— Правильно, — одобрил я Сократа. — Я положил его под левый. Значит, под этим пусто?
— Ага, — согласились все.
Я перевернул правый стаканчик, и шарик оказался именно под ним.
— Тогда — под этим, — указал пальцем уже сам играла.
Я перевернул второй стаканчик. И под ним оказался шарик.
— Неужели все-таки в левом стаканчике пусто? — удивилась Каллипига.
Я перевернул левый стаканчик. Шарик оказался и под ним.
Тут уж удивились все, и даже сам играла вместе со своей группой поддержки. Тогда я поставил на дно все три стаканчика: шарик действительно оказался только в левом. Снова накрыв левым стаканчиком шарик и перевернув остальные два, я спросил:
— Так под каким стаканчиком нет шарика?
Тут мы-все задумались на миг и сразу же начали выдавать самые противоречивые умозаключения.
— Вероятность выигрыша увеличилась в два раза, — напомнил я.
Но они снова не отгадали. Поочередно шарик оказывался под каждым перевернутым стаканчиком.
— Как ты это делаешь? — удивленно спросил играла.
— Да очень просто, — ответил я. — Квантовую физику надо знать.
— Да я квантовую хромодинамику в Университете преподавал, а все равно не пойму, как ты это проделываешь, — обиделся играла.
— Потому тебя, видать, и выперли из Университета, — пояснил я.
— Но, но, да я кандидат наук!
— А-а… Тогда понятно. Так кто играет на деньги? Для начала ставьте одну драхму. Это же просто. Вот под один стаканчик я кладу шарик. А под другими двумя его нет. — Я все честно продемонстрировал. — Так под каким стаканчиком нет шарика?
Но никто, кажется, не собирался сыграть со мной. Так здорово задуманное мероприятие по быстрому разбогатеванию явно срывалось. И тут меж тесно сомкнувшихся хитонов и гиматиев самой разнообразной раскраски протянулась рука и шмякнула на столик липкую и мокрую от долгого держания в потной ладони драхму.
— Ставлю драхму, — заявил знакомый, кажется, голос. Самого дурака я еще не видел. — Вот здесь нет шарика!
— Да? — спросил я для надежности. — Точно? Вот под этим?
— Под этим.
Я приподнял стаканчик. Шарик, конечно же, оказался тут как тут.
Начало обогащению положено, облегченно подумал я и с трудом отлепил драхму от столешницы.
— Так твою и так! — раздраженно и даже, я бы сказал, озлобленно заявил все тот же голос. — Опять надули!
Тут и сам владелец голоса все-таки просунулся меж плащей и хитонов.
— Лампрокл! — приветствовал его Сократ. — Опять проигрался, сынок. А ведь мы с тобой вели на эту тему многочасовые беседы!
— Да ладно, отец. В последний раз, как и договаривались. В следующий-то я уж наверняка выиграю.
— Ставь, — посоветовал я.
— Пока нечего. Вот мать веники продаст, тогда уж…
— Кто еще будет играть? — поинтересовался я.
— Обман! — заорал вдруг сам играла. — Поразвелось этих “наперсточников”! Дурят честный народ! А вы рты поразевали! Милицию сейчас позову!
— Эй! — крикнула Каллипига. — Милиция! Сюда! Людей грабят!
Но маячившая, было, где-то на окраине зрения милиция вдруг вообще испарилась.
— Ну жизнь, ну жизнь! — все еще орал играла. — Так и норовят обмануть на каждом шагу!
— Ну, — согласилась с ним его же группа поддержки.
— А как же, — согласились и все остальные, и даже Лампрокл.
Решающее слово оставалось за Сократом и Каллипигой.
— Кажись, уходить надо, — сказал Сократ. — Как бы поздно не оказалось.
— А вы в старые “наперстки” поиграйте, — предложила Каллипига. — В старых-то ведь без обмана.
— Без обмана, — подтвердил играла.
— Никакого обмана тут нет, — согласилась и группа его поддержки.
— Тут все честно, — обрадовались и все остальные.
— Пошли, — сказал мне Сократ, — а то последнюю драхму проиграешь.
— Ставлю обол! — раздалось за нашими спинами. — Два обола! Три обола и четыре драхмы! Доллар японский!
Ставки, кажется, все повышались. И в этом разноголосом, но радостном хоре не слышалось, разве что, голоса Лампрокла.
— Лампрокл! — позвал Сократ. — Передай матери, как увидишь ее, привет от меня!
— Да передал уже! — отозвался сын Сократа.
Мы отошли вполне свободно, никто нас не задерживал.
— Покажи драхму, — попросила Каллипига.
— Смотри, сколько хочешь. — И я разжал кулак.
— А подержать не дашь?
— Да держи, сколько хочешь.
Каллипига долго рассматривала деньгу, потом засунула ее за щеку и сказал нисколько не изменившимся голосом:
— Еще миллион таких надо.
Это я и сам знал.
— Начало-то положено, — высказал предположение Сократ.
— А как ты это делаешь? — спросила Каллипига.
— Да очень просто, — ответил я.
— А! Поняла. Ты берешь так называемое “чистое” состояние волновой функции шарика…
— Точно. А в “чистом” состоянии, если объект имеет волновую функцию, число шариков бесконечно. Ну, то есть, шарик-то на самом деле всего-навсего один, но он находится под каждым стаканчиком.
— Понятно, — сказал Сократ. — А то я думаю, что это мне под мышкой давит. А это, оказывается, твой шарик.
Сократ подкинул на ладони мягкий шарик, а тот вдруг начал безудержно размножаться, и Сократу уже приходилось жонглировать многими шариками. Тогда я опомнился и перевел волновую функцию шарика в “смешанное” состояние. Шарики исчезли, все до единого. В том числе и те, что были под стаканчиками “наперсточников”. В этот миг многие лохи, конечно, проигрались вдрызг, но дальнейшая игра застопорилась, потому что у играл исчезли шарики. Когда они теперь сообразят, в чем тут дело? Ну, это их проблемы…
Мы шли мимо ошалевших “наперсточников”, и уже свободные в своем выборе граждане Сибирских Афин покидали их и перекидывались к картежникам, интерес к которым мгновенно возрос.
