала вода, болезненно ударяя его по черепу, капи, капи, кап-кап-кап, мы же с вами мужички, вот какая селяви. Нам уже ничего не остается, как дать оттяпать своего петушка, рассеялась как дым его слава, и никто его больше не любит… ДОВОЛЬНО! Нельзя сойти с земного шара!

Он сорвал с глаз галстук, вскочил с постели и поднял штору.

Полуденное солнце заливало пульсирующий город ярким сиянием.

Ослепляющий взблеск резанул по глазам, словно бритва. Буньюэль,[39]«Андалузский пес», фильмотека, куда они пришли с Яной. Но это было всего лишь отражение солнечных лучей от стекла противоположного дома; какая-то женщина в бигуди как раз вытряхивала в окно простыню. Селекция, спаривание. Отцовские зайцы. Самочка с семью детенышами. Янин бюстгальтер фирмы ОЛИНКА.

Гелена носила МАРЦЕЛУ.

Почему мы не спали в одной кровати?