Сильно заинтересовало меня на острове Нордбрук наличие ряда признаков, указывающих на изменение уровня моря. Я уже упомянул, что изба Джексона была построена на древней береговой полосе, или террасе, приблизительно на высоте 13–16 м над уровнем моря, но кроме этой можно было наблюдать и несколько других береговых террас, расположенных ниже и выше. Так, я нашел, что Лей-Смит, также зимовавший на этом мысу, возвел свое жилище на древней береговой полосе, находившейся на высоте 5,5 м над уровнем моря; в других местах я находил древнюю береговую линию на высоте приблизительно 26 м. Достигнув прошлой осенью самой северной части этой земли, я имел возможность наблюдать там такие же береговые террасы на различных уровнях (например, на острове Торуп); мы сами провели зиму на одной из таких террас.
В нескольких местах близ мыса Флора Джексон нашел скелеты китов. Так, недалеко от его избы на высоте 16 м лежал череп усатого кита Balaena, быть может, гренландского кита (Balaena mycticetus?). В другом месте, несколько севернее, были найдены части скелета, по-видимому того же вида.
Нижняя челюсть имела 5,5 м в длину, но интересно, что кости лежали на высоте 3 м над нынешней поверхностью моря. Я нашел также и другие указания на то, что море еще сравнительно недавно покрывало эти низкие береговые террасы. Последние были, например, во многих местах усеяны раковинами моллюсков (сходными с Муа truncata и saxicava). Значит, эта суша была подвержена таким же изменениям уровня, как и другие северные области, в том числе, как упоминалось раньше, и северное побережье Азии.
Во время одной из своих экскурсий Джексон и доктор Кетлитц обнаружили «нунатак»[378], возвышающийся над глетчером в северной стороне мыса Флора, и в нем слои сланца с растительными окаменелостями. Это открытие, разумеется, сильно заинтересовало меня, и 17 июля вместе с доктором Кетлитц я отправился на это место. Скала состояла из базальта, во многих местах обнаруживавшего ясную столбчатую отдельность; она выдавалась в середине глетчера на высоту приблизительно 200–230 м над уровнем моря. К сожалению, мы не имели времени измерить точно ее высоту. В двух пунктах на поверхности базальта находились пласты, состоящие из бесчисленных обломков песчаника. Почти на каждом из них можно было найти отпечатки растений, чаще всего сосновой хвои, а иногда также небольших листьев папоротника. Мы набрали большое количество этих драгоценностей и с тяжелой ношей, но довольные, возвратились к вечеру домой. Спустя несколько дней Йохансен во время лыжной прогулки набрел случайно на то же место и в свою очередь собрал там окаменелости, которые принес с собой. После моего возвращения на родину профессор Натхорст (Nathorst) исследовал эту коллекцию. Выяснилось, что Джексон и доктор Кетлитц сделали в данном случае в высшей степени интересную находку.
Окаменелые остатки юрских растений
Профессор Натхорст писал мне по этому поводу: «Несмотря на весьма фрагментарное состояние привезенных вами окаменелостей, они представляют большой интерес, позволяя нам впервые заглянуть в растительный мир последней части юрского периода в областях, лежащих к северу от 80°. Всего многочисленнее иглы сосны (Pinus), похожей на найденную в юрских отложениях Шпицбергена, Восточной Сибири и Японии Pinus Nordenskioldi (Heer), но, по всей вероятности, принадлежащей к другому виду. Попадаются также более узкие иглы какого-то другого вида, а также мужские цветы и фрагменты шишек[379] с несколькими семенами (рис. 1–3), из которых одно (рис. 1) напоминает Pinus Maakiana (Heer) из сибирской юры. Из остатков других хвойных деревьев следует упомянуть широколистную Taxi-tes, похожую на Taxites gramineus (Heer), которую находили особенно часто на Шпицбергене и в Сибири и которая имеет листья приблизительно такой же величины, как и растущая в настоящее время в Китае и Японии Cephalotaxus Fortunei. Представляют интерес также остатки рода Feildenia (рис. 4 и 5), известного до сих пор только в полярных областях. Он был найден впервые Норденшельдом в 1868 г. в третичных слоях близ мыса Старостина на Шпицбергене и описан Геером (Heer) под именем Torellia; позднее Фейльден нашел его во время английской полярной экспедиции 1875–1876 гг. в третичных слоях близ бухты Открытия (Discovery bay) на Земле Гриннеля, и Геер изменил тогда родовое название в Feildenia, так как название Torellia уже раньше было присвоено одной раковине. Затем в 1882 г. я нашел этот вид в верхних юрских слоях на Шпицбергене. Листья напоминают один из подвидов Nageia, существующего ныне рода Podocarpus.
Самыми замечательными экземплярами всей коллекции являются листья небольшого Ginkgo, из которых один сохранился в целости (рис. 6). Этот род со сливообразными семенами и, в противоположность другим хвойным, с настоящими листьями представлен сейчас только одним видом в Японии, но в прежние эпохи насчитывал многочисленных представителей во многих местностях. В продолжение юрского периода он процветал главным образом в Восточной Сибири; его находили также на Шпицбергене, в Восточной Гренландии (у пролива Скоресби) и во многих местах в Европе. В меловом и третичном периодах он встречался на 70° на западном берегу Гренландии. Добытый ныне лист принадлежит к виду, который мог бы быть назван Ginkgo polaris и является весьма родственным Ginkgo flabellata (Heer) из юрских отложений Сибири. Он несколько сходен с Ginkgo digitata (Lindl. et Hutton), в особенности с экземплярами, найденными в бурой юре Англии и Шпицбергена. Кроме этого вида, в коллекции находятся, по всей вероятности, еще один или два других, а также части листьев принадлежащего к семейству Ginkgo рода Czekanowskia, листья которого узки и похожи на хвою.
Папоротники представлены весьма скудно. Имеющиеся фрагменты принадлежат к 4 различным типам, но виды едва ли можно определить. Один фрагмент относится к Cladophlebis, встречающемуся в юрских отложениях; другой дает право отнести его к Thyrsopteris, найденному в юрских отложениях Восточной Сибири и Англии; третий – к Onychiopsis, характерному для верхней юры; четвертый, по-видимому, близок к Asplenium petruschinense, описанному Геером и найденному в юрских отложениях Сибири. Этот экземпляр замечателен тем, что клетки эпидермиса (клетки кожи) листа оставили на камне явственные отпечатки.
По своему богатству иглами хвойных, по бедности папоротниками и отсутствию цикадовых флора Земли Франца-Иосифа представляет в общих чертах такой же характер, как флора верхней юры на Шпицбергене, хотя виды несколько и различны. Подобно флоре Шпицбергена она не указывает на особенно благоприятный климат, хотя, конечно, последний был много мягче, чем в настоящее время. Отложение происходило, без сомнения, по соседству с хвойным лесом. Представленные образцы позволяют отнести эту флору скорее к верхней (белой) юре, чем к средней (бурой)»[380].
Бесспорно, это был внезапный и весьма резкий переход от долгой бездеятельной жизни в нашей зимней берлоге, где ничто не благоприятствовало научным занятиям, в этот настоящий научный оазис, где представлялись широкие возможности для научной работы, под руками находились книги и необходимые инструменты, а время досуга можно было посвятить разговорам на самые различные темы с людьми, имеющими те же научные интересы. В лице ботаника экспедиции мистера Гарри Фишера я нашел человека, горячо интересующегося фауной и флорой полярных стран. Его обстоятельные исследования растительного и животного царства, в особенности первого, как на суше, так и в море, несомненно, намного расширят наши сведения о существующих здесь биологических условиях. Не скоро я забуду приятные беседы с ним, когда он рассказывал о своих наблюдениях и открытиях. Его рассказы находили тем более ревностного слушателя, что я давно был лишен подобного удовольствия и представлял собой как бы высохшую ниву, которая после годичной засухи жадно впитывала в себя влагу.
