Обнаженная Цукка лежала рядом на таком же матрасе и не шевелилась. Из ее приоткрытого рта тянулась ниточка слюны, хриплое дыхание с трудом вырывалось из груди. Она казалась осунувшейся и постаревшей – впрочем, возможно, виной тому был неяркий неприкрытый свет лампы, обострявший черты лица. Превозмогая слабость, Карина дотянулась до нее и нащупала пульс на шее. Тот бился слабо, но ровно и уверенно. Покрытая обильной испариной кожа казалась горячей. Карина обвела взглядом помещение, в котором они оказались. Комнатушка десять на десять шагов, обшитая стальными пластинами, небольшой унитаз в углу, стальная же глухая дверь – и никаких признаков окон. Куда они попали? Она попыталась подняться на ноги – и тут же сильный толчок снова сбил ее с ног. Она замерла, прислушиваясь к себе и окружающему миру. Да, определенно, пол качался не только из-за ее слабости. Они в море? На корабле?

Она заставила себя подняться и опираясь на стену, чтобы не упасть, стараясь не обращать внимания на жгучий холод металла под босыми ступнями, добралась до двери и несколько раз стукнула по ней кулаком. Металл отозвался глухим, еле слышным звуком – очевидно, дверь являлась сплошной и массивной. Тюремная камера? Она добрела обратно до своего тюфяка и почти упала на него, чувствуя, как тело все сильнее пробирает дрожь. Позвоночник, кости рук и ног потихоньку начинало ломить. В носу засвербело, и она несколько раз чихнула. Замечательно. Если их непонятно сколько держали на наркотиках, есть только два варианта происходящего: простуда или абстинентный синдром. И остается только истово надеяться, что не второе.

– Цу! – позвала она, склонившись над подругой и потормошив ее за плечо. – Цукка! Проснись! Ты меня слышишь? Цу!

Цукка что-то хрипло пробормотала себе под нос, и Карина снова затормошила ее за плечо. В конце концов та протяжно застонала и зашевелилась. Она перевернулась на бок и попыталась свернуться в калачик.

Несколько минут спустя она все же пришла в себя настолько, что при помощи Карины сумела сесть на матрасе и мутным взглядом обвела камеру.

– Кара, где мы? – хриплым шепотом спросила она.

– Не знаю, – откликнулась та. – Похоже, какой-то корабль. Цу, ты можешь позвать Мати? Или Яну? Лику?

– Сейчас попробую, – Цукка шмыгнула носом. – А ты пыталась?

– Я не могу, я в ошейнике. Он не дает мне задействовать эффектор, в том числе для прямой связи.

– Но ты же умеешь его пробивать?

– Нет, Цу, – вздохнула Карина. – Это новая модель. Он не создает постоянное шумовое поле, а реагирует направленным импульсом на активацию эффектора. Как из "розы" выстрел. Жуткие ощущения. Мне с ним не справиться.

– Хорошо… – Цукка прикрыла глаза, вытянулась на тюфячке и зашевелила губами. Несколько секунд спустя на ее лице отразилось облегчение, и она заговорила вслух:

– Мы живы, Мати, да, и Кара тоже… Нет, она не может говорить – на ней какой-то новый блокиратор, который она пробить не сумеет… Не знаю. Железная комната, пол качается, как на корабле… Нет, не выглянуть, окон нет… Мати, не надо. Не торопитесь. Нас не убили, значит, пока нам ничего не угрожает. Не волнуйтесь. Мати, я себя паршиво чувствую, мне трудно говорить. Я потом тебя вызову… Не беспокойся, пожалуйста, пока все в порядке… Да, Мати, я тебя тоже. Конец связи…

Несколько секунд она лежала без сил, потом посмотрела на Карину.

– Связь действует, – наконец сказала она. – Мати страшно рад, что мы наконец-то очнулись. С Ликой и Яной все в порядке. Мати спрашивал, можем ли мы определить, где находимся. Они собираются как-то нас спасать.

– Плохо, – Карина тоже вытянулась на тюфяке. – Как бы глупостей не наделали. Цу, как ты себя чувствуешь?

– Знобит, – пожаловалась та. – Нос соплями забит. Все тело ломает, как при простуде. И в животе рези… нам хоть горшок какой-нибудь здесь поставили?

– Унитаз в углу. Цу, нужно терпеть. Нас на наркотиках держали. Я не знаю, на каких, но некоторые вызывают привыкание очень быстро. Если не хочешь стать наркоманом, нужно перетерпеть абстиненцию. Она очень неприятна, но выхода нет. Надо терпеть.

– Перетерплю, – согласилась Цукка после паузы. – Раз выхода нет…

Дверь лязгнула и растворилась. В узком проходе стояли двое мужчин с короткими автоматами – в пыльном воздухе тюремной камеры замерцали узкие лучики лазерных прицелов, недвусмысленно упираясь в грудь приподнявшейся на локте Карины. Лица обоих в густой тени от притолоки казались почти черными… Казались? Нет. В самом деле темно-коричневая кожа, не только на лице и шее, но и на кистях рук, выглядывающих из широких рукавов белых накидок-хантэнов, которые она видела в передачах о Западном континенте. Короткие черные волосы заметно курчавились. Узкие глаза над широкими скулами и приплюснутым носом недобро глядели из-под нависающих надбровных дуг.

Гуланы. Настоящие гуланы с Западного континента.

– Не вставать, – с резким акцентом приказал один из них. – Ты, в ошейнике. Попытаешься делать глупости – пожалеешь. Обе – лечь на спину, засунуть руки под спину и не двигаться.

Ни Карина, ни Цукка не пошевелились.

– Вы что, не поняли? Лечь на спину! – рявкнул говорящий.

– Ты дурак, – спокойно сказала Карина. – Ты собрался стрелять в комнате, обитой металлом? Тебя самого убьет рикошетом.

Медленно, преодолевая слабость и ломоту в теле, она поднялась на ноги и вызывающе уставилась на гуланов.

– Я не стану стрелять, – усмехнулся гулан, проходя в камеру. – Я просто вышибу тебе прикладом зубы, бесстыдная сучка. А может, и сломаю пару ребер.

– Попробуй, – стараясь, чтобы голос не дрожал, произнесла Карина. Она оттолкнулась от стены и сделала пару шагов навстречу.

– Ким! – предостерегающе проговорил второй гулан, доселе молчащий, опуская ствол патомата. – Хусуба-та шихо мо каллу. [Голова приказал обращаться с ними с уважением (поллах)]

– Хош! [Сам знаю! (поллах)] – отмахнулся от него первый. – Я тебя в последний раз предупреждаю, сучка – вернись на место и ляг на спину.

– Позови главного, – все тем же ровным тоном потребовала Карина. – Я стану разговаривать только с ним.

– Ты станешь разговаривать с тем, с кем придется, – недобро ощерился гулан, блеснув белыми зубами.

Ударил он, как Карина и ожидала, прикладом снизу вверх, по восходящей дуге. Его намечающаяся траектория должна была завершиться встречей с ее лицом – скулой или носом. Разумеется, он рассчитывал, что она попытается уклониться… и когда он потянулся за ней вперед, неустойчиво наклонившись, она вкрадчиво скользнула вперед и вправо, провернувшись на пятках у него за спиной. Когда еще не сообразивший, что произошло, мужчина продолжил поворот, пытаясь обнаружить ее взглядом, она, нажав на его левое плечо, одновременно подперла ступней левую пятку. Потеряв равновесие и продолжая вращаться вокруг своей оси, гулан нелепо взмахнул руками и, получив несильный толчок в спину, со всего маха врезался лицом в металлическую переборку. Не дав ему опомниться, Карина, сдвинувшись вбок и резко присев, полунажала-полуударила его коленкой под коленный сгиб и, дернув за левое плечо, уронила назад и вправо, бедром придавив к стене правую руку с автоматом. Выполнить классический завершающий контроль броска на четыре стороны она не сумела – помешали переборка и внезапно накатившая слабость, однако и ее противник оказался не способным сопротивляться. Поскольку правильно группироваться при падении его явно не учили, он неловко шлепнулся на вытянутую руку – и взвыл, когда под тяжестью тела суставы вывернулись в неверном направлении. Но даже крик боли не сумел заглушить отчетливый хруст ломающихся костей левого предплечья. Карина вздрогнула – все ее инстинкты завопили о немедленной помощи пострадавшему – но усилием воли она подавила их и вырвала из задранной руки автомат. Перешагнув – перепрыгнуть она не смогла из-за слабости – через упавшего и отодвинувшись от него на два шага, она нацелила автомат на второго гулана, все еще не сообразившего что происходит. Она никогда раньше не видела такого оружия и сейчас искренне надеялась, что направленная под углом вверх планка предохранителя означает, что оружие способно стрелять. В ее состоянии и без манипуляторов второго здорового мужика без эффекта внезапности ей не завалить, несмотря на все ее умения.