Он вспоминал содержание Книги Мертвых, и смысл всех этих символов разоблачался теперь перед его сознанием. После всего, что он увидел и узнал, он легко мог вообразить себя в сумрачной области Аменти, в таинственном междуцарствии, следующем за жизнью земной и предшествующему жизни небесной, где умершие, вначале лишенные зрения и речи, снова овладевают способностью видеть и говорить. И он также готов предпринять великое странствие, путь бесконечности через различные миры и многочисленные существования.

Уже Гермес оправдал его и признал достойным. Он дал ему разгадку великой тайны: "Единая душа, великая душа все это зачала, отделив от себя, все души, которые наполняют своим стремлением вселенную". Вооруженный знанием тайны, он вступал в барку Изиды. Она отправлялась в путь. Поднятая в эфирные высоты, она плавала в межзвездных пространствах. Уже могучие лучи великой зари пронизывали лазурные покровы небес, уже хоры просветленных духов, Akhimou-Sиkou, достигших вечного покоя, пели: "Пробудись, Ra-Hermakouti! Солнце духов! Находящиеся в барке объяты трепетом! Несутся возгласы от них, плывущих на барке миллионов лет. Великий божественный круг, славословя священную барку, наполняется радостью. Восторг проникает в таинственное святилище. О, поднимись Ammon-Ra Hermakouti! Самотворящее Солнце!" На что посвященный отвечал следующими гордыми словами: "я достиг страны истины и оправдания. Я воскрес, как живой Бог, и я сияю в хоре Богов-Небожителей, ибо я из их породы".

Подобные гордые мысли и дерзновенные надежды посещали дух адепта в ночь, которая следовала за мистической церемонией воскресения из мертвых. На другой день, когда он ходил по аллеям храма, освещенным ослепительным солнцем, эта ночь казалась ему лишь сновидением, мечтой, но какой незабываемой мечтой осталось в его душе это первое проникновение в невидимые миры!

Снова читал он надпись на статуе Изиды: "Ни один смертный не поднимал моего покрывала". И все же один край покрывала был приподнят, хотя бы для того, чтобы немедленно опустится снова. Он же проснулся вновь в обители могил, и как бесконечно далеко казалось ему достижение его сна, ибо долог путь, совершаемый на барке миллионов лет! И, тем не менее, он все же проникнул в тайну конечной цели. Его видение потустороннего мира могло быть лишь сном, незрелым наброском воображения, еще отяжелевшего от испарений земли, но мог ли он сомневаться в этом новом сознании, раскрывавшемся внутри его, в этом таинственном двойнике, в этом божественном Я, которое появилось перед ним в своей сияющей красоте как живой образ, говоривший с ним во время его сна? Была ли то родная ему душа, был ли то его Гений, или это было лишь отражение скрытой глубины его духа, предчувствие его будущего бытия?

Это чудо и эта тайна были все же реальностью, и если это была его собственная душа, она все же была его истинной душой. Что бы снова найти ее, чего бы ни сделал он! И если бы он жил тысячелетия. он не мог бы забыть этого божественного часа, когда увидел свое истинное Я, сияющее и чистое.{14}

Посвящение было окончено. Адепт был посвящен в жрецы Озириса. Если он был египтянин, он оставался при храме. Чужеземцу же дозволялось иногда вернутся на родину, чтобы основать там новый культ или выполнит ту или иную миссию. Но, прежде чем отправиться, он давал торжественный обет сохранять абсолютное молчание относительно всех храмовых тайн. Он не должен был выдавать никогда и никому то, что видел и слышал, ни раскрывать учения Озириса иначе, как под тройным покровом мистерий или мифологических символов. Если он нарушал клятву, роковая смерть настигала его рано или поздно, где бы он ни был, тогда как ненарушенное молчание становилось щитом его силы.

Возвратившись на берега Ионии в свой кипучий город, живя среди толпы людей, находившихся под властью своих страстей и не сознававших своего истинного я, он часто возвращался мыслью в Египет, к пирамидам, к храму Амона-Ра. И тогда к нему возвращались видения склепа. И так же, как белый лотос качается над волнами Нила, так и это чудное белое видение всплывало над мутной поверхностью волнующейся земной жизни. В часы вдохновения он слышал голос, и это был голоса Света. Пробуждая в глубин его существа сокровенную музыку, он говорил ему:

Предание столь же древне, как и сознание человечества; вызванное вдохновением, оно затеривается во мраке веков. Достаточно просмотреть внимательно священный книги Ирана, Индии и Египта, чтобы убедиться, что основные идеи эзотерического учения составляют их сокровенный нерушимый фундамент. В них заключена невидимая душа и творческое начало этих великих религий.

Все могучие основатели религий проникали хотя бы на мгновенья в сияние центральной истины; но свет, который они извлекли из неё, преломлялся и окрашивался сообразно их гению и сообразно временам и странам, в которых осуществлялась их миссия.

Мы прикоснулись к арийскому посвящение вмести с Рамой, к брахманическому вместе с Кришной, к посвящению Изиды и Озириса с жрецами Фив.

Можно ли отрицать, после всего указанного нами, что духовное начало Бога, лежащее в основе монотеизма и единства природы, было известно брахманам и жрецам Амона-Ра? Несомненно, что они не вызывали вселенную к жизни посредством внезапного акта творчества, благодаря произвольной прихоти её Творца, как это делают наши наивные теологи. Нет, они извлекали последовательно и постепенно, основываясь на божественной эманации и на законе эволюции, видимое из невидимого, проявленную вселенную из неизмеримых глубин живого Бога. Двойственность мужского и женского начала исходила из первичного единства, троичность человека и вселенной из творческой тройственности и т. д. Священные числа составляли вечный глагол, ритм и орудие Божественности.

Проводя эти идеи с ясностью и силой перед сознанием посвящаемого, брахманы и жрецы вызывали в нем понимание сокровенного строения вселенной по аналогии с строением самого человека, подобно тому, как верная нота, вызванная смычком, проведенным по покрытому песком стеклу, начертывает на нем в малом виде те же гармонически формы вибраций, какие наполняют своими звуковыми волнами необъятные воздушные пространства.

Но эзотерический монотеизм в Египте не выходил никогда из пределов святилищ. Священная наука была там привилегией самого ограниченного меньшинства. Внешние враги начинали пробивать бреши в этом древнем оплоте цивилизации. В эпоху, о которой пойдет сейчас речь, в XII столетии до Р.X., Азия погружалась в культ материальности. И Индия быстро подвигалась к своему упадку. Могучее государство возникло на берегах Тигра и Евфрата. Вавилон, этот страшный колосс среди городов, производил огромное впечатление на кочевые народы, которые бродили вокруг. Ассирийские цари объявили себя властителями четырех частей света и мечтали распространить свое царство по всему миру. Они завоевывали народы, изгоняли их целыми массами, употребляли их на защиту своих границ и натравливали их друг на друга.