В субботу, 25-го мая, зал-"двухтысячник" не смог вместить всех желающих. Были забиты все проходы. Люди стояли всюду, где можно было стоять. "Я приехал сюда, чтоб играть в группе "Разные люди", — начинает Чиж концерт песней «Буги-Харьков». Зал визжит и стонет. Такого успеха в Нижнем у Чигракова не было, даже когда дзержинская «ГПД» была на вершине популярности", — писал корреспондент горьковской «Ленсмены» Сергей Холенев, специально командированный на концерт.

(Уроженец Дзержинска, Холенев еще десятиклассником-юнкором брал у «ГПД» интервью для городской газеты. По пути на концерт он увидел, насколько популярен в Харькове его земляк: "Мы стояли с Чижом около киоска «Пиво-воды» и утоляли жажду бутылочкой «Пепси». Сидевшие за ближайшим столиком парни как-то загадочно на нас посматривали. Затем один из них (он был с гитарой) начал наигрывать до боли знакомую мелодию. А когда парень запел: "Сен-Симилья в моей голове превратилась в огромный флаг…", на душе сделалось как-то легко и весело").

Вслед за «Разными» мощно выступила «ДДТ». В ответ гости из Питера получили такой заряд тепла, что днем позже Шевчук то и дело повторял: "Ребята, это был такой рок-н-ролл! Из зала шло ТАКОЕ!..".

На втором концерте с участием «ДДТ» в зале неожиданно появился Расторгуев. Газетчики потом сообщили, что он пришел извиняться и клялся, что ничего не знал о благотворительной акции. (Впрочем, в кулуарах обсуждалась и другая версия: Расторгуев пришел мириться с Шевчуком, с которым незадолго до этого подрался на сборном концерте в Москве).

Солист «Любэ» взял микрофон и заорал битловскую "Oh, Darling!..". Шевчук картинно развел руками, показывая, что ему нечем ответить. Тогда на сцену выскочил Чиж с губной гармошкой. Все вместе они спели классику рок-н-ролла — заводную "Long Tall Sally". Это странное трио — Шевчук, Расторгуев и Чиж — завершило концерт в час ночи, исполнив к всеобщему восторгу ДДТ-шную вещь "Мама, я любера люблю!".

Хедлайнером воскресного концерта стал «БГ-бэнд», который приехал на автобусе со стороны Курска, сорвавшись буквально на день со своего гастрольного тура. Перед Гребенщиковым на сцене должен был появиться сам Чернецкий.

— У БГ была шикарная "Такамина",[72] со встроенным звукоснимателем и эквалайзерами, — рассказывает Чиж. — Я набрался наглости, зашел в гримерку и попросил эту гитару для Сашки. БГ говорит: "Ради бога!".

Когда Чернецкого вели под руки к микрофону, в зале стояла мертвая тишина. "Харьковчане, не видевшие выступлений Саши около двух лет, не могли поверить, что их кумир стоит перед ними, — писал спецкор Сергей Холенев. — А Чернецкий пел, и я встал со своего места, поскольку было как-то неловко сидеть…".

Затем к микрофону вышел Чиж, на которого Гребенщиков обратил отдельное внимание. Свои впечатления он передает одним словом: "торкнуло".

— То, что я услышал тогда в Харькове, — говорит Борис Борисыч, — это конкретно были «Обломов», "Хочу чаю" и «Сенсимилья». И дело, в первую очередь, было не в идее, т. е. не в текстах, — дело было в ощущении музыки. У Сережки есть счастье в том, что он поет. А это мало в ком есть. Этого нет ни в Бутусове, ни в Шевчуке. Даже у Майка этого нет: у него рок-н-ролл был «звездностью»… В «Сенсимилье» эта радость была особенно слышна.

Знакомство БГ с "Разными людьми" имело неожиданное продолжение. Буквально через неделю после харьковских концертов он позвонил Чернецкому и предложил совершить совместное рок-паломничество на Соловецкие острова, выступив по пути в Архангельске и Северодвинске. Вся выручка от этой благотворительной акции (инициатором ее проведения стали газета "Северный рабочий" и рок-газета "Кайф") должна была пойти на закупку стройматериалов для восстановления Соловецкого монастыря, одного из трех главных мест русской святости. В число коллективов, которые отбирал лично Гребенщиков, вошли также ленинградские «Трилистник», "Сезон дождей" и московский «Крематорий» (дал согласие, но не смог приехать Макаревич).

Харьковчане из-за неудачного расписания «Аэрофлота» прилетели за двое суток до общего сбора. Пока в гостиницу подтягивались остальные бэнды и бригада журналистов, в номере «РЛ» не стихал шабаш — песни, звон стаканов, взрывы смеха и цыганские пляски. Из любопытства к ним заглянул Гребенщиков.

— Когда Боря зашел и тихо присел в уголке, — рассказывает Чернецкий, — мы продолжали гулять, не сбавляя оборотов. Он тоже включился: травил байки, ржал, даже спел на английском «Gipsy». Была общая неуемная радость. Как к живому богу[74] к нему никто не относился.

— Я просто слушал внимательно, как он поет, — поясняет Борис Борисыч, — потому что он пел так, как я никогда не слышал. Вот само это волжское произношение слов… Русский язык, который я впервые осознал. Серёжке я обязан, на самом деле, очень многим: слушая его, я чуть-чуть по-другому услышал все эти песни.

(Если учесть, что в ту пору БГ ходил «беременный» концептуальным "Русским альбомом",[75] встреча с Чижом могла стать для него действительно полезной. Во всяком случае, Борис Борисыч признает, что всегда "брал свое там, где видел своё". После Соловков, вспоминал он, у него "вдруг пошли только русские песни. «Дубровский» написался за час, почти без моего участия. Песни «Бурлак» и "Стакан молока" были написаны за один день").

После концертов в Архангельске и «закрытом» Северодвинске, где строили атомные подлодки, паломники погрузились на ледокол «Руслан», предоставленный спонсором, оборонным «Севмашпредприятием». В обычное время его команда состояла из дедков предпенсионного возраста. Но, узнав, что на Соловки поплывут Гребенщиков с толпой рокеров, в экипаж всеми правдами и неправдами проникла флотская молодежь. Капитан, опасаясь возможных ЧП, строго-настрого запретил матросам общаться с музыкантами. Но куда там!.. В каюты уже волокли ящики с водкой и вином.

Вскоре из иллюминаторов повалил марихуанный дым (погуще, чем из корабельной трубы), забренчала гитара и раздался хрип Чернецкого: "Бля буду, сука, в натуре, волкодавы!..". Грустный 33-летний кэп (он был самым «старым» в экипаже) обреченно махнул рукой и ушел в свою каюту — пить коньяк с Гребенщиковым.

Чиж сумел отличиться даже на фоне этого беспредела. Вернувшись домой, Чернецкий рассказывал: "Плывем на Соловки. И тут Чижу вместе с Сергеем Березовым, басистом из группы БГ, приходит в голову мысль… открыть кингстоны. И что ты думаешь?.. Открыли!.. Благо, в ледоколе предусмотрена такая вещь, как тепловой ящик, и корабль на дно не пошел".

Чиж добавляет: "А еще мы выпили весь спирт из компаса". Когда глубокой ночью у рокеров закончилась «горючее», его осенило: "Я знаю где есть!..". Оказалось, в корабельном компасе, где стрелка плавает в этиловом спирту. Экипаж им не препятствовал: рокеры уже напоили-обкурили всех, кого смогли. Фактически это был Корабль-Призрак, Летучий Голландец.

Страждущие проникли в рулевую рубку, вскрыли компас, а вместо спирта залили забортную воду. Тот факт, что ледокол после этой диверсии не сбился с курса и не наскочил на отмель, можно считать настоящим чудом. (Возможно, паломников уберегли две большие храмовые иконы, которые БГ вёз в подарок соловецким монахам).

Музыка «Маяка», звучавшая по трансляции, рокеров не грела, и харьковчане предложили поставить "Буги-Харьков".

— Когда Боря услышал эту кассету, — рассказывает Чернецкий, — из радиорубки он её уже не выносил. По всему кораблю звучали исключительно Том Петти и Чиж. Именно тогда "Хочу чаю" и стала любимой песней БГ, а саму кассету мы ему потом подарили.