Разлучит ли прибой?
Я почти убежден, что мы спасемся, потому что нас несет на благоприятное место, где скалы лишь чуть торчат из воды. Думаю даже о том, что, может быть, позже нам удастся в большой прилив вытащить и лодку на берег, чтобы починить ее. Если же она совсем разобьется и ремонтировать будет нечего, то найдем себе туземную пирогу и продолжим путь до Фиджи. После всего, что мы пережили, нет в мире силы, которая заставила бы меня отказаться от завершения экспедиции. Здоровы ли будем, случится ли что, но мы дойдем до Фиджи.
Только бы Джу преодолела «зубы» рифа. Тысячираз предпочитаю, чтобы пострадал я. Яна во много крат больше нуждается в матери.
Я бы все отдал, если бы можно было схватить Джу и перенести ее через грозный волнолом. Любой мужчина поступил бы так же. Много раз в большие волны мне приходилось спасать людей, и я прекрасно знаю силу прибоя. Что бы мы ни делали, он нас разлучит. Но в тысячу раз для нас лучше иметь разные шансы спастись, в таком случае хоть один уцелеет. И все же втайне я решил быть поближе к Джу. Ничем не смогу ей помочь, но мало ли что бывает, человеку всегда хочется совершить что-то особенное, чем-то блеснуть. Глупости! Не надо мечтаний в неподходящий момент. Не следует путать океан с лыжной прогулкой. Нужно выбрать оптимальный и надежный вариант. И, как это часто бывает, он может оказаться и самым простым.
В волнах мы уже не безучастные наблюдатели. Там все же есть нечто, зависящее только от нас. Становится куда легче, когда ты обретаешь возможность бороться.
Спасение как поцелуй
Неожиданно дохнул ветерок. Легкий, как поцелуй. Подобно чуду, тихо скользнул с горы. Отогнал нас от рифа на целую милю.
А мы сидим оцепенело, паримся в спасательных жилетах рядом с битком набитыми мешками. Так ошалели от радости, что забыли даже сбросить жилеты. Шансы на спасение возросли. Теперь можно дождаться какого-нибудь рыбака или попутного ветра. Миля – отсрочка более чем на час. Минут десять мы бурлили от радости, но и оставшийся час – это очень много.
Ветер утих. Опять, уже в третий раз. Но сейчас наше положение намного лучше. Подходит время, когда начинает дуть морской бриз. Я знаком с его привычками и теперь жажду, когда он подует со стороны моря. Напряженно всматриваюсь в поверхность океана, ищу глазами темные пятна. Они появляются от легкой ряби на воде и указывают на то, что начинается бриз.
Мы совсем близко от берега, и бриз привел бы нас в порт за какой-нибудь час.
И он подул. Как в сказке. Как мечта. Подул в сторону порта.
Выполнив несколько элементарных поворотов, мы с независимым видом проходим мимо наших врагов – рифов. И гордо минуем входной маяк порта Апиа.
Вот как описал я этот сумасшедший день в своем дневнике:
«Рифы.
Ждем.
Разобьемся.
Разминулись.
И опять.
Но подул ветер».
«Сегодня, 15.VII. 1976 года, после длительного безветрия, с поврежденным двигателем вошли в порт Апиа».
Ровно сто двадцать дней прошло с того часа, как мы вышли из Кальяо.
Джу
Самоа
Самое сильное впечатление от Апиа – поиски золотой рыбки.
Состав нашей группы был следующий:
м-р Эванс – капитан порта, мужчина лет шестидесяти пяти;
его жена Фаава – стройная самоанка, тридцати лет;
Дейв – советник самоанского правительства по юридическим вопросам, новозеландец,
и мы с Дончо.
В пять часов утра м-р Эванс зашел за нами в отель. Уже рассвело, но над Апиа стелилась густая мгла. Я впервые видела мглу в Тихом океане – она совершенно такая же, как в Софии в ноябре.
– Это не туман, а воскресный смог над Апиа. Иногда он такой густой, что с океана не разглядишь вход в порт, – пояснил м-р Эванс. – Данное явление в лоциях не отмечено. Целый день можете гадать и все равно не узнаете причины.
Действительно, я и представить себе не могла, откуда берется смог, который появляется над городом как по расписанию. А оказалось все просто: по воскресеньям, ранним утром, самоанцы жарят мясо. Заворачивают его в листья, кладут в яму между двумя слоями горячих камней, затем яму засыпают. Происходит это в четыре-пять часов утра. В восемь утра отправляются в церковь, а когда возвращаются домой, мясо уже готово. И начинается воскресный обед, который длится несколько часов. Пока мясо жарится, над каждым двором висит столб дыма. Если нет ветра, дым остается над городом и заливом. Я была поражена. Самоанцы и не подозревают, к каким последствиям может привести это их на первый взгляд невинное гастрономическое пристрастие.
Мы ехали в гору и через некоторое время вырвались из дымовой завесы. Вскоре дорога кончилась. Мы оставили машины, и м-р Эванс повел нас к озеру Лаану, которое находится в кратере самого высокого на острове вулкана. Туда можно добраться за пять часов нормальной ходьбы. Но обычно на этой горе идет дождь. Эванс давно собирался сходить на озеро, но никак не мог найти себе компаньонов. Самоанцы не любят физических усилий. По мнению капитана, мы были идеальными спутниками для такого похода.
Фаава лишь тихо добавила:
– Вы и представить себе не сможете, что нас ждет.
Вскоре хлынул и обещанный дождь. Проливной. Как стена. Ничего не видно. Шли гуськом, в таком порядке, который приблизительно отвечал и степени энтузиазма. Впереди, прихрамывая, шагал Фроги Эванс, у которого было не только шестьдесят пять лет за плечами, но у которого была еще и больная нога. Ничто не могло омрачить его радости: наконец-то он доберется до вершины вулкана. Вслед за ним двигался Дейв – спокойный, молчаливый и невозмутимый мужчина. Потом я, полная сомнений в необходимости этой затеи, за мной шел Дончо, абсолютно уверенный, что такое карабканье в гору портит ему настроение. Позади всех – Фаава. В детстве она уже бывала здесь и теперь не перестает удивляться: чего ищет человек на этой туманной и холодной горе, когда внизу сияет солнце, есть прекрасный пляж и ласковое море.
Впервые в жизни я видела такую красную, густую и липкую грязь. Обувь мы изорвали, едва начали подъем. Шли босиком, закатав джинсы до колен. Прокладывали путь через настоящие джунгли – ползли, переходили вброд или перепрыгивали через ручьи и горные потоки. Где-то к середине пути настроение улучшилось, и мы начали подтрунивать друг над другом. Все измазались в красной глине с головы до пят.
Когда мы достигли вершины вулкана, перед нами открылся огромный и очень глубокий кратер, на дне которого поблескивала цель похода – озеро Лаану. Спуститься по крутому и скользкому склону к озеру оказалось чрезвычайно сложно. Единственный способ – на пятой точке. Мы так и сделали. Садились на тропу и со смехом и криком неслись вниз. Совершенно жалкий вид был у м-ра Эванса: его белый костюм, казалось, навсегда впитал всю красную глину Самоа. У меня сзади на джинсах красовались две большие и твердые как жесть заплаты. Они-то и спасли меня при спуске к озеру. Что испытали другие, знают только они.
Сели перекусить. Дейв извлек из бездонного кармана бутылку коньяка. Она пришлась как нельзя кстати: все промокли до нитки и крепко продрогли.
Наконец, м-р Эванс сообщил тайну, ради которой он привел нас сюда. Не только из желания самому видеть кратер и, озеро и показать их нам. Из верных источников он узнал, что в озере Лаану водится золотая рыбка. И ему хотелось бы поймать одну для сына, которому исполнилось два годика. С этой целью он прихватил с собой даже сеть.
Зрелище вокруг было суровое и мрачное. Я скорее поверила бы, что поймает он плезиозавра, а не золотую рыбку. Окутанное туманом озеро, дождь, крутые, почти обрывистые склоны и круглый клочок неба, очерченный краями кратера, – все напоминало доисторический пейзаж. Коль скоро мы уже здесь, никто не стал возражать против золотой рыбки. Вдвоем с Дейвом они развернули сеть и самоотверженно вошли в озеро по шею.
– Англосаксонские причуды, – пошутил Дончо.