– Момбацу сама Карина, – медленного проговорил старик, – твои слова туманны, и я плохо их понимаю. Мне кажется, что ты пытаешься проявлять уважение ко мне – на свой манер. Прости мне мою неграмотность, я всего лишь житель лесной деревни и не знаю, как правильно отвечать. Я никогда раньше не разговаривал с высокородными наподобие тебя… тем более – с женщинами, и я не знаю правильных слов. Но твоей вины в смерти Малака нет. Он был хорошим человеком, но Дракон делает что хочет и берет что хочет. А нас убивают за любую попытку неповиновения – и даже просто ради развлечения. Дурран хотя и суров, но справедлив и не наказывает за пустяки, но в других деревнях… А ты всего лишь пленница. Скажи, ты ведь не попытаешься бежать?

– Куда нам бежать, господин Мамай? – горько усмехнулась Карина. – Вокруг джунгли. И вас всех убьют, если я попытаюсь. Нет, мы не убежим.

– Хорошо, – староста вздохнул с явным облегчением. Кряхтя, он поднялся на ноги и принялся отряхивать пыль с колен. – Пойдем, момбацу сама Карина. У меня дома тебя и твою служанку накормят, а потом тебе отведут дом, в котором вы станете жить.

– Цукка – моя родственница, а не служанка, – как можно вежливее сказала Карина, поднимаясь вслед за ним и стараясь не смотреть на кровавое пятно неподалеку. – Но мы будем очень признательны за еду.

Старик кивнул и заковылял к свои товарищам. Цукка пихнула Карину локтем в бок.

– Ты у нас, оказывается, дипломат не простой, а выдающийся, – слабо улыбнулась она. – Я бы запаниковала и наговорила непонятно чего. Молодец, Кара.

"А что толку?" – едва не спросила у нее Карина, но удержалась. Она обязана оставаться сильной и защищать Цукку – в том числе от безнадежности их будущего. Вместо того она произнесла:

– Спасибо, Цу, я стараюсь. Ты связывалась с Мати в вертолете? Что он сказал?

– Ох! – Цукка внезапно задохнулась, стиснув руки перед грудью, а ее глаза расширились в новом приступе ужаса. – Кара, они летят сюда! Вернее, пока в Грашград. Они хотят нас спасать! Все – и Мати, и дядя Дор, и Лика, и Яни. А Лика, кстати, женился на госпоже Кансе, помнишь, я о ней рассказывала? Женился, и прямиком сюда, нам на выручку.

– Они же погибнут! – Карина почувствовала, как кровь отливает от ее лица. – Они что, с ума сошли? Свяжись с ними и скажи, чтобы не вздумали!..

– Сама свяжись, – Цукка криво улыбнулась. – Ты же теперь можешь общаться, верно? Без ошейника? Только я уже говорила. Поздно. Когда я общалась с Мати, они сидели в самолете. Я боялась говорить рядом с бандитами, так что он просто сказал мне, что все продумано. Надо связаться с ними снова и еще раз обсудить, что они намерены делать.

– Они должны повернуть назад! – решительно заявила Карина. – Цу, даже если они каким-то чудом найдут нас, то не смогут помочь. Мы не можем уйти отсюда, понимаешь? Всю деревню вырежут! Мы…

Она осеклась и виновато отвела взгляд.

Цукка протянула руку и сжала ее предплечье.

– Кара, я не маленький ребенок, – тихо, но решительно сказала она. – Я все понимаю не хуже тебя. Не надо пытаться защищать меня от правды. Да, вполне возможно, что мы обе умрем здесь, и помочь нам не в силах никто. Но давай не станем терять надежду и принимать решения сгоряча, ладно? Нам никто не приставляет пистолет к голове и не угрожает пристрелить немедленно. Для начала нужно поесть, прийти в себя и как следует пораскинуть мозгами. А потом мы свяжемся с нашими и обсудим, что именно они намереваются делать. Пойдем, нас ждут.

Карина кивнула, и две молодых женщины плечом к плечу двинулись в сторону нетерпеливо поглядывающего в их сторону старосты Мамая.

Два других мужчины, все это время с опаской разглядывавшие их с безопасного расстояния, перебросившись со старостой словами на непонятном языке, часто кланяясь, попятились и едва ли не пустились наутек. Староста приглашающе помахал им и пошел в сторону узкой тропинки между двумя хижинами.

Первое впечатление оказалось верным. Улиц в деревне не оказалось, и никакой правильной структуры проходов между ними – тоже. Крытые широкими полупрозрачными листьями какого-то дерева хижины располагались в полном беспорядке, разделяемые лишь редкими деревьями и густой сетью тропинок. Изредка хижины окружал редкий частокол – скорее, формальности ради, чем для действительной защиты от чужого глаза. Тут и там в деревянных клетках кудахтали странные куры – крупные, с большим мясистым гребнем и абсолютно черные. Налетевший порыв ветра донес запах навоза и далекое мычание – похоже, где-то выше по склону располагались загоны для скота. Людей на открытом воздухе не замечалось, но тут и там из темного в предвечерних сумерках дверного проема, занавешенного все теми же полупрозрачными листьями, поблескивали любопытные глаза.

Идти до дома старосты оказалось недалеко – не более полусотни шагов по петляющей между домами стежке. Дом ничем не отличался от других – такой же небольшой, с небольшим пристроенным сарайчиком для домашней птицы и покосившимся частоколом, огораживающим пространство в пять шагов диаметром, заваленное каким-то хламом. Похоже, старосты в здешних местах особыми привилегиями не пользовались – или же в присутствии Дракона просто не относились к высокому начальству. Пройдя в дом первым, старик принялся отдавать приказы на непонятном языке трем женщинам, щеголявшими, как и все местные, закрывающими головы капюшонами с затянутыми шнурками, оставляющими открытыми только глаза. Карина с Цуккой нерешительно остановились у входа, а женщины хлопотали у трехногого, вкопанного в землю стола в центре комнаты, окруженного лавками, опасливо поглядывая на гостей.

– Прошу садиться, сама Карина, сама Цукка, – Мамай кивнул на лавки. – Угощайтесь. Да пребудет сладость на вашем языке.

Сам он тоже уселся, однако не рядом, а на лавку напротив. Женщины за стол не сели. Вместо того они сгрудились на циновках в дальнем углу, возле маленького очага у обмазанной глиной стенки. Там они прижались друг к другу и затихли, напряженно вглядываясь в чужих. Карина опасливо взглянула на едва заметное пламя, опасаясь пожара, но, похоже, местные знали, как не дать огню с дров перекинуться на хижину.

На столе стояла плетеная корзина с незнакомыми фруктами. Некоторые напоминали ярко-красные яблоки, другие – огромные нацумиканы, большая часть размера которых, впрочем, приходилась на толстенную, в три пальца, ватную шкуру. В грубых глиняных плошках лежала холодная каша из зерна, по запаху напоминающего вареный рис, но по внешнему виду, скорее, походящего на овес. И отдельно, на широких листьях, лежали крохотные кусочки вареного мяса.

– Благодарим за пищу, господин Мамай, – вежливо произнесла Карина. Она взяла яблоко и с наслаждением вгрызлась в него. Даже странный терпкий кисло-сладкий вкус не отвратил ее от пищи – однообразные консервы, которыми их пичкали на корабле, страшно надоели ей.

– Господин Мамай, а нет ли воды, напиться? – так же вежливо осведомилась Цукка. – Я была бы очень благодарна…

– Да, сама Цукка, – кивнул хозяин. Он что-то громко сказал в угол, и одна из женщин принесла и поставила на стол глиняный кувшин и пару полукруглых скорлуп от каких-то больших орехов, в которые и налила жидкость. В хижине быстро темнело, и она, ловко проскрежетав кресалом о кремень, зажгла маленькую медную лампу, огонек которой не столько разгонял темноту, сколько сгущал ее. Воспользовавшись случаем, Карина взглянула на нее сканером сквозь одежду. Судя по состоянию лица и тела, ей исполнилось не менее сорока. Интересно, кем она приходится хозяину? Тому на вид далеко за семьдесят. Дочь? Но почему она не замужем? Ведь в диких краях вроде этого женщин должны выдавать замуж едва ли не детьми – ну, или так она читала в книжках. Она взяла скорлупу, пригубила – и закашлялась. Жидкость в ней оказалась скверным кислым пивом, резко отдающим уксусом. Пить его казалось решительно невозможным.

– Господин Мамай, – смущенно попросила она, – а нельзя ли воды? Просто воды?

– Воды? – старик удивленно посмотрел на нее. – Но простую воду пить опасно. Можно заболеть и умереть. Духи болезней живут в ней, но не могут жить в пиве.