- Не такая уж и утопия… - пробормотала она так тихо, что Антонио, обрадованный ее снисхождением и увлеченный поисками очередного слова в разговорнике, этого не услышал.

Потом он робко взял ее за руку. И она не отняла ее.

Они уже взяли билеты и курили рядом с остановкой, куда должен был скоро подрулить их автобус. Вокруг толкались негры с какими-то тюками, подростки с рюкзаками и гитарами, бело-розовые немецкие старички с ридикюлями… Странно. Клоуна нет, а ей все равно кажется, что кто-то следит за ними. Готы? Вампиры? Или все-таки паранойя… Юлия даже не стала оборачиваться. Не стала в очередной раз озираться по сторонам в бесполезных поисках. Просто чувствовала спиной и всей кожей пристальный, ревнивый взгляд. Это злило.

Юлия жестко взглянула на Антонио…

Он ее не жалел, когда над ней потешалась вся Рамбла. Не жалел, когда собирался на ее глазах покончить с собой, вкатив себе убойную дозу героина. Не жалел, когда ей пришлось тащить его к малознакомым людям на побывку. Так с какой стати она с ним миндальничает? Если хватает смелости на такие вещи, хватит и на все остальное.

Юлия на пять минут углубилась в словарь. Антонио нежно улыбался, ожидая от нее новых откровений… Наконец, на ломаном испанском была произнесена главная фраза, ради которой, сама того не ведая, Юлия и согласилась на эту невнятную, мучительную прогулку.

- Если все это правда - нужно уничтожить чертежи.

Испуг у него на лице был неподдельным. И потому неприятным. Антонио нехотя взял у нее из рук пресловутый разговорник.

- Моего отца убили, когда он хотел сделать это, - сказал он через некоторое время.

Юлия нетерпеливо кивнула. Об этом она уже знает.

- Но ведь они так и так не оставят тебя в покое, правильно? Значит, другого выхода нет.

Он молчит и смотрит на нее. И медленно бледнеет. Ну что с ним делать?! Увезти, что ли, с собой в Россию, куда бежала когда-то его прабабка? Дикая мысль. Не всерьез же… тем более, если эти готы, или кто они там, такие всесильные и упертые… не хватало еще дома этого мистического бреда! Хотя дом и родители, и работа - сейчас все было так далеко, словно в другой жизни… Автобус, серо-желтый «Пужоль», тяжело вырулил к остановке.

- Как ты думаешь… можешь ты, хотя бы попытаться?

- Я… могу… все.

Он серьезен. Он, кажется, верит в то, что говорит:

- Если ты будешь со мной. А иначе - нет смысла. Он прижимает ее к себе все крепче. И смотрит.

И ждет ответа. В принципе он прав. С ним нужно не разговаривать. А целоваться. Валяться в постели. Есть бутерброды с пивом, гулять по улицам, растить детей с глазами-хамелеонами и черными блестящими кудрями.

Потом, много позже, она задумается над тем, почему ей было так плохо, когда она решала быть хорошей с этим Антонио. И почему так хорошо было быть плохой с Карлосом! А тогда, на этой остановке, просто недоумевала - почему так тяжело делать этот выбор?

Ведь он предлагает ей то, о чем она мечтала всю жизнь. То, что всегда искала в отношениях. Безоговорочную преданность, нежность, полное растворение друг в друге, и даже пресловутую жертвенность, без которой загадочная русская душа не представляет истинной любви! И спасение от самой себя. И он, в отличие от всех ее предыдущих, точно будет ей благодарен за это. Он сам просит ее об этом. Умоляет ее спасти его, а не воротит нос и не пугается сильных чувств. И он сумеет быть благодарным.

Двери автобуса открыты, и негры уже грузят в багажное отделение огромные мешки с поддельными сумками «Луи Виттон». Ведь он ей нравится. Нравятся его руки, и плечи, и губы. Которые, сейчас, приоткрылись и спрашивают хриплым мальчишеским голосом:

- Seros conmigo? Ты будешь со мной?

Водитель вышел, спустился на нижнюю ступеньку и неспешно проверяет билеты у входящих пассажиров. А кто сказал, что правильный выбор должен быть легким? Она готова уступить, против воли, из жалости, от одиночества и дурацкого, вечного чувства вины…

- Ты будешь со мной?

Пассажиры рассаживаются по местам. Остались только они, обнимающиеся рядом с открытыми дверями автобуса, словно кто-то из них провожает кого-то навсегда. Вздохнув - едва ли не застонав, из самой глубины души, - Юлия запускает пальцы в его теплые влажные волосы. И, конечно же, выдыхает:

- Да…

- Prometes? Ты обещаешь?

- Да…

Почему такое чувство, будто она кого-то предает? Или делает что-то неподобающее? Разве она не хозяйка сама себе? Разве не свободная женщина на свободной планете? Разве она, не женщина-вамп, в конце концов, много раз преданная и теперь чувствующая себя вправе предавать самой любого, кого ей хочется предать… От стыда или наслаждения, она закрывает глаза, когда чувствует горячее дыхание на своих губах и горячий язык у себя во рту? И еще - почти сразу - ледяной ветер, поднявший пыль и окурки с тротуаров. Знакомый ледяной ветер, вымораживающий душу…

Антонио упругим, длинным прыжком отскакивает в сторону, одновременно отталкивает ее с такой силой, что она падает, больно ударив колени. А когда встает, видит, как громадная черная тень накрыла автовокзал. И еще, как Антонио, обернувшийся с мученическим лицом, бежит в сторону города, крича изо всех сил:

- Se marcha! Salvado! Se marcha!! [33]

Юлия последней влетает в автобус. Прижимается лицом к стеклу за пустым задним сиденьем. Но ничего уже не видит, кроме клубов пыли. И ветра, поднявшего в воздух пожелтевшие листья с платанов, и людей, бегущих прятаться под козырьки подъездов и крыши остановок, прикрывающих головы кто чем - газетами, пакетами и просто руками.

Будто это может их спасти. Будто это укроет от страшной небесной кары… Черная туча плотно нависла над городом. И вот уже тяжелые капли начинают бить по автобусному стеклу. И страх, выросший в животе, тяжелой ледяной глыбой, начинает расползаться по телу от ступней до самого сердца.

А крик Антонио, все еще звенящий в ушах, заставляет прижать ладони к пыльному стеклу, словно в попытке продавить его и оказаться там. На улице. В ливне и ветре.

Всю ночь она тряслась, страшась уснуть и опасаясь выйти из номера.

Юлия боялась. Боялась людей в черных капюшонах. И огромных темных теней, вызывающих ледяной ветер. Боялась вампиров, доноров и сумасшедших гениальных архитекторов. Боялась любви, ответственности, и даже собственного отражения в ночном зеркале - такого незнакомого, напряженного и растрепанного.

Но еще больше она боялась за Антонио. Так, что несколько раз подходила к двери, намереваясь помчаться к нему. Только - куда?! На автовокзал?

И не могла дождаться утра, чтоб побежать хотя бы к Хуану. Как свидетелю и участнику этого безумия, вдруг ставшего реальностью.

И все- таки не покидало ощущение, что все эти тайны и ужасы ей только мерещатся. Как-никак, она болеет -и довольно сильно. Судя по ознобу и рези в глазах, опять поднималась температура. Вообще, какая-то она уже вся разбитая… старость - не радость. Юлия всю ночь пила анальгин и микстуру, которая совсем не помогала. И, конечно, уснула лишь к рассвету на неразобранной кровати, в так и не снятой одежде.

Было только десять часов утра. Она шла, невольно ускоряя шаги, почти уже бежала к «Трамонтане». Когда ее догнал Хуан, с которым они, вероятно, разминулись, не узнав друг друга сразу под целлофановыми плащами. Непогода все-таки победила. И с раннего утра городок накрыл унылый черно-белый фильтр мелкого затяжного дождя.

Тревога и ужас, и страх за почти чужого человека, усиленные многократно изнуряющим чувством вины и дурацкой ответственности давили на психику, словно сговорившись с природой. Как все это уже надоело! - в сердцах подумала Юлия, увидев Хуана. У него было такое лицо… как у Ришара - тогда, в тот день, который положил начало всей этой мистической свистопляске.