Что же сказал великий Иерофант? Каковы были эти священные слова, эти верховные откровения?
Посвященные узнавали, что божественная Персефона, которую они видали посреди ужасов и мучений ада, являла собой образ человеческой души, прикованной к материи в течение земной жизни, а в посмертной — отданной химерам и мучениям еще более тяжелым, если она жила рабой своих страстей. Её земная жизнь есть искупление предыдущих существований. Но душа может очиститься внутренней дисциплиной, она может вспоминать и предчувствовать соединенным усилием интуиции, воли и разума, и заранее участвовать в великих истинах, которыми она овладеет вполне и всецело лишь в необъятности высшего духовного мира. И тогда снова Персефона станет чистой, сияющей, неизреченной Девственницей, источником любви и радости.
Что касается её матери Деметры, она являла собой в мистериях символ божественного Разума и интеллектуального начала человека, с котором душа должна слиться, чтобы достигнуть своего совершенства.
Если верить Платону, Ямвлиху, Проклу и всем александрийским философам, наиболее воспримчивые из среды посвященных, имели внутри храма видения характера экстатического и чудотворного. Мы привели свидетельство Порфирия. Вот другое свидетельство Прокла:
"Во всех посвящениях и мистериях боги (это слово означает здесь все духовные иерархии) показываются под самыми разнообразными формами: иногда это бывает излияние света, лишенное формы, иногда этот свет облекается в человеческую форму, иногда в иную.{11}
А вот выдержка из Апулея:
"Я приближался к границам смерти и достигнув порога Прозерпины, я возвратился оттуда, уносимый через все элементы (элементарные духи земли, воды, воздуха и огня). В глубинах полночного часа я видел солнце, сверкающее великолепным светом и при этом освещении увидел богов небесных и богов преисподней и, приблизившись к ним, я отдал им дань благоговейного обожания".
Как бы ни были смутны эти указания, они относятся по видимому к оккультным феноменам. По учению мистерий, экстатические видения храма производились посредством самого чистого из всех элементов: духовного света, уподобляемого божественной Изиде. Оракулы Зороастра называют его Природой, говорящей через себя, т. е. элементом, посредством которого маг дает мгновенное и видимое выражение своей мысли, и который служит также покровом для душ, являющих собою лучшие мысли Бога. Вот почему Иерофант, если он обладал властью производить это явление и ставить посвященных в живое общение с душами героев и богов, был уподобляем в эти мгновения Создателю, Демиургу, факелоносец — Солнцу, т. е. сверхфизическому свету, а Гермес — божественному Глаголу.
Но каковы бы ни были эти видения, в древности существовало лишь одно мнение о просветлении, которым сопровождались конечные откровения Элевсиса. Воспринявший их испытывал неведомое блаженство, сверхчеловеческий мир спускался в сердце посвященного. Казалось, что жизнь побеждена, душа стала свободной, и тяжелый круг существований пришел к своему завершению. Все проникали, исполненные светлой веры и безграничной радости, в чистый эфир Мировой Души.
Мы старались воскресить драму Элевсиса в её глубоком сокровенном смысле. Мы показали руководящую нить, которая проходит через весь этот лабиринт, мы старались выяснить полное единство, соединяющее все богатство и всю сложность этой драмы. Благодаря гармонии знания и духовности, тесная связь соединяла мистериальные церемонии с божественной драмой, составлявшей идеальный центр, лучезарный очаг этих соединенных празднеств.
Таким образом, посвященные отождествляли себя постепенно с божественной деятельностью. Из простых зрителей они становились действующими лицами и познавали, что драма Персефоны происходила в них самих.
И как велико было изумление, как велика была радость при этом открытии! Если они и страдали, и боролись вместе с ней в земной жизни, они получали подобно ей надежду снова найти божественную радость, вновь обрести свет верховного Разума. Слова Иерофанта, различные сцены и откровения храма давали им предчувствия этого света.
Само собою разумеется, что каждый понимал эти вещи по степени своего развития и своих внутренних способностей. Ибо, как говорил Платон — и это верно для всех времен — есть много людей, которые носят тирс и жезл, но вдохновенных людей очень мало.
После александрийской эпохи, элевсинские мистерии были также до известной степени затронуты языческим декадансом, но их высшая основа сохранилась и спасла их от уничтожения, которое постигло остальные храмы. Благодаря глубине своей священной доктрины и высоте своего выполнения, элевсинские мистерии продержались в течение трех столетий перед лицом растущего христианства. Они служили в эту эпоху соединительным звеном для избранных, которые, не отрицая, что Иисус был явлением божественного порядка, не хотели забывать, как это делала тогдашняя церковь, и древнюю священную науку.
И мистерии продолжались до эдикта императора Константина, приказавшего сравнять с землею храм Элевсиса, чтобы покончить с этим верховным культом, в котором магическая красота греческого искусства воплотилась в наиболее высокие учения Орфея, Пифагора и Платона.
Ныне убежище античной Деметры исчезло с берегов тихого Элевсинского залива бесследно, и лишь бабочка, этот символ Психеи, порхающая в весенние дни над лазурным заливом, напоминает путнику, что некогда именно здесь великая Изгнанница, Душа человеческая, призывала к себе Богов и вспоминала свою вечную родину.
Книга Восьмая. ИИСУС (Миссия Христа)
Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков: не нарушить пришел Я, но исполнить.
Матфей гл. V, 17.
В мире был и мир через Него начал быть, и мир Его не познал.
Иоанн гл. I, 10.
Ибо, как молния исходит от востока и видна бывает даже до запада, так будет пришествие Сына Человеческого.
Матфей гл. XXIV, 27.
Глава I. Состояние мира при рождении Иисуса {1}
Настал для мира торжественный час; небо нашей планеты было мрачно и полно зловещих предзнаменований. Несмотря на усилия посвященных, многобожие вызвало в Азии, Африке и Европе упадок цивилизации. Этот упадок не коснулся высокой космогонии Орфея, так великолепно воспетой, хотя и ссуженной Гомером. Виновата была в том природа человека, которой так трудно удержаться на определенной интеллектуальной высоте.
Для великих умов древности боги были не что иное, как поэтическое выражение иерархических сил природы, говорящий образ её внутреннего бытия, и боги эти жили всегда в сознании человечества, как символы космических сил. Но в мысли посвященных это многообразие богов или сил природы было проникнуто идеей единого Бога или чистого Духа.
Главной целью святилищ Мемфиса, Дельф и Элевсиса было научить этому божественному единству, и тем теософическим идеям и той нравственной дисциплине, который необходимы для усвоения единства.
Но ученики Орфея, Пифагора и Платона не выдержали и отступили перед напором эгоизма политиканов, перед ничтожеством софистов и перед страстями толпы. Общественное и политическое растление Греции было последствием порчи её религии, морали и сознания. Аполлон — это лучезарное выражение божественной красоты и неземного мира — замолк. Погибло вдохновение, замолчали оракулы, не стало истинных поэтов: Минерва — Мудрость и Провидение — скрылась за покрывалом от народа, который исказил мистерии и оскорблял своих мудрецов и богов, любуясь фарсами во вкусе Аристофана, которые разыгрывались в театре Вакха. И даже сами мистерии пришли в упадок, ибо к элевсинским празднествам получили доступ и сикофанты, и куртизанки.
Когда душа тупеет, религия делается идолопоклоннической; когда мысль склоняется к материализму, философия падает до скептицизма. Вот почему появился Лукиан Самосатский (софист, 125 г. по Р.X.), которого можно сравнить с зарождающимся микробом на трупе язычества, высмеивающим древние мифы, которые Карнеад Киренский (215 г. до Р.X.) исказил, не поняв их истинного происхождения.
