В качестве ученых наставников, людей значительных и авторитетных, они требовали от Него отчета относительно Его общения с мытарями и людьми дурной жизни. И почему Его ученики подбирали колосья в день субботний? Все это было серьезным нарушением их постановлений. Иисус отвечал им со свойственными Ему кротостью и широтою словами терпимости и великодушие. Он попробовал над ними Свое слово любви. Он говорил им о любви Бога, который радуется при виде одного раскаявшегося грешника более, чем при виде многих праведников. Он рассказал им причту о потерянной овце и о блудном сыне. Смущенные, они замолчали. Но, решив напасть на него сызнова, они начали упрекать Его в противозаконном исцелении больных в день субботний. "лицемеры!" — возразил Иисус с негодованием, — не снимаете ли вы цепи с ваших быков, чтобы вести их на водопой в день субботний? А дочь Авраама не может быть в этот день избавлена от цепей сатаны?".
Не зная более что сказать, фарисеи начали говорить, что Он изгоняет бесов силою Вельзевула, на что Иисус возражает с одинаковою глубиной и находчивостью, что дьявол не может изгонять себя сам, и что грех против Сына Человеческого может быть прощен, но грех против Святого Духа не подлежит прощению. Он хотел этим сказать, что оскорблениям, направленным против Его личности, Он придает мало значения, но отрицание добра и истины, когда она признана, доказывает внутреннюю испорченность, непростительный порок, неизлечимое зло.
Это слово было объявлением войны. Его называли "богохульник!" Он отвечал: "лицемеры!" — "Сообщник Вельзевула!" Он отвечал: "род ехидный". С этого момента борьба продолжалась все увеличиваясь в размерах. Иисус обнаружил в ней диалектику точную и сжатую, Его слово пронзало словно острием меча.
К этому времени Он изменил свои приемы: вместо того, чтобы защищаться, Он нападал и отвечал на обвинения еще более сильными обвинениями, не щадя главного порока своих врагов — лицемерия. "Зачем преступаете вы закон Бога и предпочитаете ему ваши предания? Господь повелел: чти отца твоего и матерь твою. вы же разрушаете не выполнять этот завет, когда вам это выгодно. Вы служите Богу одними устами, в вашем благочестии нет сердца живого".
Иисус никогда не терял самообладания и в то же время Он ширился и вырастал в этой борьбе. По мере того, как на Него нападали, Он утверждал все громче, что Он — Мессия, посланник Божий. Он грозил храму, Он предсказывал несчастия Израилю, Он ставил им в пример язычников, Он говорил, что Господь пришлет иных работников в Свой Виноградник.
После этого иерусалимские фарисеи начали волноваться. Убедившись, что Его нельзя было заставить замолчать, они также изменили свою тактику. Они решили вовлечь его в западню. Они послали к Нему своих уполномоченных, чтобы уловить его в ереси, которая дала бы возможность схватить Его как богохульника во имя закона Моисеева, или же осудить как мятежника перед римским правительством.
Отсюда возникли коварные вопросы относительно прелюбодеяния женщины и относительно подати Цезарю. Проникая безошибочно в намерения Своих врагов, Иисус обезоруживал их своими ответами, в которых глубокое психологическое проникновение соединялось с искусным отпором врагов.
Убедившись, что Его трудно поймать, фарисеи попробовали запугать Его и начали преследовать Его на каждом шагу. И уже чернь, на которую они не переставали воздействовать, отвернулась от Него, видя, что Он не думает восстановлять царство Израильское. Всюду, даже в незначительных селениях, Он встречал недружелюбное и подозрительное настроение шпионов, которые следили за Ним, и враждебных соглядатаев, которым было поручено лишать Его бодрости. Некоторые говорили Ему: "Удались отсюда, ибо Ирод Антипа ищет Твоей смерти". На что Он отвечал с спокойным достоинством: "Скажите этой лисице: не бывало никогда, чтобы пророк умер вне Иерусалима".
Ему нисколько раз приходилось переплывать озеро Тивериадское и искать убежища на восточном берегу, чтобы избегнуть расставленных для него сетей. Он не был в безопасности нигде. Тем временем пришла весть о смерти Иоанна Крестителя, которому Антипа велел отрубить голову в крепости Махероне. Рассказывают, что Ганнибал, увидав голову брата своего Гасдрубала, убитого римлянами, воскликнул: "Теперь я знаю участь Карфагена!". Иисус мог узнать свою участь в смерти своего предшественника. Он не сомневался в ней со времени видения в Енгадди; Он принял ее заранее; тем не менее, эта весть, принесенная учениками в пустыню поразила Иисуса как зловещее предупреждение. Он воскликнул: "Они не признали его и сделали над ним что хотели; так же пострадает от них и Сын Человеческий".
Двенадцать апостолов встревожились; Иисус не хотел, чтобы Его взяли невзначай, Он хотел отдаться добровольно, когда окончено будет Его дело и, как истинный пророк, принять смерть в час, избранный Им самим. Преследуемый в течение целого года, удачно ускользая от врага благодаря своей предусмотрительности, видя охлаждение со стороны народа, которое последовало за взрывами энтузиазма, Иисус решился еще раз удалиться с своими ближайшими учениками.
Поднявшись на вершину горы с двенадцатью апостолами Он обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на свое любимое озеро, на берегах которого Он жаждал вызвать зарю Царства Небесного. Он окинул взглядом города, раскинувшиеся по его берегам, или поднимавшиеся уступами по склонам гор и утопавшие в своих зеленых оазисах, все эти дорогие для Него селения, белевшие в полумраке наступивших сумерек, в которых Он сеял глаголы жизни и которые готовы были покинуть Его.
Предвидение будущего охватило его. Пророческим взглядом окинул он весь чудный край, превращенный рукой мстительного Измаила в пустыню, и с Его уст сорвались эти слова, в которых звучал не гнев, а глубокая грусть: "Горе тебе, Капернаум; горе тебе, Хоразин; горе тебе, Вифсаида!". Затем, повернув к стране язычников, Он направил свой путь по долине Иордана в Кесарию Филлиппову.
Тяжел и долог был путь беглецов посреди тростников и болот верхнего Иордана, под палящими лучами жгучего сирийского солнца. Ночи приходилось проводить в палатках пастухов или у Ессеев, водворившихся в маленьких поселках этого затерянного края. Подавленные ученики были молчаливы. Учитель был погружен в свои размышления. Он думал о невозможности внедрить в сознание народа свое учение одной проповедью. Он с грустью размышлял над происками своих врагов.
Решительная битва была неизбежна. Чем кончится она? С другой стороны, Его мысль возвращалась с любовью и заботой к своей духовной семье, рассеянной по разным местам, и в особенности к двенадцати апостолам, которые отказались от всего и все покинули, чтобы следовать за Ним. Он знал, что сердца их разрывались, теряя последнюю светлую надежду на торжество Мессии. Мог ли Он оставить их без Себя? Достаточно ли проникла истина в глубину их сознания? Не поколеблется ли в них вера в Его учение? Достаточно ли ясно сознают они кто Он? Под влиянием этой тревоги Он спросил: "за кого люди почитают Меня?" И они отвечали: "одни за Иоанна Крестителя, другие за Илью, а иные за Иеремию или за одного из пророков". "А вы за кого почитаете Меня?" Тогда Симон Петр ответил за всех: "Ты Христос, Сын Бога живого" (Матф. XVI. 13–16). В устах Петра это слово не означало, как установила позднее церковь: Ты — единое воплощение всемогущего Бога, второе лицо Троицы; оно означало: Ты — Избранник Израиля, провозглашенный пророками. В посвящении индусском, египетском и греческом, имя Сына Божьего означало сознание, отожествившееся с Божественной истиной и воля, способная проявить эту истину. По мысли пророков, этот Мессия должен был явить собою величайшее проявление подобного сознания и подобной воли. Он будет Сыном Человеческим, т. е. Избранником земного человечества, и Сыном Божиим, т. е. Посланником Небесного Человечества, и, как таковой, будет иметь в себе Отца или Духа, который посредством Небесного Человечества управляет вселенной.
При этом доказательстве веры апостолов в Него, Иисус должен был испытать великую радость. Ученики поняли Его: Он будет жить в них. Живая связь между небом и землей была установлена, Иисус сказал Петру: "Блажен ты, Симон, сын Ионин, ибо не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, сущий на небесах". Этим ответом Иисус дает понять Петру, что он признает его посвященным, силою глубокого внутреннего проникновения в истину.
