– Время беспокоиться о мелочах наступит позже, – слегка пожал плечами мужчина. – Сейчас нам нужно выжить. Если все в порядке, нам следует поторопиться. Вряд ли Шай появится в деревне позже чем через четыре-пять часов. А нам еще нужно провести хоть какой-то инструктаж по стрельбе.
– Да. Извини. Но все же не забудь напомнить мне о моих обещаниях потом, когда все закончится. Я предпочитаю держать свое слово, – Карина слегка улыбнулась ему и снова пошла вниз по коридору.
Ящики с патронами обнаружились в дальнем углу кладовой. Прикрывавшая их ткань от времени окостенела так же, как и та, что обертывала карабины. Она отличалась темно-серым цветом и в полумраке мало отличалась от стены, рядом с которой располагался штабель. Дурран сбросил – точнее, сбил каблуком – ткань, резким движением оторвал треснувшую деревянную крышку и довольно хмыкнул. Внутри оказались какие-то странные сетки с воткнутыми в них серыми палочками. Дурран извлек одну и повернулся так, чтобы на нее падал свет. Потом он взял со стеллажа плоско-изогнутую черную коробочку и поднес к ней палочку.
– Безгильзовые патроны и обоймы, – проговорил он удовлетворенно. – Трехмиллиметровые или около того. Похоже, как раз патроны к тем карабинам. Воздух здесь очень сухой и прохладный, так что испортиться не должны. Хотя… – Он задумчиво посмотрел на Карину. – Сама Карина, сколько времени, говоришь, они здесь пролежали?
– Лет двести… – Карина пожала плечами. – Не знаю точно.
– Странно. Мне казалось, даже в Четырех Княжествах безгильзовые патроны получили массовое распространение всего лет двадцать назад. Когда я записался в Караванную Охрану, только у нашего полковника был пистолет под такой боезаряд, и он страшно им гордился. А изобрели их только в начале века. Не говоря уже про то, что патроны изобрели только в середине прошлого века, ста лет не прошло. Так каким образом ЭТИ патроны могли лежать здесь двести лет?
Карина замерла с открытым ртом, мысленно выругав себя самыми нехорошими словами, которые только знала. И чего она за языком не следит? Расслабилась, дура…
– Просто у нас так говорят, – наконец сказала она, отводя взгляд. – "Лет двести" значит "давным-давно". Давай вынесем их наверх.
– Да, сама Карина, – кивнул Дурран, поворачиваясь. – Я схожу позову мужчин. Мне следовало подумать заранее.
– Не надо! – быстро остановила его Карина. – Господин Дурран, не забывай, я же девиант. Синомэ, как у вас говорят. Я могу поднять почти сто тридцать килограмм. Только бы ящики не развалились.
– Да? – мужчина с сомнением посмотрел на нее. – Сама Карина, но женщине не следует делать мужскую работу…
– У меня в стране за такое заявление тебя по судам бы затаскали! – Карина фыркнула. – Не беспокойся, я привычная. Знаешь, я тебя хочу попросить об услуге. Можно?
– Да.
– У нас в стране, когда хотят избавиться от обращений вроде "госпожи", предлагают общаться без формальностей. Давай ты перестанешь называть меня "сама", а я перестану называть тебя "господин"?
Несколько секунд Дурран молча смотрел на нее, потом неожиданно шагнул вперед и, нависнув над ней, ухватил ее за плечи, нависнув над ней угрожающей темной массой.
– Сама Карина, а ты помнишь, что я – солдат Дракона? – хрипло спросил он. – Что я убивал людей – даже не солдат, а простых людей – просто потому, что мне приказали? Что я помогал производить наркотик, убивавший твоих соотечественников? Сознательно помогал, да еще и стремился произвести его как можно больше! Ты предлагаешь свою дружбу мне – бандиту и убийце. Ты называла меня так, и ты совершенно права. Ты осознаешь, что ты сейчас делаешь, что мне предлагаешь?
– Убийца? – Карина печально улыбнулась. – Дурран, я ведь тоже убийца. Не смотри, что я маленькая и хрупкая. С помощью своей силы я тоже убивала людей, которые ничем мне не угрожали. Когда я сбежала из детдома… В общем, я убила многих людей, некоторые из которых просто пытались помочь несчастной одинокой перепуганной девочке. У меня в прошлом вряд ли меньше черных пятен, чем у тебя. Но однажды я встретила очень хорошего… человека. Он спас меня. И научил понимать, что жить прошлым бессмысленно. Прошлого больше не существует. Его ни в коем случае нельзя забывать, чтобы не оступаться на том же месте, но важно лишь будущее. Месть – в том числе месть самой себе – бессмысленна. Она не способна исправить то, что уже совершено. Дурран, неважно, кем ты был. Важно, кто ты сейчас. И кем ты можешь стать. Ты ведь не станешь больше служить Дракону? Убивать людей?
– Убивать людей… – Дурран словно потух. Он выпустил Карину, отступил на шаг и отвернулся. – Я солдат с пятнадцати лет, Карина. Почти половину своей жизни. Я не умею делать ничего больше, кроме как убивать.
– Я не говорю, что ты не должен сражаться. Или что ты не должен убивать в бою. Дурран, ты понимаешь, о чем я. И потом, у тебя еще появится возможность научиться чему-то еще.
– У меня? – Дурран обернулся и горько усмехнулся. – В моем-то возрасте? Я уже прожил больше половины отпущенного срока, Карина. Мне поздно учиться новым трюкам.
– Еще один без времени постаревший… – Карина тяжело вздохнула. – Мати было тридцать два, когда его вышибли из армии, больше, чем тебе сейчас, и он тоже сначала думал, что жизнь для него закончилась. А потом он взял да и стал историком. И твердо намерен к семидесяти стать старшим профессором. У нас в Катонии вообще принято доживать до восьмидесяти лет, а то и до девяноста. А ты мой ровесник. У тебя организм потрепан, но ничего особого тяжелого. Я тебе как врач говорю – при правильном отношении к здоровью у тебя есть все шансы дожить минимум до семидесяти. Знаешь, когда мы закончим с Шаем, я всерьез возьмусь за ваше здравоохранение. Глупость какая-то – женщина в сорок лет уже совершенная старуха!
– Да. Когда мы закончим с Шаем… – эхом откликнулся мужчина. – Карина, у нас и в самом деле нет времени. Нам нужно срочно заканчивать с оружием. Мы поговорим потом. После победы.
Если победим, – эхом отдались в сознании Карины его непроизнесенные слова, и она опять почти в панике взглянула на него. Неужели она и в самом деле чувствует его эмоции? Решительно тряхнув головой, она повернулась к куче ящиков и манипуляторами принялась осторожно сбивать с них окаменевшую ткань. Только бы не повредить неосторожным ударом непрочное дерево…
На то, чтобы перенести оружие и патроны в деревню, ушло полтора часа. Шаттах, Дурран и несколько повстанцев, разобравшись в том, как устроены карабины, быстро разбирали их один за другим, протирали от старой смазки, смазывали каким-то местным растительным маслом, прекрасно, по уверению Шаттаха, заменявшим синтетическое оружейное, и собирали снова. После того, как первые винтовки оказалась собраны и испытаны – в первый раз стреляла из каждой Карина, на случай разрыва ствола державшая оружие в максимально вытянутых манипуляторах – один из повстанцев, суровый бородатый мужчина с первой проседью в густой шевелюре принялся обучать добровольцев стрельбе. При всей своей невзрачности и негромкости выстрела трехмиллиметровые пульки насквозь пробивали толстый, в кулачный обхват, пальмовый стол. Несмотря на опасения Дуррана, за прошедшие столетия вещество, из которого патроны состояли, если и выдохлось, то не слишком сильно. Единственной проблемой оказалось то, что стрелять из нового оружия оказалось некому. Деревенские мужчины восприняли идею вооружения с энтузиазмом, однако даже с десяти шагов в деревянный щит со стороной в полсажени попадали один раз из пяти. Занимавшийся снаряжением магазинов Дурран только качал головой, глядя, как они, судорожно вцепившись в цевье одной рукой, дергают спусковую скобу едва ли не всей второй пригоршней.
– Если все дружно выстрелят в одну сторону, то в кого-нибудь да попадут. Хотя бы по теории вероятностей, – прокомментировала процесс Цукка. Не раз видевшая, как муж чистит пистолет, она почти мгновенно ухватила идею устройства карабина и теперь наравне с мужчинами принимала участие в приведении оружия в рабочее состояние. – Но лучше бы Тилос складировал в пещере гранатометы. Из них хотя бы точно целиться не нужно.