Алекс, испугавшись чего-то, проснулась. В комнате пульсировал свет; она не осмелилась открыть глаза, чувствуя, как по коже пошли мурашки, и еще плотнее сомкнула веки, боясь невольно поднять их; она замерла в ожидании. В комнате что-то было, она это чувствовала.

Алекс ясно видела перед собой деревянный гроб и красную розу на нем; лицо ее запылало жаром; она вдохнула запах бензина и почувствовала на лице жгучий ожог. Дыхание стало сбиваться, она задыхалась, судорожно сжав колени под простыней. Потом глаза ее широко открылись, в них ударил зеленоватый пульсирующий свет. Рассеянное мерцание собралось в слепящую точку. Она моргала на четыре счета: раз-два, раз-два. Жар как будто уменьшился, и теперь ее начало знобить; страх тоже отступил.

Алекс бросила взгляд на циферблат будильника, на нем также мигали точки. Полночь, подумала она. Обведя глазами комнату, она увидела знакомые очертания. Ребенком она боялась темноты, всегда спала при свете, но страхи ушли давным-давно, еще до того, как она вышла замуж. Точки продолжали подмигивать.

Она включила ночничок – все было как обычно: привычные звуки, привычные предметы. Издалека доносился гул грузовиков, сбрасывающих скорость на Кингс-роуд; казалось, что за окнами идет дождь. Она поднесла к глазам часы. Пять часов, но четыре точки продолжали мигать. Тут она поняла, что случилось с ее часами: они автоматически перевелись на полночь – ноль часов. Она потрясла их, пытаясь припомнить, как ставить время, устало посмотрела на мигание точек и поежилась – было невыносимо холодно.

Алекс вылезла из постели, подошла к окну и, раздвинув тяжелые занавеси, высунула руку. Воздух был теплым и мягким; удивившись, она убрала руку. Увидев, как изо рта вырываются облачка пара, она тихонько вскрикнула от изумления, чувствуя, что шевелятся волосы на затылке. Потом еще раз посмотрела в проем штор – на припаркованные внизу машины, на конус света от уличного фонаря; все было тихо и спокойно. Она слегка раздернула занавеси, позволив проникнуть в комнату оранжевой полосе света. Под ногами скрипнула паркетина, и она едва не подпрыгнула. Забравшись снова в постель, Алекс закуталась в одеяло и закрыла глаза, но продолжала чувствовать холод, жуткий холод, который пугал ее. Подтянув к себе телефон, она сняла трубку, послушала гудение тишины, набрала номер, который знала наизусть, и стала ждать.

Один звонок, второй – «Пожалуйста, будь на месте», – третий, четвертый… «Ох, прошу тебя, будь на месте», – шептала она.

– Да-а?..

Она услышала привычное ворчанье и с облегчением вздохнула.

– Дэвид? – еле слышно прошептала она.

Снова растерянное ворчанье.

– Прости, что разбудила тебя, Дэвид.

– Алекс?

– Ты не спал?

– Мгм…

– Ты мне так и не позвонил.

– Не позвонил? – Голос у него был полусонный.

– Ты собирался позвонить, когда приедешь. Я беспокоилась.

– Который час? – пробормотал он.

– Половина пятого.

Наступила пауза, и она услышала шелест простыней.

– Я подумал, что на самом деле тебе не нужен мой звонок.

Она едва ли не физически ощущала теплоту его голоса, добродушные интонации, которые всегда успокаивали ее – говоришь словно с игрушечным мишкой.

– Я беспокоилась о тебе, – сказала она.

– Со мной все более или менее о'кей. А ты как?

– Не очень. А все-таки, что с тобой?

– Я себя чувствую чертовски странно. Как-то омерзительно. Все время думаю о том водителе, об этом ублюдке.

– Не надо.

– Если б он выжил, я бы убил его.

– Не надо.

– Прости.

– Мне так жаль Отто и ребят Хетфилд.

– По крайней мере, Отто остался в живых, – заметил он.

– Понимаешь, сейчас ему, должно быть, очень не по себе.

– Я не должен был покупать Фабиану эту машину.

– Тут нет твоей вины, дорогой; ты всегда был добр к нему.

– Я должен был заставить его ездить помедленнее.

– Не думаю, чтобы это имело какое-то значение. Прости, что подняла тебя. Спи.

– Да все в порядке, я уже совсем разгулялся.

– Поспи. Я позвоню тебе позже.

– Я люблю тебя, – сказал он.

Посмотрев на трубку, Алекс грустно улыбнулась, осторожно положила ее на рычаг и снова прилегла на подушки. Она знала, что тоже любит его; ей не хватало его большого теплого тела, его нежности. Какого черта они расстались? На нее неожиданно навалилась усталость, усталость и теплота, и она провалилась в глубокий сон; ей снился Фабиан – то воздушный и легкий, то мрачный и смущенный; он, смеясь, держал ее за руку и играл с ней, как ребенок, если не считать, что он был взрослым человеком, который неожиданно постарел, и так заметно, что она видела морщины на его лице. Она проснулась, дрожа и страшась открыть глаза в темной спальне. Затем она снова заснула, и на этот раз спала без снов.

В семь часов ее разбудил будильник, она не обратила на звонок внимания, но когда снова посмотрела на часы, то увидела, что уже без десяти восемь. Все, нужно возвращаться к нормальному существованию, подумала Алекс. Она еще будет посыпать голову пеплом, но ей необходимо решить, понравилось бы это Фабиану или нет. Последние десять дней прошли в каком-то тумане, заполненном ожиданием, пока французская бюрократия соизволит выдать тело, чтобы перевезти его в Англию. Дэвид вылетел во Францию – позаботиться обо всех формальностях, все организовать. Он не обращался к ней ни с какими просьбами. Вел себя безукоризненно. И теперь она должна вернуться к жизни, собраться с силами и заняться делами. В любом случае ее ждут – и сотрудники, и партнеры, и клиенты. Пришло время доказать им, что она может собраться, доказать это Дэвиду, но главным образом самой себе.

Алекс колебалась, прикидывая, что бы надеть. Фабиан всегда пристрастно относился к ее внешнему виду, он был куда внимательнее, чем Дэвид. Правильный подбор цветов, рисунка и линий, правильное сочетание предметов – господи, порой он становился невыносимым снобом. Она даже позволила себе чуть развеселиться и улыбнулась, сдерживая слезы, когда рылась в ящике, полном шелковых шарфиков, все работы Корнелии Джеймс, большинство из них куплено Фабианом. Так какой же из них? Она перебирала их один за другим, позволяя соскальзывать с рук легким цветным водопадом, и выбрала наконец бирюзовый. Аккуратно обернув им шею, она завязала его таким образом, чтобы был виден фирменный знак Корнелии Джеймс. «Ты доволен, дорогой? – подумала она. – Хорошо ли я выгляжу?»

Алекс залпом проглотила полчашки кофе, он оказался слишком горячим, схватила пальто и заторопилась выйти. Когда она уже была у двери, звякнул звонок, и она сразу, едва он перестал звенеть, открыла дверь. Стоявшая на пороге женщина удивленно подняла на нее глаза и отступила на шаг: грудастая блондинка, с волосами выбеленными перекисью водорода, аккуратно, но несколько вызывающе одетая в белое и черное. Она смахивала на работницу актерского агентства, явившуюся за сценарием; розовый ротик был явно маловат для ее широкого лица.

– Миссис Хайтауэр? – Она с подчеркнутой аккуратностью выговаривала слова, словно на занятиях по выразительному чтению, дабы скрыть свой акцент Ист-Энда.

– Да? – Алекс ощетинилась, пытаясь понять, что она собирается ей всучить. На «свидетелей Иеговы» не похожа – слишком напоминает куклу, да и вообще те обычно ходят парами.

– Я Айрис Тремьян. Сэнди сказала, чтобы я поторопилась. Вы уходите рано, и лучше всего застать вас в это время.

Женщина смотрела Алекс прямо в глаза, и та почувствовала, что не может отвести взгляд. Какое-то мгновение Алекс еще думала, что же продает гостья – кухонные принадлежности или косметику «Эйвон»; да, скорее всего, косметику, хотя у нее не было при себе чемоданчика с образцами.

– В общем-то я уже опаздываю в офис, – заметила как бы между прочим Алекс, стараясь быть повежливее.

– Да, конечно, если вам сейчас неудобно, я полностью вас понимаю, но все же решила заглянуть не откладывая. Вдруг вы захотите получить известие о своем сыне.