Долг по своей кредитной карте я отрабатывал в течение месяца, трудясь круглые сутки. Зарегистрировавшись в агентстве по поиску временной занятости, я всегда мог найти себе работу. Как только я поднакопил достаточно денег, я сразу же сократил объём выполняемой работы. Я решил работать около половины месяца, а вторую половину отсиживаться дома. Пока я мог зарабатывать около сотни тысяч йен в месяц, я мог вести достаточно приятную жизнь.

Если это было возможно, я старался работать в ночное время. Лучшей была ночная работа регулировщиком. Чтобы стать им, требовалось зарегистрироваться и пройти четырехдневный курс обучения; но после его прохождения не было работы легче.

Посреди ночи я махал светящимся красным указателем туда–сюда, в строящихся районах далеко от человеческого жилья. Единственными звуками, которые я мог слышать на протяжении всей ночи, было эхо от работы строительного оборудования. В те ночи, когда я работал регулировщиком, я был один. Иногда мимо проезжала машина, но всё что от меня при этом требовалось, было правильно махнуть указателем и сказать «осторожно, притормозите».

Так как мне практически не нужно было разговаривать с окружающими во время работы, я чувствовал себя так же, как и во время затворничества в своей квартире. Я просто полагался на выработанные рефлексы, чтобы махать указателем туда–сюда, туда–сюда. Ночной ветер был слегка морозным, но мне ведь платили по десять тысяч йен за отработанную ночь, включая транспортные расходы.

Я работал, затем запирался дома, снова зарабатывал на жизнь и снова запирался. Так я и жил, и с какой–то пугающей скоростью пролетало время. Пока я продолжал работать, наступила зима.

Это была зима пятого года моей хикикоморской жизни. Этот год был особенно холодным – возможно, потому что я давно продал свой котацу в секонд–хэнд. Даже с ног до головы завернувшись в одеяло, я всё равно дрожал от холода. Поэтому я решил попробовать использовать ноутбук, который отдал мне Ямазаки перед отъездом, в качестве грелки.

— Это древний ноутбук, с процессором Pentium 66 МГц. Не хочу его тащить с собой, так что я собирался его выбросить. Но лучше я отдам его тебе, Сато, — сказал он.

И с этими словами он уехал.

Я положил ноутбук себе на живот и включил. Громкое жужжание возвестило, что он заработал, и на экране появились анимешные обои. Так как ноутбук был очень старой модели, он просто чудовищно нагревался. Скоро я согрелся и начал засыпать.

И тут я заметил на экране знакомую иконку.

Это, похоже, был исполняемый файл для эроге, которую делал Ямазаки. Наведя курсор на него, я открыл файл. Жесткий диск загудел. После долгой загрузки началась игра.

Я играл в нее несколько часов. А потом я понял… Понял, что это была ужасная, ужаснейшая игра.

Её жанром была RPG, но это была жуткая дешевка, в сотую часть от первого Dragon Quest’а[50]. Это была уже вовсе не эроге, а сценарий был крайне нелепым, по сути, это было что–то вроде «странствия во имя любви и юности, в которое отправляются воины, борющиеся с гигантской злобной организацией». В игре рассказывалась история про обычного молодого человека, который становится воином, чтобы бороться со злом и защитить героиню. Этот полный надежд сценарий иногда просто забывал про игрока, бессмысленно продолжаясь, продолжаясь и продолжаясь.

Я был потрясен.

Да ну, какой придурок мог написать такой тупой сценарий?

Это был я. Я и был тем самым человеком, кто написал оригинальный сюжет для истории.

Мне стало грустно. Это была горько–сладкая грусть, потому что я окончательно понял сценарий этой игры: борцы сражаются со злом.

Мы явно жаждали этого; мы хотели бороться со злобной организацией; мы хотели бороться со злодеями. Если бы разгорелась война, мы бы сразу присоединились к JSDF[51] и стали бы солдатами–камикадзе. Определенно, это была достойная цель в жизни, да и погибнуть таким образом было заманчиво. Если бы в мире были злодеи, мы бы, определенно, сразились с ними. Сжав кулаки, мы бы сражались. В этом нельзя было усомниться.

Но никаких злодеев не было. В жизни возникали разные трудности, и никаких явных виновников этого не находилось. Это было мучительно.

Наши личные желания стали основой для игры. И по мере её прохождения я осознал, что история на самом–то деле была прекрасная. Она была проста и красива. Фактически прямо сейчас главный герой, сражаясь с очень сильным врагом, клялся защитить героиню.

— Я спасу тебя! — не задумываясь о собственной безопасности, он готов был противостоять исполинскому противнику, и начиналась финальная битва. Я приближался к концу игры.

Для битв были предназначены три команды: «атака», «защита», «спец. атака». Сколько бы я ни атаковал последнего босса, я не мог причинить ему никакого вреда. Естественно, от постоянной защиты тоже не было толка. В конце концов, у меня не осталось другого выхода кроме спец.атаки — последнего смертельного удара. Используя собственную жизненную энергию, я жертвовал собой, чтобы нанести критический урон противнику. Другого способа победить главного босса не было. Так что главный герой игры, сжимая в руке «Бомбу Революционера», собирался применить спец атаку.

Однако, в самое, самое последнее мгновение — в ту самую секунду, когда герой применял спец атаку против главного босса — игра внезапно застыла! Окно с игрой закрылось, и запустился текстовый редактор. Ямазаки, видимо, оставил послание, больше похожее на извинения.

«Действительно ведь не существует иного способа победить огромную злую организацию, кроме как использовать спец–атаку. У вас нет другой возможности победить, не выбрав для себя путь смерти, потому что весь наш мир и есть та самая злая организация. Потому что в ту секунду, когда вы выбираете смерть, мир превращается в ничто, и зло исчезает вместе с ним. И тогда на вас снисходит покой. Но несмотря на это, никакой бомбой я себя так и не подорвал. Это был мой выбор. Нет, не потому что я просто не хотел мучиться, рисуя графику для концовки, и не потому что я и без этого устал делать эту отвратительную игру. Ничего подобного…»

Сначала я попытался разбить компьютер. Но потом передумал. Я видел, как отчаянно трудился Ямазаки над этой игрой, и получившаяся в итоге халтура очень сильно меня задела.

Чем он занимается в эту минуту? Меня внезапно начал беспокоить этот вопрос, но я решил выбросить его из головы. Я не слышал от Ямазаки никаких вестей с самого отъезда и не собирался сам с ним связываться.

Та дурацкая часть моей жизни давно закончилась.

Снова пришло Рождество. Город сверкал огнями.

Указатель, который я сжимал в руке, тоже светился в темноте. Этой ночью я работал регулировщиком на автостоянке возле недавно открывшегося около станции универмага. Так как въезды были оборудованы автоматическими устройствами для выдачи билетов, мне было совершенно нечего делать. Когда на стоянке было тесно, я оказывал помощь; но каждый раз всё заканчивалось тем, что я размахивал указателем туда–сюда.

Аварий не было, ничего не происходило, и канун Рождества проходил спокойно.

Примерно за час до закрытия магазина подъехала машина. Сама по себе машина была совсем обыкновенной, какой–то японской марки, которую можно встретить где угодно. Но из–за того что свет в салоне машины был включен, я узнал девушку, сидевшую на пассажирском сидении. Я ясно её разглядел.

Пораженный, я попытался как можно сильнее натянуть свою каску на глаза. Машина проехала мимо, значит, меня не узнали. Но я почувствовал, что моя школьная подруга, сидевшая на пассажирском сидении, на секунду посмотрела в мою сторону.

Скорее всего, мне просто показалось.

Моя смена закончилась, я переоделся и положил указатель к себе в рюкзак. Покачиваясь в одном из последних ночных поездов, я ехал домой. По пути я зашёл в круглосуточный магазин, чтобы купить чего–нибудь выпить.