— Кого ищешь ты? — спросил после долгого молчания старец.

— Мою мать.

— Ее здесь больше нет.

— Где же я найду ее?

— У того, Кто не изменяется никогда.

— Но как найти Его?

— Ищи.

— А тебя я увижу?

— Да, когда дочь Змея толкнет сына Тора на преступление, тогда ты увидишь меня снова в огнистой заре. И тогда ты задушишь Тора и раздавишь главу Змея. Сын Махадева, знай, что ты и я — мы составляем единое в Нем! Ищи, ищи, ищи всегда!

И старец простер руки в знак благословения. Затем он повернулся и прошел несколько шагов под высокими кедрами в направлении Гимавата.

И тогда Кришне показалось, что его величественный образ стал прозрачным, задрожал и исчез, обдав искрами покрытые иглами ветви, словно растаял в волнистом сиянии.{3}

Когда Кришна сошел с горы Меру, он казался преображенным. Новая энергия излучалась из всего его существа. Он собрал товарищей своих игр и сказал им: "Будем бороться против Торов и Змей; будем защищать добрых и одолевать злых". Вооруженные луками и с мечами у пояса, Кришна и его товарищи, сыновья пастухов, превращенные в воинов, принялись сражаться в лесах с дикими зверями.

В глубин лесов начал раздаваться предсмертный вой гиен, шакалов и тигров и победные крики молодых людей перед сраженными зверями. Кришна побеждал и укрощал львов; он объявлял войну царям и освобождал угнетенные народы. Но великая грусть оставалась в глубине его сердца. Это сердце лелеяло одно глубокое желание, таинственное и безмолвное — разыскать свою мать и явившегося ему светлого старца. Он постоянно вспоминал его слова; "не обещал ли он мне, что я увижу его снова, когда раздавлю главу змеи? Не сказал ли он мне, что я разыщу свою мать вблизи от Того, Кто не меняется никогда?" Но сколько он ни боролся, ни побеждал и ни убивал, он не видел ни светлого старца, ни свою прекрасную мать.

Однажды, услыхав разговор о Калаиени, царе змей, Кришна вызвался побороть самого страшного из его змей в присутствии самого черного мага. Рассказывали, что это животное, воспитанное самим Калаиени, уже уничтожило сотни людей и что взгляд его леденил ужасом самых смелых героев.

В назначенный день, из глубины темного храма богини Кали, Кришна увидал выползающее по зову Калаиени длинное пресмыкающееся зеленовато-голубого цвета. Змея медленно подняла свое туловище, надула свой красный гребень, и её пронизывающие глаза зажглись мрачным пламенем под блестящей чешуей, как бы шлемом прикрывавшим её чудовищную голову.

— Эта змея, — сказал Калаиени, — знает много, много вещей — это демон, исполненный могущества. Он откроет свои тайны только тому, кто убьет его, побежденных же он убивает сам. Он увидал тебя, он смотрит на тебя, ты в его власти. Тебе остается или поклониться ему, или погибнуть в безумной борьбе.

При этих словах душа Кришны загоралась праведным гневом и он почувствовал, что сердце его стало подобно острию молнии.

Он взглянул смело на змея, бросился на него и сдавил его ниже головы. И тогда человек и змея покатились по ступеням храма. Но, прежде чем пресмыкающееся успело охватить его своими кольцами, Кришна отрубил ему голову своим мечом, и, освободившись из-под тела, продолжавшего извиваться, молодой победитель поднял с видом торжества и потряс главу змеи. А между тем голова та была еще жива; она смотрела на Кришну и произносила: "Зачем убил ты меня, сын Махадева? Ты думаешь обрести истину, убивая живых? Безумец, ты найдешь ее лишь в своей собственной предсмертной агонии. Смерть — в жизни и жизнь — в смерти. Бойся женщину — дочь змеи, бойся пролитой крови. Берегись!" Вслед за тем змея испустила дух. Кришна выронил её голову и удалился, полный ужаса. Но Калаиени сказал: "Я не властен над этим человеком: одна богиня Кали могла бы своими чарами победить его".

После четырех недель, проведенных в омовениях и в молитвах на берегу Ганга, очистившись в лучах Солнца и в мысли Махадева, Кришна вернулся в свою родную страну, к пастухам горы Меру.

Осенняя луна поднимала свой сияющий диск над кедровыми лесами, и ночью воздух наполнялся благоуханием диких лилий, в чашечках которых в течение дня, жужжа, собирали свой мед дикие пчелы. Сидя под большим кедром, у края лужайки, Кришна, утомленный тщетными земными войнами, устремил свои мысли к небесным битвам и к бесконечности неба. Чем более он думал о своей светлой матери и о явившемся ему мудром старце, тем ничтожнее казались ему его детские подвиги и тем живее становилось в нем влечение к небесному. Успокоительное очарование, воспоминание о чем-то божественном заливало все существо его. И тогда благодарственный гимн Махадеве вырвался из его сердца приняв форму чудной мелодии, поднявшейся к небесам.

Привлеченные этим волшебным пением, Гопи, жены и дочери пастухов, вышли из своих жилищ. Одни из них, встретив по дороги старцев из своего селения, возвращались назад, сделав вид, что срывают цветы. Другие подходили ближе, призывая: Кришна! Кришна! и затем застыдившись, убегали. Смелея все более, женщины начали окружать Кришну целыми группами, подобно пугливым и любопытным ланям, зачарованный его мелодиями. Но он, погруженный в божественный сновидения, не видел их. Возбуждаясь все более и более его пением, Гопи, не замечаемые Кришной, начали терять терпение. Никдали, дочь Нанды, упала на землю с закрытыми глазами в припадке экстаза. Сестра же её, Сарасвати, более смелая, приблизилась к сыну Деваки и, прижимаясь к нему, заговорила ласкающим и молящим голосом:

— О, Кришна! Разве не видишь ты, что мы слушаем тебя, и сон не слетает более в наши жилища? Твои песни зачаровали нас, о, несравненной герой! Они приковали нас к твоему голосу и мы уже не можем более жить без тебя.

— О спой еще, — молила другая молодая девушка, научи и нас владеть нашим голосом.

— Научи нас священному танцу, — просила третья женщина.

И Кришна, пробуждаясь от своих дум, взглянул на Гопи взглядом, исполненным благоволения. Он обратился к ним с тихими речами, посадив их на траву под шатер из больших кедров, которые затеняли их от блеска полной луны. И тогда начал он рассказывать о том, что проносилось внутри его: историю богов и героев, священные войны Индры и подвиги божественного Рамы. Женщины и молодые девушки слушали его с восхищением. Рассказы эти длились до рассвета. Когда розовая заря поднялась из-за горы Меру и птицы начали щебетать в ветвях кедров, женщины и девушки возвратились украдкой в свои жилища.

Но на следующие дни, как только магическая луна показывалась из-за деревьев, они возвращались к большому кедру, еще более жаждущие. Кришна, видя как женщин восхищали его рассказы, научил их мелодичному пению и изображению жестами высоких действий героев и богов. Одним он дал лютни, струны которых отзывались трепетно на каждое движение души, другим звучные кимвалы, передающие дерзновенную отвагу воинов, третьим барабаны, издающие перекаты, похожие на гром. И, выбирая наиболее прекрасных из женщин, он оживотворял их своими мыслями. Так, с простертыми руками, ритмически двигаясь как бы в божественном сне, священные танцовщицы представляли то величие Варуны, то гнев Индры, убивающего дракона, то отчаяние покинутой Майи. Таким образом битвы богов, которые Кришна созерцал внутри себя, оживали в этих женщинах, радостных и преображенных.

Однажды, ранним утром Гопи удалялись в свои жилища. Отзвуки различных инструментов и их радостно поющих голосов замирали в отдалении. Кришна, оставшийся в одиночестве, увидел, как две дочери Нанды — Сарасвати и Никдали повернули обратно и приближались к нему. Подойдя к нему, они опустились на землю рядом с ним. Сарасвати, обвивая шею Кришны своими руками, на которых звенели золотые подвески, сказала: "научив нас священному пению и священным танцам, ты дал нам великое счастье, но нас ожидает такое же великое страдание, когда ты покинешь нас. Что станёт с нами, когда мы более не увидим тебя? О, Кришна! возьми нас в супруги, мою сестру и меня, мы будем твоими верными женами и очи наши не будут страдать от разлуки с тобой". В то время, когда Сарасвати произносила эти слова, веки Накдали закрылись, словно она погружалась в экстаз.