Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Мы постараемся избавить вас от неизбежных проявлений Хаоса.

— Избавить? — словно полоумный закричал Ханке.

— Да избавить, — заявил, поднимаясь, Гермес. — Но дел предстоит много. Если хотите, чтобы все прошло более-менее спокойно, объявите мораторий на колдовство. Нарушителями порядка, типа этого вашего Шутке, займемся мы. А то за время нашего отсутствия развелось хер знает что!

— Слушайте, а почему вы пришли именно ко мне?

— Посоветовали, — просто ответил Гермес. — Нам ведь тоже адаптация нужна. Не меньше чем вам…

С этими словами юноша вновь растворился.

— Если буду очень нужен — позови. Я услышу.

Президент добрался до своего кресла и обессилено рухнул в него. Кресло до сих пор хранило тепло воскресшего из небытия древнего бога.

— Бред! — воскликнул Жорж. — Галлюцинация! Ты что об этом думаешь? — спросил он секретаря.

— Я думаю, что мы в большой жопе, независимо от того, сошли с ума или нет.

— Да, ты прав, — согласился президент. — Пора подавать в отставку…

— И не думайте, — остановил президента секретарь, — никому от этого лучше не станет! Даже вам.

— И что мне делать?

— Бороться! А когда станет совсем невмоготу — молиться Гермесу. Может, действительно не соврал.

— Хорошо, с отставкой повременим. Нужно собирать ассамблею… Чувствую, будут еще потрясения, не хуже чем в восьмидесятых.

Четырнадцатую чрезвычайную сессию ООН собрали в рекордно короткие сроки. Уже ни для кого не было секретом, по какой причине объявили её созыв. Однако истинную причину знал лишь генеральный секретарь ООН, да его ближайший помощник. То, о чем Жорж Ханке собрался поведать миру, походило на бред душевнобольного, но сведения, поступающие из разных уголков земного шара, были под стать докладу генсека. Сразу же после Берлинских событий на стол Ханке лег отчет о неожиданных обильных осадках в США. Внезапный снегопад, обрушившийся в середине лета, едва не похоронил целый штат. По заявлению мэра Хьюстона, считающего виновником происшествия некоего неуравновешенного фермера, было проведено расследование, косвенно подтверждающее слова городского главы. После того, как на анонимный счет в банке поступила требуемая сумма, снегопады прекратились, температура воздуха резко повысилась. И все было бы хорошо, если бы паводки от растаявшего снега не смыли все посевы Техасских фермеров. Уже перед заседанием Ханке вручили конверт с тревожными сведениями из Египта. Письмо гласило, что сегодняшним утром из Долины Царей пропали все известные памятники старины: пирамиды и могильники фараонов. Неподъемные произведения древних архитекторов растворились без остатка, словно их никогда и не существовало.

«И это еще только цветочки», — вспомнил генеральный секретарь слова Гермеса.

После этого Ханке отбросил все сомнения в правильности своих действий. Он вышел в Зал Совета ООН и с высокой трибуны поведал мировой общественности о новом этапе развития человечества — мире, в котором страшные сказки становятся самой настоящей реальностью.

* * *

На белоснежных мраморных ступенях, ведущих в заброшенный дворец, пустующий вот уже несколько столетий, сидели двое — крепкий мужчина и стройный юноша.

— Они так и не поверили, отец, — с горечью произнес юноша. — Не поверили очевидному… Мне жаль их — скоро для людей наступит «Темная Эпоха»!

— Я понимаю тебя, Гермес, — ответил Зевс, — но мир слишком изменился за наше отсутствие. То, что является очевидным для нас, не доступно большинству смертных. За века, прожитые без магии, они перестали в нее верить. Должно пройти какое-то время…

— Но у них нет его! — в запальчивости воскликнул Гермес. — По неопытности они уничтожат сами себя!

— Кто-то все равно выживет, — философски заметил Зевс. — Если бы они осмысленно приняли наше главенство — мы могли бы что-нибудь предпринять. Но… — Мужчина развел руками. — Мы слишком слабы — заточение в Вечной Бездне не проходит бесследно. Сейчас мы можем только наблюдать и копить силы. Возможно, через несколько лет мы сумеем остановить магическое безумие, готовое вот-вот вспыхнуть на земле…

Плечи Гермеса поникли, он оперся локтями в колени и спрятал лицо в ладонях. Зевс отечески обнял его за плечи, затем поднялся на ноги и медленно пошел в сторону дворца.

Часть пятая

«Сказка — быль…»

Глава 17

127 год со дня

«Гнева богов».

Ухоженный старый мерин безропотно тянул тяжелую скрипучую телегу. Нагруженная отборными лиственничными бревнами, повозка едва двигалась, но возница — неопределенного возраста мужичок, заросший по самые глаза неопрятной пегой щетиной, не понукал бедную животину. Он прекрасно понимал, что мерин стар и слаб, и требовать от него большего не стоит. Возможно, это его последняя ходка в лес. Несмотря на теплые весенние деньки, возница кутался в видавший виды зипунок и облезшую заячью ушанку. Люди бают, что в этих местах Морозы безобразить начали. От города их знахари отвадили, так они теперь новые места промышляют. Распаришься на солнышке, скинешь пропотевшую овчинку, а они тут как тут: все тепло животворное из тебя высосут. И не жилец ты боле… Не жилец. Морозы, они пострашнее Стылой Немочи и Бледной Лихоманки, от которых, говорят, в городе уже лечат… Конечно, если доехать успеешь… А от Морозов…

Вспомнив о нечисти, мужик передернул узкими плечами, по спине поползли предательские мурашки. Сплюнув три раза через левое плечо, возница стер тыльной стороной ладони клейкие ниточки слюны с губ, и нащупал висевший на шнурке амулет Святого Саломата. Какая-никакая, а защита! Авось пронесет и в этот раз…

— Ты, Щербатый, — попытался приободрить сам себя мужик, — везучий жучара!

Неожиданно мерин споткнулся, словно его кто-то сглазил, тяжелая телега дернулась, прокатилась немного по инерции и замерла. Возница «мухой» слетел с воза на землю и кинулся осматривать коню ноги.

— Фух! — облегченно выдохнул Щербатый, отирая рукавом заливающий глаза пот. — Ничего страшного!

Он похлопал мерина по крупу, выудил из кармана сморщенную морковку и скормил её уставшему животному. Затем осторожно освободил застрявшее в расколотой старой шпале копыто.

«Да, — с горечью подумал мужик, — дорога за последние годы обветшала, шпалы сгнили, а рельсы скоро совсем поглотит земля. Тогда лес возить станет в сто раз сложнее — бездорожье! Только зимой на санях… Лес взлетит в цене, — продолжал размышлять Щербатый, потирая жесткую щетину на подбородке. — Это сейчас все нипочем: поставил телегу на рельсы и покатил с ветерком, поплевывая на дождь и грязь! А вот как быть, когда рельсы исчезнут? А, — Щербатый махнул на далекие неприятности рукой, — авось на мой век хватит!»

Он вновь забрался в телегу, поерзал на жестком сиденье, устраиваясь поудобнее.

— Но пошла! — крикнул мужик и щелкнул по крупу мерина вожжами.

Мерин укоризненно покосился на хозяина, уперся ногами, с трудом сдвигая тяжелую повозку с места. Постукивая окованными металлом колесами на разошедшихся рельсовых стыках, телега потихоньку набирала ход. Щербатый вновь расслабился — до дома оставалось подать рукой.

«Вот проскочим приметную дубовую рощицу, — размышлял он, — проедем мимо старого разрушенного полустанка, и через три версты будет отвороток на родные «Красные петухи». Название свое село получило за то, что не проходило и полугода, чтобы кто-нибудь на «Петухах» не горел. Несколько раз так и вообще все село дотла сгорало. Уж не знали, что и думать. А оказалось-то проще пареной репы — рядом с селом огневушка-поскакушка, огненная ящерка, себе гнездо устроила. И каждый новый выводок на селе отмечался — так они в силу входят, в пожаре на манер глиняной посуды закаляются. И чем больше пожар — тем сильнее молодая поскакушка становится. И магов приглашали и чародеев городских — только никто огневушку вывести так и не смог. А вся их хваленая магия, да защитные амулеты оказались самой настоящей фигней. Уж совсем было взвыли бедные селяне, да вовремя заметили одну странность: нужник в огороде Глухаря три пожара пережил — не брало его почему-то пламя огневушки. Специально поджечь пытались — все одно не горит. Оказалось, что тувалет Глухарь выстроил из досок, которые подогнал ему тесть, живущий в «Больших Сычах». Кинусь в ноги Глухареву родственнику: скажи, как на духу, кто эти самые доски от огня заговаривал. Тесть долго вспоминал, где он дерево для нужника брал, но, в конце концов, припомнил. Обычное дерево — лиственница, и не заговоренная вовсе. Просто он её за Зеленым Туманом рубил, неподалеку от разрушенной электростанции. С той поры «Петухи» отстроились, из той самой лиственницы и дома, и частокол поставили, а про огневушек и думать забыли. Ну а дерево чудное с той поры в цене — другие деревни её у «Петуховских» с удовольствием покупают.

80
{"b":"116790","o":1}