– Почему бы и нет? Я уверена, она не будет возражать, если ты сможешь соблюсти правила хорошего тона.

– Как скажешь, мама.

Собрав последние крохи выдержки, Трэвис постарался, уходя, не хлопнуть дверью.

Стоя на кухне своего похожего на гаражный бокс жилья на авеню Монте-Виста, Ник Уэллс достал из портативной духовки разогретый замороженный готовый обед и задумался.

Ему до смерти надоело каждый день питаться едой из бумажных лоточков. Всего несколько недель назад его жизнь скрашивали обеды в гриль-баре «У Руди» в компании неженатых приятелей. Но теперь, когда ему приходилось экономить каждый цент, замороженные обеды – это практически все, что он мог себе позволить.

Не жалуйся, старина. После того как Балдж и Керли разделаются с тобой, тебе вообще придется питаться только через соломинку.

Если только они оставят его в живых.

Он сорвал прикрывающую лоточек фольгу и с сомнением посмотрел на словно резинового цыпленка, политого коричневой подливкой, водянистый картофель и ложку зеленого горошка рядом с ним. Между горошком и картофелем лежало нечто комковатое, отдаленно напоминающее вишневый пирог, начинка которого еще продолжала пузыриться.

При виде этого неаппетитного месива его желудок запротестовал. Он осторожно погладил живот, избегая прикасаться к синякам, образовавшимся после ударов, нанесенных Балджем.

Боже, кулаки у этого парня словно кирпичи. К тому же он, не стесняясь, пускал их в ход. При мысли, что он сделает с ним через несколько дней, если Ник не раздобудет денег, которые задолжал Эдди, у него мороз пробежал по коже.

Где, черт возьми, найти тридцать тысяч долларов за оставшиеся пять дней?

Прихватив с собой обед, Ник перешел в комнату, поставил лоточек на кофейный столик и уселся. Он принялся за еду, одновременно просматривая лежащую рядом газету «Сан-Франциско Экспресс».

Как обычно, вся первая страница была посвящена предстоящему слушанию дела об опекунстве, которое обещало стать еще большей сенсацией, чем бракоразводный процесс Роксаны Пулитцер. На сей раз внимание в заголовках сосредоточивалось на самоотводе судьи Теда Парсона и его замене судьей Оливией Арнетт.

Внимательно изучив снимок женщины сурового вида и прочитав сопровождающую его статью, он узнал, что судья Арнетт, с тех пор как год назад переехала в Сан-Франциско, рассмотрела более трех десятков дел об опекунстве над детьми, причем по большинству из них решения были вынесены в пользу матери.

Ник фыркнул:

– Ну что ж, Трэвис, мой мальчик. Я, конечно, не эксперт, но даже мне сразу видно, что ты сидишь по уши в дерьме. Строгая старушка Арнетт, на мой взгляд, не из тех, кому нравятся плейбои вроде тебя. Только чудо может заставить ее вынести решение в твою пользу.

Он ел медленно, задумчиво, однако мысли уже сосредоточивались не на вкусовых качествах пищи и не на безнадежности его собственной ситуации. Он размышлял о Трэвисе Линдфорде. Если этому парню всерьез хочется заполучить своего мальчишку, то он, наверное, готов заплатить хорошие деньги тому, кто поможет ему достичь этой цели.

Но как тут помочь? Что может сделать он, чернорабочий из дока, для такого человека, как Трэвис Линдфорд? Рассказать, что он брат Дайаны? Но сама по себе эта информация не является достаточно дискредитирующей. Нужно придумать что-то еще. Что-нибудь такое, из-за чего Ди предстала бы в невыгодном свете в глазах судьи.

Когда он доедал вишневый пирог, его, наконец, осенила блестящая идея. Ну конечно! Решение напрашивалось само, просто он не сразу разглядел его, потому что голова слишком занята другими проблемами.

Ник отложил вилку. Ему только нужно немного времени, чтобы наметить и несколько раз прокрутить в голове план, а потом надеяться, что Трэвис Линдфорд клюнет на его приманку. Дальше все пойдет как по маслу.

К нему даже аппетит вернулся, и он отправил в рот остатки вишневого пирога.

Переступив порог вестибюля отеля «Линдфорд», Ник сразу же почувствовал себя в другом мире. От потолка с ручной росписью до натертой до блеска конторки администратора и хрустальных канделябров – все говорило о роскоши, которая Нику не могла привидеться даже в самых фантастических снах.

«Вот как я должен жить, – подумал он, наблюдая, как элегантная пара выходит из лифта. – Роскошные отели, шикарные женщины, изысканная еда. Все это должно быть моим. Я этого заслуживаю».

Держа пальцы крестиком, чтобы Трэвис, как и он сам, загорелся его планом, он вошел в лифт, на котором было указано «Частные апартаменты», и нажал на кнопку двадцать шестого этажа.

Ему пришлось трижды звонить по телефону, прежде чем наглая секретарша, наконец, соединила его с Трэвисом Линдфордом.

Наследный владелец отеля поначалу был настроен не слишком дружелюбно, но, когда Ник сказал ему, что у него есть предложение относительно того, каким образом изменить результат слушания по делу об опекунстве, его отношение сразу изменилось.

– Приходите ко мне, и мы поговорим, – сказал Трэвис. – Апартаменты «Два а» на двадцать шестом этаже.

Когда лифт остановился, Ник вышел из кабины и подошел к двери Трэвиса. Сделав глубокий вдох, он нажал на кнопку звонка.

Трэвис открыл дверь почти сразу же. На нем были бежевые габардиновые брюки и коричневый пуловер с V-образным вырезом, из-под которого выглядывала белая сорочка, на ногах – мягкие кожаные мокасины. В руке он держал бокал, наполненный, как догадался Ник, очень старым и очень дорогим коньяком.

– Вы, наверное, мистер Уэллс?

Мистер Уэллс. Нику это пришлось по душе. Ему сразу же понравился человек, произнесший эти слова, за то, что проявил к нему уважение.

– Он самый.

Хотя Нику не хотелось глазеть на богатую обстановку помещения, он не мог с собой совладать. Ну и ну! Так вот, значит, как живет другая часть человечества: пушистый, с ворсом до щиколотки ковер кремового цвета, повсюду драгоценные антикварные вещи, а на стенах столько картин, что любой музей мог бы позавидовать.

– Ну что же, господин Уэллс. – Трэвис улыбнулся своей высокомерной улыбкой, как умеют улыбаться только очень богатые люди. – Мне показалось, вы что-то говорили о... предложении?

Нику очень хотелось выпить. Во рту у него пересохло, и он нервничал сейчас куда больше, чем вчера, когда эта идея пришла ему в голову. Но выпить Трэвис не предложил, а Ник не попросил.

– Именно так.

– Я знал, что у Дайаны есть брат, но мне казалось, вы уже давно не поддерживаете друг с другом никаких контактов.

– Она их не афиширует. Нельзя сказать, что мы с ней очень близки.

– Понимаю. Чем вы занимаетесь, мистер Уэллс?

– Я предприниматель. Предприниматель, которому в данный момент не везет. «Может быть, оно и лучше с самого начала сказать ему все, как есть».

– И поэтому вы пришли сюда? Вы полагаете, что я могу помочь вам восстановить ваше везение?

От Ника не скрылось презрение, прозвучавшее в голосе Трэвиса и отразившееся в его взгляде. Но он это стерпит. Он привык к презрительному отношению. К тому же он пришел сюда не для того, чтобы победить в конкурсе на самую популярную личность месяца.

– Я тоже мог бы помочь вам восстановить ваше везение. Из того, что я вчера прочел в газете, я понял, что немного везения вам тоже не помешает.

Холодный взгляд синих глаз стал еще холоднее.

– Почему бы не рассказать сразу, что у вас на уме?

Увидев, что собеседник заинтересовался, Ник почувствовал себя свободнее. Он еще раз окинул взглядом комнату и, остановив выбор на коричневом кожаном кресле с изогнутыми ножками, уселся в него, надеясь, что оно его выдержит.

– Как, по-вашему, каковы ваши шансы заполучить своего парнишку?

Если этот вопрос и удивил Трэвиса, то он не показал виду.

– Больше, чем пятьдесят процентов. Почему вы спрашиваете?

– Даже теперь? Когда дело передали судье-женщине, которая, судя по слухам, принимает решение в пользу матерей?