Первого июля, зная, как Диана обожает забавные открытки, я клал такую открытку, подписанную «От семьи Баррелов», на ее рабочий стол. Вообще, слуги вечно соревновались, кто подарит ей самую лучшую и самую необычную открытку. Леди Диана читала их все после завтрака, а потом расставляла на круглом столике в гостиной. Потом начинали прибывать цветы. Двадцать четыре желтых розы от тайного поклонника, о котором так никто и не узнает, — а упаковал их Эдвард Гудйир, флорист из Мейфэра. Красные розы от друзей. Белые цветы — тюльпаны от Элтона Джона и розы от Джанни Версаче — их приносили в вазах. Анна Харви, редактор журнала «Вог» присылала в подарок платье или блузку. Кэтрин Уокер и Джо Малоун тоже дарили роскошные вещи. Все ее подруги присылали цветы или подарки. В полицейской будке оставляли открытки, подарки и цветы безымянные доброжелатели. К концу дня апартаменты № 8 и № 9 уже напоминали цветочный магазин, а открытки лежали везде, куда ни кинешь взгляд.
Не только Диана не любила 1 июля — дворецкий тоже его не любил. Мне приходилось целый день бегать вверх-вниз по лестнице. Пакет из «Селфриджес», из «Хэрродз», из «Фортнум энд Мейсон», из «Харви Николз». А еще, как всегда, букет цветов от принца Чарльза, который писал в каждом письме принцессе, на каждой открытке — до самой ее смерти — «Дражайшая Диана».
Всю вторую половину дня она писала благодарственные письма родственникам, друзьям, знакомым, общественным организациям. Я еще никогда не видел, чтобы кто-то писал столько писем да еще отвечал так быстро. Но принцесса не забыла строжайшего воспитания, которое дал ей отец, — он заставлял детей садиться и сразу же писать письма с благодарностями.
Она вытащила из ящика стола свою бумагу — с красной каймой и вензелем в виде буквы D под диадемой. Она сидела спиной к окну и напоминала робота: написала, сложила, опустила в конверт, запечатала; написала, сложила, опустила в конверт, запечатала. Она сидела так несколько часов подряд, то и дело окуная свою черную ручку в баночку с чернилами, выражая на бумаге свою благодарность четким, красивым почерком. Потом, подчеркнув свою подпись, как она всегда это делала, Диана переворачивала письмо и осторожно прижимала его к розовой промокашке, которая к ночи становилась совсем черной. В мои обязанности входило каждый день менять промокашку. После этого принцесса складывала письмо пополам, вкладывала его в кремовый конверт, писала адрес и складывала поверх растущей стопки писем и открыток. «Я просто обязана писать письма с благодарностями. Если люди выкроили время, чтобы купить и послать мне подарок, то я должна хотя бы поблагодарить их», — говорила она
Прежде чем отправиться на званый ужин в любой день в году, она заранее заготовляла благодарственное письмо — для хозяина или кого-то из гостей. Конверт, как правило уже с адресом, был прислонен к серебряной чернильнице. Вернувшись домой, она, как бы ни было поздно, тут же писала письмо с благодарностью, чтобы отправить его на следующее утро.
Проведя полгода вне официальной общественной жизни, принцесса Диана потихоньку, маленькими шажками, снова выходила в свет. Красный Крест, с помощью генерального директора Майка Уитлема, который стал надежным союзником Дианы, уговорил ее стать членом специальной комиссии кураторов Международной федерации Красного Креста. В мае 1994 года ей пришлось уехать в Женеву. Ее личный секретарь Патрик Джефсон заявил, что принцесса просто умирает от скуки и потому взялась за это дело. Однако на самом деле она уехала в Женеву потому, что она предпочитала не сидеть в кабинете, а общаться с живыми людьми, обращаться к ним напрямую. Она уехала из чувства неудовлетворенности, а вовсе не из скуки, и, как покажет время, поддерживала тесную связь с этой организацией.
Вернувшись в Лондон, принцесса приняла участие в торжественном открытии в Грин-парке мемориала в честь канадских солдат, погибших на войне, а потом, накануне пятидесятой годовщины Дня высадки союзных войск, пошла в церковь в Портсмуте на богослужение, прежде чем взойти на борт королевской яхты «Британия» вместе с другими членами королевской семьи. Принцесса снова входила в колею, но теперь не забывала о делах: помогала приюту для душевнобольных в Тернинг-Пойнт и приюту для бездомных в Сентер-Пойнт, сходила на концерт, сборы от которого направлялись в Фонд борьбы со СПИДом, а потом, в этом же году, побывала в Версальском дворце, на ужине, организованном Французским детским фондом, и сотни гостей долго аплодировали ей стоя.
В мире ее все еще любили. Куда бы она ни пошла, люди радостно приветствовали ее. На официальных ужинах и торжествах она очаровывала всех — от президентов до простых людей. Она не требовала, чтобы с ней обращались как-то по-особенному, но одно ее присутствие, ее волшебная аура, вызывали уважение и внимание.
Однако, несмотря на такую поддержку, принцессе все еще не хватало уверенности. В Кенсингтонском дворце ее всегда нужно было подбадривать и утешать. Все же в ней осталась ее внутренняя сила, и именно она помогала ей обретать уверенность в себе, которая понадобилась ей в большом количестве, когда 29 июня 1994 года по телевизору показали долгожданный документальный фильм о принце Чарльзе, снятый Джонатаном Димблби при активном сотрудничестве принца. После этого фильма должна была выйти одноименная книга. Фильм назывался «Принц Уэльский», это был ответный удар, одобренный самим принцем, на книгу Эндрю Мортона, которая вышла в 1992 году. Его снимали полтора года. Когда на принцессу Диану изливался королевский гнев из-за ее сотрудничества с Мортоном, которое она отрицала, принц Уэльский тайком звал своих друзей, и они говорили перед камерой в его защиту и от его лица, и все это якобы было организовано в честь празднования двадцатипятилетия со дня пожалования Чарльзу титула принца Уэльского.
Джонатан Димблби позже заявил, что он не хотел, чтобы его книга причинила боль или обидела принцессу. Но принц официально признался перед камерами в том, что изменял принцессе с Камиллой Паркер Боулз. Принцесса такого никак не ожидала. И все обитатели Кенсингтонского дворца не могли понять, как этот факт мог быть сочтен безобидным. Пока фильм готовили к показу, принцесса с беспокойством размышляла о том, что могут показать в этом фильме. Эти дни ей помогали пережить Люсия Флеча де Лима, Аннабель Голдсмит, Сьюзи Кассем и герцогиня Йоркская, которая приехала в Кенсингтонский дворец, чтобы поддержать подругу. В день показа фильма поддержка пришла и из Сент-Джеймсского дворца. Герцогиня Кентская — великолепный образец доброты и дружелюбия — приехала к Диане и уговаривала ее крепиться во что бы то ни стало. «Но как я смогу смотреть людям в глаза после этого?» — спросила принцесса. Если бы только в тот момент ее слышали циники, которые видели в ней кокетку, намеренно заигрывающей со СМИ, чтобы попасть на первые полосы!
В тот вечер, когда вся Британия замерла в ожидании у экранов телевизоров, принцесса отправилась на давно запланированный ужин в галерее «Серпантин» в Гайд-парке.
Она считалась покровительницей этой галереи, была другом ее директора лорда Паламбо, а сюда приглашена была лордом Гори, председателем Совета по искусствам Великобритании. Собираясь на этот ужин, она сильно нервничала, переживала из-за фильма и из-за того, как она будет выглядеть на ужине. Возле галереи телеоператоры уже приготовились заснять ее появление. Они хотели узнать, какое впечатление произвел на нее фильм Димблби.
За целый час до выхода принцесса уже была готова и мерила шагами лестничную площадку на втором этаже. Сидя внизу, в буфетной, я слышал скрип половиц. Вдруг она остановилась: «Пол, ты там?» Я взлетел по лестнице. Принцесса стояла подбоченившись. На ней было темно-синее платье с поясом, белыми атласными манжетами и белым воротником-стойкой. «Ну как тебе?» — нервно спросила она. Я помедлил с ответом, и ей это не понравилось. «Значит, не то?» Она безвольно опустила руки.
В отношении одежды принцесса всегда больше прислушивалась к мнению мужчин, чем своих камеристок. Именно поэтому тогда, в Пакистане и Чехословакии, она просила нас с Мервином Уайчерли оценить ее внешний вид. Она хотела слышать возгласы восхищения. В Кенсингтонском дворце она часто останавливалась посреди лестницы в новой шляпке или в новом костюме и спрашивала: «Ну как? Нравится?» Иногда, надев новое платье, она выходила на лестницу, надев колготки только на одну ногу и спрашивала: «Как лучше: с колготками или без?» Бывало, что принцесса выходила, надев на ноги разные туфли: одну на плоской подошве, другую — на высоком каблуке. «На каблуках или так?»
