А интеллектуальное превосходство одной стороны над другой очень хорошо иллюстрирует, например, ответ АНа авторам «Нашего современника». Искренне жаль, что мы не можем привести всё письмо целиком, но вот его яркий финал:
«О. Казанцева упрекает Тихомирова в том, что он предоставил слово Окуджаве и Стругацкому, а не РУССКИМ писателям или, на худой конец, писателям народов ханты, манси и ненецким.
Упрёк опять несостоятелен. Я, например, именно РУССКИЙ писатель. Мои предки жили в России. Я думаю и пишу именно на русском языке, а не на английском и не на японском. И, если я правильно понял Ваш любезный намек, О. Казанцева, не на еврейском, из которого знаю всего одно предложение: „Киш мир ин тохес унд зай гезунд“, что означает, кажется, „поцелуй меня в… и будь здоров (здорова)“. Это предложение я выучил недавно со слов одного моего приятеля-украинца.
О. Казанцевой вторит З. Тоболкин: „…я не понял, это наша газета или чья? Почему мне, русскому литератору, приводят сплошь нерусских божеств?“ (Бог знает что. Где З. Тоболкин учился русскому языку? В Одессе на Привозе? Или это такой юмор?)
Оно, пожалуй, и лестно, когда тебя публично обзывают божеством. Но опять-таки, зачем же нерусским? Нет уж, лучше я не буду божеством, а останусь, как и был, простым русским литератором. И что означает слово „сплошь“ в применении к двум индивидуумам? „Иванов и Петров были сплошь членами кооператива“? <…>
Как ни посмотри, нелепая получилась статья. И я повторяю: мне приятно, что авторы её меня не любят. Должен признаться, мне они тоже не нравятся. Истеричные они какие-то. И с большими претензиями при ограниченных данных. Если все литераторы, выступающие за „Наш современник“, на таком уровне… Но этого, конечно, быть не может. К счастью для „Нашего современника“.
На этом и заканчиваю.
Спасибо за внимание.
г. Москва 31.08.88».
Это лишь одно из публицистических выступлений АБС того времени. Как никогда много дают они в этот период интервью, как никогда много пишут статей, не жалеют времени на выступления перед публикой, соглашаются возглавлять всевозможные организации, участвовать во всяких советах, комиссиях, редколлегиях, иногда — свадебными генералами, а иногда и реальными работниками, потому что знают: сегодня это действительно важно; как никогда много жарких споров и на семинаре БНа в Ленинграде, и на московском семинаре фантастов. Что-то происходит с этими семинарами: если раньше люди приходили просто общаться, учиться чему-то, приходили с целью повзрослеть и поумнеть, то теперь уже брезжат иные цели: напечататься, достичь чего-то, стать кем-то… Это не хорошо и не плохо, это — просто тенденция нового времени. Но учителям тяжело.
АНу особенно тяжело, хоть он и не учитель в полном смысле. Он уже серьёзно болен, ему в Питер-то нелегко ездить, по Москве мотаться тяжко, но он заставляет себя выбираться и в другие города — ради молодых, ради того чтобы поддержать их, сказать свое веское слово, напутствовать. Конечно, здесь не только альтруизм, он и сам получает массу удовольствия. Вот как сказано об этом в «Хромой судьбе»:
«Это может показаться странным, но я, пожилой, замкнутый, в общем-то, избегающий новых знакомств человек, консерватор и сидун, — я люблю публичные выступления.
Мне нравится стоять перед набитым залом, видеть разом тысячу физиономий, объединенных выражением интереса, интереса жадного, интереса скептического, интереса насмешливого, интереса изумленного, но всегда интереса. Мне нравится шокировать их нашими цеховыми тайнами, раскрывать им секреты редакционно-издательской кухни, безжалостно разрушать иллюзии по поводу таких засаленных стереотипов, как вдохновение, озарение, божьи искры.
Мне нравится отвечать на записки, высмеивать дураков — тонко, чтобы никакая сука, буде она окажется в зале, не могла бы придраться; нравится ходить по лезвию бритвы, лавируя между тем, что я на самом деле думаю, и тем, что мне думать, по общему мнению, полагается…
А потом, когда выступление уже позади, нравится мне стоять внизу, в зале, в окружении истинных поклонников и ценителей, надписывать зачитанные до дряхлости книжки „Современных сказок“ и вести разговор уже на равных, без дураков, крепко, до ожесточения спорить, всё время испытывая восхитительное чувство защищенности от грубого выпада и от бестактной резкости, когда не страшно совершить ложный шаг, когда даже явная глупость, произнесенная тобой, вежливо пропускается мимо ушей…
Но особенно я люблю всё это не в Москве и не в других столицах, административных, научных и промышленных, а в местах отдаленных, где-нибудь на границе цивилизации, где все эти инженеры, техники, операторы, все эти вчерашние студенты изголодались по культуре, по Европе, просто по интеллигентному разговору».
И он ездил, не взирая на все свои хвори. В марте 1988-го — на Всесоюзную конференцию КЛФ в Киев. И согласился потом стать председателем Всесоюзного Совета КЛФ. В мае 1988-го — в любимый уже Свердловск на праздник «Уральского следопыта» и очередную «Аэлиту». В сентябре 1989-го — в Коблево Николаевской области на берегу Чёрного моря, на первый и последний в истории уникальный международный слёт фантастов социалистических стран «Соцкон-89». Правда, «международность» этого мероприятия была весьма условной: приехали фэны из Болгарии, Польши, Румынии общим числом чуть более десятка. Понятно: всем остальным было как-то не до того, да и не причисляли они уже свои страны к социалистическим, в конце концов, до разрушения Берлинской стены оставалось всего два месяца. Но праздник фантастики получился хорошим, несмотря на все происки стихий — были и буря на море, и какая-то крупная авария, в результате которой в пансионате отключили не только электричество, но и воду. Сам АН ходил с ведром за водой на какой-то родник, и говорят, даже была такая фотография. А Гена Прашкевич пошутил тогда, что он шёл с этим ведром задумчивый, как жук в муравейнике.
«Жук» выступил перед «коблевским» муравейником дважды — на открытии и на специальном вечере вопросов и ответов. Беседа была снята на любительскую видеокамеру (дорогая экзотическая игрушка по тем временам), и расшифровка через пять лет опубликована в газете «Книжное обозрение». Много было дежурных вопросов и дежурных ответов на них, были и неожиданности, вспоминается почему-то один — самый необычный — вопрос:
— Аркадий Натанович, вот вы столько лет пишете в соавторстве со своим братом. А не думали написать с кем-нибудь ещё в соавторстве, например, с Прашкевичем или Гопманом?
И совершенно не важно, что ответил классик. Ведь мы прекрасно знаем, что планов таких не было. Гена Прашкевич — просто один из любимых учеников, который в последние годы частенько бывает у АНа дома, ему даже благоволит Елена Ильинична (а это, поверьте, очень узкий круг людей); а вот в соавторстве с Гопманом АН действительно кое-что пишет — судьбоносные письма в высокие инстанции. Нет, конечно, не в четыре руки — пишет сам Гопман, но согласуется это всё с АНом непременно. Или вот ещё пример. Собрался Володя в июне 1990-го сделать интервью для «Советской библиографии», взял с собой небольшой магнитофончик «Санио» и поехал к АНу. Классик встретил его, хмыкнул, покрутил машинку в руках и проговорил задумчиво:
— Хорошая фирма. И ты будешь эту хреновину включать? Не стоит. Всё равно ничего не получится. Напиши сам. Ты же лучше меня знаешь, что я отвечу. А собирался ко мне на сколько? На часик. Ну вот, как раз хватит.
И он достал початую бутылку коньяка.
Когда Гопман приехал с текстом, они ещё раз выпили. АН прочёл, подписался и сказал:
— Нормально, пусть так и будет. Ты и в интонацию попал, и в стиль попал. Молодец.
Что ж, это тоже своего рода соавторство.
А война с идеологическим противником продолжается не на шутку. Конечно, к 90-му году всё уже было иначе, а вот в декабре 86-го «Молодая гвардия» подставилась. Кто-то из них выступил в «Комсомолке», дескать, с удовольствием услышим мнение читателей о нашей фантастике. Ну, кандидат филологических наук В.Л. Гопман и высказал всё что думал. «Комсомолка» ему своих площадей не предоставила, поэтому он напрямую в издательство написал — вполне официальное письмо, на которое входящий номер ставят. Получил ответ главного редактора, скорее отписку, чем ответ. Написал выше — в Госкомиздат — товарищу Ненашеву. Вообще ничего не получил в ответ и написал ещё выше — товарищу Яковлеву А.Н. Вот теперь уже Госкомиздат вынужден был реагировать, таким образом Александр Николаевич второй раз в своей биографии оказался причастен к судьбам отечественной фантастики, правда теперь уже в положительном ключе.
