Запрет на живопись для принцессы наложил лично епископ, который приехал как-то погостить к королю. И дернуло его выйти после полуночи из опочивальни и пройтись по галереям замка мимо пасторальной картины, на которой был изображен райский сад. Ева тут же начала его искушать. И все бы ничего, они практически договорились, но тут выполз змей и начал требовать предоплату за райские услуги. Это так возмутило святого отца, что он пошел жаловаться королю. Епископ долго орал, что это ересь, поругание святынь и колдовство, которое должно быть уничтожено немедленно, и требовал всю эту богомерзкую мазню немедленно отправить на костер.

Дело кое-как замяли. Нашли натурщицу, с которой Козетта рисовала Еву, благо натурщиц принцесса набирала из дворовых девок, подогнали ее уже без змея епископу, прозрачно намекнув, что он хоть до утра может изгонять из нее демона, будь таковой в ней найдется, чем святой отец и занялся в отведенных ему покоях. Короче, к утру все было улажено. Часть картин уничтожили, часть от греха подальше убрали в подвалы, но самые жуткие оставили. Их выставили в королевском саду. Убили двух зайцев сразу: во-первых, отвадили воров от королевского дворца, после полуночи подступы к нему охранять уже не было нужды, а во-вторых, спокойней стало спать. Никого уже не будил по ночам визг перепуганных служанок, а дворцовая стража перестала седеть к утру.

Сведения о происшедшем все же просочились в патриархат, и епископа потом сняли, но дочери свой любимой король, поразмыслив, все-таки запретил заниматься живописью, во избежание конфликтов с церковью. Правда, он подозревал, что его дочь тайно продолжает изводить краски, так как в замке иногда появлялись персонажи неведомой предсказательницы Кассандры, чьи книги в последнее время стали бестселлерами в Авалоне.

Воспоминания заставили короля улыбнуться. Протяжно зевнув, Луи убрал послание своему соседу королю Сакремии в стол, встал, скинул с себя верхнюю одежду, натянул пижаму, напялил на голову ночной колпак и направил свои стопы к кровати, намереваясь вздремнуть хоть несколько часов без сновидений. Завтра у него будет трудный день.

Бедолага не знал, что Козетта живописью уже давно не увлекалась. Когда на этот вид художественной деятельности ей наложили запрет, она очень расстроилась и, чтобы не помереть со скуки, начала писать романы. Она знала, что ей сильно попадет, если опять что-то пойдет не так, а потому делала это тайно. В эту тайну был посвящен лишь один человек: придворный учитель словесности магистр изящных искусств Эстегон. Через него она и переправляла свои шедевры в издательство. Он сам предложил ей когда-то этот способ спастись от скуки и даже подсказывал иногда идеи сюжета.

Козетту очень радовало, что романы неизвестной писательницы, скрывавшейся под скромным псевдонимом Кассандра, имели в Авалоне такой бешеный успех. Особенно понравился читателям ее альковный шедевр «Ёммануэль. Грезы непорочной девы». Придворные дамы от него угорали. Принцесса написала его в пятнадцать лет, когда гормоны в молодом девичьем теле заиграли на всю катушку. Короче, через два года ее шедевры стали переводить на иностранные языки. Она не знала лишь об одном: интерес к ее творчеству подогревался в первую очередь тем, что почти все прописанное в романах Кассандры сбывалось. И кое-кто на этом уже начал делать деньги, устраивая на романах-предсказаниях знаменитой писательницы тотализатор. Сбудется или нет? Азарт подогревает интерес, а потому тиражи росли как на дрожжах.

А однажды принцесса, начитавшись рыцарских романов, представила, что ее похищает злобный дракон, а смелый рыцарь в сверкающих доспехах, во весь опор мчится юной красавице на помощь. Эта картина ей так понравилась, что принцесса тут же взялась за перо». К счастью, Эстегон об этом очередном шедевре юного дарования не знал. Он как раз был в отъезде по делам хана и княгини...

Эстегон поднял предостерегающе руку. Княгиня послушно остановилась.

— Что? — беззвучно, одними губами спросила она.

— Очень удачно получилось,— прошептал ей на ухо Эстегон,— заодно и этого борова Марлена подставлю.

Княгиня понимающе усмехнулась. Придворный маг Марлен доставлял им много хлопот в последнее время. Он постоянно подсовывал королю указ о тотальной проверке всех обитателей дворца на предмет: а почем нынче родина? В смысле: не шпиён ли ты? Для этой цели он уже сварил целую бочку сыворотки правды и готов был приступить к допросу с пристрастием немедленно. Король указ подписывать не спешил, чем очень удивлял архимага. Ему было невдомек, что державного смущало слово «тотальная». Луи Семнадцатый прекрасно знал, как действует сыворотка правды и что в данном случае ТОТАЛЬНО должен был первым показать подданным пример. В своих грешках, которых у Луи Семнадцатого, судя по всему, было немало, державный признаваться не хотел.

Княгиня игриво шлепнула по пухлому пивному брюшку, выпиравшему из-под мантии придворного мага (личину Марлена Эстегон навел на себя очень качественно), и одобрительно кивнула головой.

— Ты только сильно не увлекайся,— прошептала она,— не забывай, зачем мы здесь.

— Как можно, княгиня! Главное, чтоб стража запомнила, кто здесь у опочивальни короля засветился.

Эстегон дал знак княгине оставаться на месте и решительно двинулся вперед. В свете последних событий стража по ночам дежурила лишь у парадного и черного входа в королевский дворец и около опочивальни короля. Этого, как считал сам Луи Семнадцатый, было более чем достаточно. Дойдя до поворота коридора, Эстегон приосанился и только после этого продолжил свой путь с высоко поднятой головой. В первый момент при его появлении стража схватилась было за мечи, но, различив в светефакелов фиолетовую мантию мага, успокоилась.

— Все спокойно? — строго спросил их «Марлен».

— Так точно! — вытянулись охранники.

— Посторонних около опочивальни не наблюдалось?

— Никак нет, ваша мудрость.

— Король никаких распоряжений не отдавал?

— Никак нет, ваша мудрость. Его величество почивать изволит.

— Это хорошо.

Небрежный пасс рукой заставил охранников осесть около дверей опочивальни и погрузиться в глубокий сон.

— Элен,— тихонько позвал свою сообщницу Эстегон,— ваш выход. Путь свободен.

Княгиня выскользнула из-за поворота коридора. Она была так соблазнительна в своем полупрозрачном пеньюаре, что Эстегон не смог сдержать судорожного вздоха.

— Все-таки вы переборщили, княгиня. Вы к отцу идете, а не к любовнику.

— Ты думаешь? Ну да....

Черты лица «Козетты» обострились, краски потухли, и не только по лицу, но и по всему телу «принцессы» разлилась романтическая бледность.

— .. .надо давить на жалость.

Эстегон услужливо распахнул дверь, и «принцесса» вошла в спальню. Для усиления эффекта она вытянула перед собой руки и, мелко семеня ножками, словно плывя по воздуху, двинулась вперед. Сыграла княгиня классно. Со стороны казалось, что к кровати короля скользит привидение.

— Папа-а-а... — потусторонним голосом то ли застонала, то ли завыла княгиня,— куда ты меня отправи-и-ил?

— А? Что? — заметался на постели король, потряс головой. Спустил с кровати ноги и уставился на «призрак».

— Ты посмотри, до чего меня довели-и-и... мне там то-о-ошно-о-о...

— Да я тебя, почитай, спас! От церкви отмазал, от хана спрятал! Там, куда я тебя пристроил, ни за что не найдут! И вообще сгинь, пропади! Дай хоть одну ночку поспать по-человечески! — взмолился Луи Семнадцатый и полез обратно под одеяло.

— Да ты хоть знаешь, куда ты меня отпра-а-авил? — Княгиня подходила все ближе и ближе.— Там надо мной издеваются, па-а-апа-а-а...

— Ну почему мне сейчас снишься ты, а не Ёммануэль? — простонал из-под одеяла Луи Семнадцатый.

— Папа-а-а... где артефакт графа де Куфто-о-о?

— Да ты ж сама его из сокровищницы сперла! «Красивый камешек! Дай я поношу! Сокровищницу ограбить могут, а меня никто пальцем тронуть не посмеет!» Забыла, что ли?