В Париже, куда Морозов прибыл по частному приглашению, его профессионализм оценили в первый же день. Через два часа совместной работы режиссер Филипп Лафон (он записывал, в частности, Тину Тёрнер и Duran Duran), стал называть Морозова "учителем".

Таким был человек, которому предстояло записать на «Мелодии» сольный альбом харьковского рокера Сергея Чигракова.

Впервые о Морозове Чиж услышал в армии: питерские призывники рассказывали про некоего рок-гуру и пели под гитару его песни. Мнение этого человека, которого он заочно уважал, было для Чижа крайне важно. Если бы Морозов «забраковал» его песни, он мог бы вообще плюнуть на затею с альбомом.

— Бурлака спрашивает: "Как думаешь, покатит всё это?..", — вспоминает Морозов. — Говорю: "По-моему, запросто. Я впервые слышу настоящий блюз". У музыканта должен быть корень — не авангард, не Йоко Оно.[86] Ежели есть блюз, корешок хоть какой-то — всё, никаких проблем! Это общепонятный музыкальный язык. Он понравится и 15-летнему пацану, и тем, кто постарше.

(Чтобы оценить степень симпатии Морозова к Чижу, надо знать, что все добрые слова Юрия Васильевича в адрес наших рокеров можно уместить на обратной стороне почтовой марки. При этом там останется достаточно много свободного места. "Как-то на Невском, — рассказывал он, — я увидел парня в ватнике, на спине которого белой краской было намалёвано: "Лисья шуба". Вот эту надпись я часто вспоминал потом, работая с отечественными "звездами").

Высокий и крепкий, Морозов был одновременно похож на рокера Нила Янга и на отставного гвардейского полковника (чего стоил один его "командный голос"!). Многим он казался властным и жестким. Но, выражаясь языком Хантера Дэвиса, "за этим холодным фасадом скрывалась добрая отзывчивая душа, которую волновали проблемы музыкантов, с большим запасом юмора и сочувствия". Во всяком случае, Морозов признавал, что у музыканта есть право самовыражаться, и звукорежиссер не должен ему в этом мешать.

Позже Чиж рассказал, как выглядела его работа с Морозовым: "Юра крутит ручки: "А вот так нормально?". Я говорю: «Нормально». Он говорит: "А если я середины добавлю?". И добавляет, а я не слышу, я не врубаюсь, о чем он говорит. "Так лучше?". И я, чтобы его не обидеть, говорю: «Лучше» — "Так и оставим? Или прибрать?". В конце концов я говорю: "Юра, делай как хочешь! Я ничего не понимаю".

Доверясь мэтру, Чиж ничуть не прогадал: на сольнике было воплощено немало дельных советов Морозова, которые иной раз касались самых мельчайших нюансов аранжировок.

Сам рабочий процесс начался, как обычно, с записи «болванки» — бас-гитары и барабанов.

— Для Чижа, — говорит Морозов, — нужен был барабанщик-мотор. У Корзинина другая манера — старинная, размашистая. Но когда он сел за барабаны, сразу возникло хиппанское, блюзовое настроение, и это всё оправдало…

Сессия прошла в марте 1993-го в студии «Мелодии» на Васильевском острове, в бывшем помещении католической церкви Св. Екатерины. "Хозяйство Морозова" располагалось в трех смежных комнатах. Самая большая была занята микшерским пультом. Голосовые партии и барабаны записывались в крохотной каморке. Атмосфера была уютная, почти домашняя.

Правда, для Чижа, который обслуживался "в кредит", нашли не самые удобные смены (по сути — «окошки» в расписании студии). Если первая смена начиналась, скажем, в понедельник, в 10 утра, то следующая — только в четверг, в восемь вечера. В итоге работа над альбомом заняла почти три недели.

Но такие пустяки Чижа не смущали. На «Мелодии» он получил главное: творческую свободу: "Тут я был сам себе командир. Никто надо мной не довлел. Если я знал, что в этом месте сыграно что-то не так, хоть застрелите меня — так играть мы не будем!..".

Даже у матерого джазмена "Дяди Миши" Чернова он забраковал три варианта партии флейты для «Мышки», пока окончательно не остановился на четвертом. (Интересно, что Чернов при этом не брызгал слюной и не бил себя в грудь кулаком — чем профессиональней музыкант, тем щепетильней он относится к качеству своей работы).

— Тоже самое, — говорит Чиж, — было с Ваней Воропаевым, когда он записывал скрипку в "Глазами и душой". Мы сидели с Морозовым, и я говорю: "Юра, чего-то здесь мне не нравится". Он говорит: "Мне тоже". Тогда я прошу: "Вань, давай попробуем еще разок?..".

Позже Чиж говорил, что не ставил перед собой задачу "сделать супер-профессиональный альбом" — главным для него было «настроение». Но, кроме присутствия настроения, в котором преобладали ностальгия и "неунывающий дух хиппизма", Чиж сумел добиться главного: все песни звучали именно так, как он хотел. Это подтверждало мысль Александра Градского: "Чтобы исполнять свои вещи, нужна своя группа. Иначе, если ты просто на равных, то тебя никто не слушается. То же самое происходит, если люди не твои единомышленники".

Многие потом отмечали, что сольник производит впечатление работы, сделанной на выдохе, как бы играючи. Чиж утверждал, что создать эту атмосферу раскованности помогли «косяки» с марихуаной. Но если не принимать во внимание забавный момент, когда за неимением слайда он использовал шприц ("Она не вышла замуж"), студия совсем не напоминала наркопритон, а Чиж — "разупыханного молодчика".

— Если у тебя все держится на «кайфе», на настроении, ты просто не сможешь работать, — говорит Морозов. — Профессионализм — это уравновешенность и баланс. Профессионал умеет собраться и выдать результат.

На «Мелодии» перебывала куча певцов и музыкантов, которые, добиваясь особого настроения, гасили свет, зажигали свечи. Чиж в этом не нуждался. Ему помогал опыт. В том числе игры в кабаках и на свадьбах, где надо работать, не обращая внимание на помехи.

Безусловно Гребенщиков был одним из идейных вдохновителей сольника, но в студийный процесс тактично не вмешивался.

— Хотя он мог бы слепить то, что ему хотелось видеть, — говорит Чиж. — И я бы послушался… может быть.

Вопреки скепсису Гребенщикова, он все же записал "Она не вышла замуж" — на сольных концертах и «квартирниках» Чиж видел, что эта песня «цепляет» не только девочек с феньками и мальчиков в хайратниках, но и тех, кто постарше: "Мнение этих людей, моих ровесников, было для меня небезразлично. Хотя они и не были такими звездами, как БГ".

— Даже когда Борисыч пришел в студию, — говорит Чиж, — он только спросил: "Ну как работа продвигается? Что успели записать?.. Ну, классно!". Всё! Никаких больше разговоров. Взял, кинул в воду — плыви!..

На самом деле вклад БГ в чижовский сольник был значителен. Его голос остался запечатлен в подпевках к песням "Хочу чаю" и "В старинном городе О.". В "Такие дела" он записался в составе хора, где для массовости участвовали все, включая Морозова. Но самое главное: именно Гребенщиков дал альбому название. Это произошло, когда по просьбе Чижа он привез на студию свой акустический «Gibson» для записи «Мышки» и "Хочу чаю".

— Мы спустились покурить у него в машине, — рассказывает Чиж, — и он спросил: "А как пластинку будешь называть?" — "Боря, — говорю, — я просто теряюсь. Ну не называть же "Хочу чаю" — что за бред!". Он говорит: "Я бы посоветовал назвать его просто «Чиж». Во-первых, это ёмко. Во-вторых, запоминается. В-третьих, отражает суть вещей".

Что имел в виду БГ под "сутью вещей"? Слова Конфуция: "Правильно назвать — правильно понять"?..

На Западе уже давно стало традицией называть первый альбом музыканта его именем. Например, сольный альбом Пола Маккартни, выпущенный в апреле 1970 года, когда распад Beatles стал реальностью, был так и назван: «McCartney». Просто и категорично.

На пресс-конференции Маккартни задали вопрос: "Выпуская свой альбом, Вы просто отдыхаете от «Битлз» или это начало новой карьеры?". Будущий сэр Пол уклончиво ответил: "Сольный альбом всегда подразумевает начало новой карьеры". Умному, мол, достаточно.

Порядок, в котором песни с альбома предлагаются слушателю, подчиняется своей логике. Отсюда вытекает задача: правильно их выстроить. В этом Чиж попросил помощи у старой питерской знакомой Светы Лосевой. По его словам, она умела видеть всю картину целиком. Вдвоем (точнее, втроем — была еще бутылка вина) они гоняли кассету десятки раз, выставляя песни в самых разных вариантах, пока не нашли тот самый, один-единственный — от «Автобуса» до "Ассоли"". Используя милитаристскую метафору, песни встали туго, как патроны в обойме.