- Да.

- Ты следил за мной?!

- Да…

- И в ту ночь, когда оставил меня одну в замке… ты ведь не уехал домой?

- Нет…

Она вспомнила тень, промелькнувшую перед ней, когда она лежала, свесив голову с подоконника Ришара. Тень, сопровождавшую ее от мансарды до отеля в то злополучное утро, когда она оставила там Антонио погибать от тревоги и неизвестности. Тень, сопровождавшую ее повсюду, сводящую с ума…

Антонио снова зашевелился на полу. Находясь здесь, в этой комнате, он разрушал наваждение одним своим видом. Юлия только теперь начала понимать, какую страшную ошибку совершила… Боже… Но если кто-то и может еще ее исправить - то только она сама. К тому же - теперь уж терять точно нечего.

- О, черт…

Это с досадой произнес дон Карлос. Потому что Антонио, цепляясь за перила террасы, встал на ноги. Он шатался, опустив голову - непонятно, то ли угрожающе, то ли ему больно было ее поднять. Он исподлобья глядел на Карлоса. И, несмотря на свою беспомощность, в этот момент был страшен. В разорванной косухе, с кровью, запекшейся в слипшихся волосах, упавших на сероватое лицо.

Это было так странно, что на какое-то время они оба глядели на него в изумлении, словно на привидение или мертвеца, вдруг восставшего из могилы… И тем более неожиданно и дико выглядело то, как он, зарычав вдруг, словно раненый зверь, бросился вперед. Он действительно совершил немыслимый прыжок в явной попытке вцепиться руками в горло дону Карлосу. Но смог лишь повиснуть у того на плечах, чтобы не упасть.

- А-а-а-а…

- Прочь!!

Одним молниеносным движением, даже не двинувшись с места, Карлос отбросил его к стене. И Антонио, ударившись об нее затылком, осел на пол. Он снова был без сознания. Глаза его закатились, и голова бессильно упала на грудь.

- Прочь… предательское отродье.

Юлия была поражена - столько ревнивого бешенства было в этих словах. И даже не сразу осознала, что он опять подходит к ней. Приближается, властно втягивая в свою теплую ауру, которой она не могла сопротивляться. Не могла и не хотела.

- Юлия…

- Не приближайся ко мне…

Она метнулась в сторону, опрокинув стул. Обежала вокруг кровати, остановившись с другой ее стороны.

- Юлия, останься! Я обещал помочь твоим друзьям…

- Ты уже помог!

Она не ожидала, что он прыгнет. А, впрочем, если бы и ожидала - что бы это могло изменить?

Только теперь, когда он держит ее за плечи, она осознает свою абсолютную беспомощность перед ним. И, как всегда, отчаяние - только оно, как последняя соломинка, - выручает ее.

Она не знает сама, до какой степени именно сейчас, в этот самый момент, когда чувствует себя мотыльком в руках жестокого ребенка, который вот-вот оторвет играючи ее тонкие крылышки - что именно теперь, она больше всего похожа на опасную женщину, которой так мечтала стать!

- Знаешь что…

Юлия улыбнулась, так презрительно и зло, как только смогла. Прищурила глаза-хамелеоны, словно ей стало больно смотреть на него, как на слишком яркое солнце.

- Знаешь что… А ты укуси меня! Укуси - и дело с концом. Обрати. Сделай такой, как ты, и я буду ненавидеть тебя вечно - как Себастьян ненавидит Стефанию. И стану сильнее тебя мечтать о конце света… Давай!! Ну!

Юлия не предполагала, что ее слова произведут такой поразительный эффект. Дон Карлос в непритворной панике отшатнулся в сторону - словно она его ударила. И застыл у стены, не двигаясь, не издавая больше ни звука.

Она не понимает, что случилось. Она просто пользуется моментом. Исступленно бьет Антонио по щекам. И пытается поднять его, ничего не понимающего, с шальным, испуганным взглядом, на ноги.

- Юлия, - этот голос навсегда, надежно обернул ее душу плотной бархатной тканью, - ты не предашь меня.

- Прости. Ты сам себя предал.

После этого он уже не мешает ей. Он не двигается, пока она поднимает Антонио, отяжелевшего от слабости и крови, пропитавшей его одежду. Он не двигается, и она не знает, какое лицо у него в этот момент - потому что уже не смотрит на него. Ей не до этого. Нужно как-то привести Антонио в чувство. И бежать отсюда, пока у нее есть такая возможность.

Они уже в дверях спальни, когда она слышит голос, глухой и словно мертвый:

- Себастьян самое большее через сутки будет опять в силе. Он не оставит вас в покое… Это бессмысленно. Это - ошибка…

- Я всегда совершаю ошибки.

Испытывая невыносимую боль в груди, Юлия в последний раз смотрит на комнату с черной кроватью, камином и креслом.

А потом выходит на лестницу из светлого камня, ведущую вниз…

Ветер, гроза, пологий склон, заросший кустарником и высокой травой. А дальше - дорога. Шоссе, блестящей черной змеей извивающееся вокруг холма.

Скользкая трава режет ноги, когда они бегут в темноте, падая и снова вставая. Поддавшись внезапному порыву, Юлия оглянулась. В свете молнии на краю террасы отчетливо виден силуэт. Самый прекрасный силуэт на свете… ноги подогнулись от внезапной слабости. И она покатилась в алом вечернем платье вниз по темному блестящему склону, рыдая и хохоча одновременно.

Оливковые деревья отдают последнюю листву требовательному ветру, кипарисы клонятся к земле с риском переломиться пополам.

Словно нитка кукловода тянет повернуть голову назад - туда, где в бликах молнии и косых полосах дождя еще виден отсвет огня в комнате третьего этажа.

Антонио, поскользнувшись на глинистой тропинке, размытой дождем, упал на спину. Она обернулась на досадливый возглас.

И не видела, как выпал с террасы и разлетелся по земле колкими звездами стеклянный куб. Как ненужными безделушками, закатились в розовые кусты, части разрушенного макета Собора Святого Семейства.

То, как она уходила в ночь и грозу с обескровленным Антонио. Как они, в ураган, оборванные и грязные, почти невменяемые, ловили на дороге хоть какую-то машину. Как укушенный Антонио в полубессознательном состоянии и она в вечернем платье ввалились под утро в холл «Дон Жуана», как смотрел на них видавший виды портье - все это осталось в памяти Юлии сбивчивым, рваным сном.

…Они проснулись у нее в номере. Тесно обнявшись, закутанные в покрывало, ледяные от холода, наполнившего помещение с картонными стенами. Что подумал о них портье - лучше не знать. И хорошо, что у нее дешевый отель. В дорогой, их бы, точно, не впустили.

Давно был день, когда они проснулись. Но он не сильно отличался от ночи. Черно-серое небо, плотно затянутое дождевыми облаками, не оставляло надежд на скорое потепление.

Обоих трясло - от промозглого холода и слабости. Это было как жесточайшее похмелье. Как отходняк от недельной пьянки или состояние недолеченной простуды. Пальцы рук и ног оставались ледяными, и был только один способ быстро согреться. Слава богу, в обшарпанном санузле была горячая вода.

Сначала они лежали, уместившись друг напротив друга в тесной ванне. Отогревались, отдавая клубам поднимающегося от воды пара все то, что им пришлось пережить в эту ночь.

Потом она смывала кровь и грязь с волос и тела Антонио. Осторожно очищала раны и ссадины, оставшиеся на нем после встречи с Себастьяном.

Юлия так и не узнала - что он понял из того, что видел? Кажется, он вообще не хотел ничего понимать. Или находился в шоке - таком сильном, что был не в состоянии анализировать события? Как бы то ни было, он ни о чем не спрашивал. Не пытался выяснить, каким образом, она оказалась именно там, где ей грозила самая страшная опасность. Он только смотрел на нее, и глаза цвета горячего кофе наполнялись то страхом, то тоской, то ненавистью. А еще - желанием.

Отдаваясь ему в наполненной горячим паром ванной «Дон Жуана», Юлия мстила дону Карлосу за все то, что было и чего не было, словно хотела в его лице отомстить всему миру за свою вечную неприкаянность, за собственные ошибки. А Антонио мстил ей. За то, что он пережил, оказавшись жертвой с самого детства. И еще - за ее предательство. Знал ли он о нем? Или - только подозревал? Не важно. В любом случае он имел на это право. Может быть, чувствуя это лишь интуитивно, он был груб, даже жесток. И это было к лучшему.