Но когда начала рождаться «Улитка», вмиг сделалось ясно, что примерять к ней метод соцреализма — всё равно что напяливать костюм-тройку на осьминога. Интуитивно они ещё там, в Гагре, почувствовали это, но для полного осознания потребовалось время.
5 апреля АН отнёс просмотренную им вёрстку «Хищных вещей века» («ХВВ») в «МГ», там идёт нормальный издательский процесс, обсуждаются технические вопросы, можно предположить, что через два-три месяца будет тираж. А вечером он выступал где-то в Подмосковном ДК перед «номерниками», то есть сотрудниками номерного, закрытого предприятия. Выступал вместе с Юрием Визбором и художником Соколовым, очевидно, Андреем Константиновичем — известным мастером фантастической живописи, работавшим позже ещё и в соавторстве с космонавтом Леоновым. В дневнике записал:
«Лишний раз убедился, что писателю выступать незачем. Другое дело — выступал Соколов со своими картинками и Юрий Визбор (?) со своими песнями. Это получается хорошо».
Странные слова, неожиданные. АН выступает перед публикой, мягко говоря, не первый раз, любит это дело и в полной мере владеет искусством общения с залом. Примерно в то же время они ездили в Серпухов вдвоём с Нудельманом — в качестве «пристёгнутого» к знаменитости критика — так Рафаил даже не стал выступать, понял, что не требуются никакие комментарии. АН был самодостаточен, и люди не хотели отпускать его, было просто грех отнимать у них время, отпущенное на разговор с кумиром.
И вдруг такая реакция… Что-то здесь не так. Рискнем предположить, что это всё Лес наколдовал. Записей о нём в этот день нет, но мысли наверняка были.
6 апреля в ЦДЛ на Совете по фантастике разбирают первые успехи издательства «Мир». Среди прочего развенчивают как антинаучную книгу Фрэнсиса Карсака «Бегство с Земли». АН вступается за француза, предполагая, что разгромил его какой-нибудь далёкий от литературы учёный с позиций классической НФ, и говорит, что если уж доверять мнению учёных, то, например, таких как Виктор Борисович Шкловский. Все смеются. Оказывается, это и был именно Шкловский. Карсак и в самом деле писатель неважный — типичный представитель добротной развлекательной фантастики. А у Шкловского был безупречный литературный вкус, и, между прочим, он высоко ценил АБС, особенно после «Попытки к бегству».
7 апреля некто Ю. рассказывает АНу о том, как ещё 23 марта сняли с секретарей ЦК и с отдела пропаганды Леонида Федоровича Ильичёва — главного идеолога партии во времена позднего Хрущёва. Но времена эти кончились, а сняли его, по слухам, не без участия Твардовского, которому Ильичёв и тогда немало крови попортил, и теперь снова наскакивал на «Новый мир». Якобы резкий и невероятно дерзкий выпад Твардовского использовал Суслов, и задвинули Ильичёва в МИД, на должность зама Громыко. Очень похоже на правду. Эх, наивный Александр Трифонович! Ведь после отставки столь ненавистного интеллигенции Ильичёва место его занял Суслов, так что идеология ЦК ничуть не сделалась либеральнее. Собственно, это был ещё один немаловажный шаг на пути закручивания идеологических гаек.
Меж тем в дневнике возникают очередные и уже очень конкретные наброски:
«Для психологического равновесия повести сюжет Горбовского должен как-то совпадать с сюжетом Атоса. <…> Атос — олицетворение понимания обреченности лесного люда. Горбовский — олицетворение понимания бессмысленности и опасности работы Базы».
13 апреля АН жалуется на флюс, который не дал ему работать целых два дня, а ещё на весьма откровенные выступления антисемитов из СП РСФСР (так называемой «Донской роты» из ростовских писателей). «Квасные патриоты» чуют спинным мозгом, что время твардовских и стругацких заканчивается, и начинается их время.
Чудесная запись сделана 17 апреля:
«Ах, не прошло ещё время исполинов в искусстве!
Прочел Апдайка „Кентавр“. Вчера посмотрел „Пепел и алмаз“. У вещей этих общего — только высочайшее качество. Да ещё то, вероятно, что они бьют прямо в заплывшую салом совесть. Но если существует шкала для произведений искусства, вроде „мензура Зоили“ Акутагавы, то „Кентавр“ должен располагаться где-то в районе Кафки, Сэлинджера, Дюрренматта, то есть только чуть ниже Хэма, Чехова, Толстого. А „Пепел и алмаз“ — по антисентиментальности, ироничности и ужасу — не знаю, не приходит в голову».
А дальше ещё интереснее:
«Вероятно, у каждого писателя должен быть любимый конфликт. Вроде любимой болезни или любимого лакомства. Во всяком случае, у зрелого писателя. И уж, непременно, в наше время — время высших конфликтов (в отличие от сопливых конфликтов социального неравенства и полового недержания; и как только на таком барахле могли возникнуть гиганты культуры?) Так вот, о любимых конфликтах. В чем любимый конфликт братьев С.? Интеллект против мещанства? Общо, неопределенно. В конечном счёте, это же и конфликт Пьера Безухова с обществом. А вот что. Конфликт между Человеком Понимающим и Человеком Привычных Воззрений. <…>…практики знают, что делать, пусть неверно. А Человек Понимающий не знает, что делать, пусть и верно. <…> Человек Понимающий — единственный великий и трагический герой нашего времени».
Конечно, это всё — тоже для будущей «Улитки».
В апреле 1965-го АН, как и всегда, частенько бывает в гостях. Активный творческий поиск не снижает его общительности, даже наоборот — в разговорах с Севой Ревичем или историком Сергеем Павловичем Толстовым, Витей Сановичем или Леной Вансловой он пытается находить новые повороты для своих мыслей. Но 22 апреля у Ефремова спорить пришлось о «Понедельнике»:
«Чиф нашел там идею о смене оккультных наук средневековья новыми оккультными науками на основе современной физики, объявил, что мы погребли эту идею под массой пустословия и опошлили её хохмами. Предложил писать настоящую серьёзную повесть о вторжении оккультизма в современную науку. Я визжал и отмежевывался, кричал, что для нас магия — просто символика и никаких таких идей мы проводить не собирались, но Чиф был неумолим. Раз мы талантливые писатели, значит, это вышло у нас помимо воли, и нечего тут… Кажется, в конце концов, он согласился, что ПНвС можно печатать в том виде, в каком она есть. Пусть это будет мудрец в шутовском колпаке, пусть эта повесть постепенно приучит соответствующие умы к новой идее. Так он решил. Пусть».
Поразительно! Один из классиков НФ, по существу, ратует за «сайенс фэнтези», которая ещё даже как термин не возникла, на которую даже и намека не было в тогдашней советской литературе.
24 апреля для заказанной ему статьи о будущем АН набрасывает давно придуманные вдвоём тезисы о «Стругацком» коммунизме, однако в непривычно жесткой формулировке:
«…Провозгласить коммунизм, как царство духа, противостоящее дураку, общество, которое требует от индивидуя не старого: „Работай! В поте лица работай и повинуйся!“, а нового: „Думай! Не умеешь думать, не способен самостоятельно решать — иди и повесься!“ Грозная картина, неуютная, но необходимая. Не рай и вечное блаженство, а высочайшая требовательность к человеку».
26 апреля он уже едет в Ленинград, полностью готовый к работе.
Погода вдруг сделается почти летней, они выезжают на природу и даже загорают, добирая недополученное на Юге солнце. Теперь, когда они вместе, всё очень быстро складывается, склеивается, срастается в цельную, завершенную конструкцию.
28 апреля происходит окончательный уход от мира Полдня с заменой имен главных персонажей. А 30-го они записывают, как бы невзначай:
