Рабочий кабинет Нансена

Повсюду на северном берегу Сибири, где мы высаживались, земля была усеяна камнями большей и меньшей величины. В одних случаях они принадлежали к горным породам, находящимся в данном месте in situ; в других – я находил большие глыбы, отличные от местной породы. Вид вполне типической морены имел берег западной стороны полуострова Челюскина, в глубине бухты Толля, на который я однажды (8 сентября 1893 г.) выходил для охоты на оленей. Это очень холмистая равнина; на ней рассеяно такое множество валунов различных горных пород, что трудно предположить, чтобы они были занесены сюда чем-нибудь иным, кроме ледников.[406] И вся страна имеет решительно вид поденной морены. То обстоятельство, что в некоторых местах, по берегам моря и ручейков, где обнажалась глина, я находил указание на слоистость, едва ли может служить возражением, так как, например, в южной Норвегии известно много несомненных морен, которые имеют ясную слоистость. Это показывает только, что морена образовалась под водой.

Могут подумать, что эти ледниковые остатки зависят от образования местных ледников; но если сопоставить их с тем, что барон Толль почти одновременно с нами наблюдал восточнее, на Новосибирских островах и в Анабарской области, где им констатированы интересные остатки ледникового периода, то можно сказать с полной уверенностью, что вся северная часть Сибири была некогда погребена под ледяным покровом, подобным тому, какой в свое время простирался над всей Северной Европой, и обычное мнение, будто в Сибири не было ледникового периода, оказывается неверным.

Уже выше я упоминал, что северо-западная Сибирь, вероятно, представляет собой страну фьордов с лежащими перед ними шхерами. И это обстоятельство тоже может говорить в пользу существования сибирской ледниковой эпохи, ибо повсюду в других местах земного шара, где мы находим подобные берега с фьордами, в Норвегии, на западном берегу Аляски и Канады, в Патагонии, тоже обнаружены неоспоримые следы прежнего ледникового покрова.

Дно Полярного моря покрыто по большей части серой глиной. Судя по предварительному микроскопическому исследованию образцов грунта, взятых со дна при наших измерениях глубины, эта глина, насколько я могу судить, отличается от ила, найденного на дне прочих морей земного шара, почти полным отсутствием органических примесей. При обработке кислотами оказалось также, что ил особенно беден известью и состоит, по-видимому, главным образом из минеральных составных частей. Еще не было времени сделать более точные исследования. Во время норвежской экспедиции в Северное море было констатировано, что ил на дне северной части Атлантического океана состоит по большей части из подобной же серой глины, которая сравнительно небогата остатками животных, хотя и богаче той, которую мы нашли. Из этого вытекает, по-видимому, что во всем Полярном море происходит отложение осадочных слоев, которые необыкновенно бедны ископаемыми. Объясняется это тем, что речной водой, в особенности из сибирских рек, вносятся такие громадные массы тонкого ила, что осадки на дне накопляются сравнительно быстро и отложения немногочисленной водной фауны теряются среди этой массы.

План экспедиции построен был, как изложено во введении, на той мысли, что должно существовать течение – или постоянный перенос льда – поперек Полярного бассейна, по направлению от моря, лежащего к северу от Сибири и Берингова пролива, до моря, расположенного между Гренландией и Шпицбергеном. Этот лед должен был понести «Фрам». Путешествие показало, что мысль была в главных чертах правильная и дала нам возможность составить себе очень полную картину того, каким образом лед переносится по этому обширному морю.

Больше всего позволяло мне надеяться на постоянство такого дрейфа и на возможность воспользоваться им для экспедиции то обстоятельство, что сибирский плавник ежегодно приносится к берегам Гренландии и что на плавучих льдинах, проплывающих мимо восточного берега Гренландии, встречается ил. Во время нашего путешествия мы тоже находили, даже на самом дальнем севере, те же самые доказательства переноса льда; ил встречен был на льду даже под 86° северной широты и стволы плавника также. 20 апреля 1895 г. мы нашли под 85¹/#° северной широты ствол плавника, стоймя вмерзший в лед; по широким годовым кольцам видно было, что он вырос в сравнительно умеренном климате; его вынесло, вероятно, из внутренней Сибири, и он находился теперь на пути в Гренландию. Вблизи «Фрама» тоже часто попадались бревна плавника. Свердруп нашел как-то в апреле 1896 г. полусгнивший ствол, крепко вмерзший в лед. Вернувшись к этому стволу месяц спустя, он с удивлением заметил, что он разломан поперек, и куски его валялись далеко друг от друга. Вероятно, медведь забавлялся здесь, пробуя свою силу.

Что же гонит этот лед по морю ? Прежде всего ветры. Так как господствующие ветры дуют с сибирской стороны по направлению к северной Атлантике, то с течением времени они прогоняют и лед в том же направлении. Но ветры – слишком неравномерный деятель, чтобы на них можно было рассчитывать, и дрейф поэтому является не особенно равномерным: то происходит остановка, то обратный дрейф, а иногда относит и вбок. Однако из наблюдений оказалось, что всякий раз, как ветры несли нас по направлению к нашей цели, скорость дрейфа тотчас увеличивалась. Если же ветер дул в противоположном направлении, стремясь отнести нас назад к юго-востоку, то ледяные массы следовали этим путем, наоборот, по большей части медленно, как будто их что-то задерживало.

Так как направление господствующих ветров значительно изменялось соответственно временам года, то и наш дрейф разделялся на определенные, более или менее продолжительные периоды. Он был очень благоприятен зимой и весной, но обыкновенно неблагоприятен в последнюю половину лета. В первую осень, когда мы были затерты льдом, у нас был, как описано, неблагоприятный период и нас относило назад к Новосибирским островам – казалось, мы никогда и не пойдем вперед. Затем наступила зима, с ноября, и весна с довольно успешным дрейфом, а с середины июня 1894 г. и всю следующую осень мы опять шли назад. Затем новая зима (1894/95) и весна (до конца июня) с хорошим ходом вперед. Вторая половина лета (июль, август, сентябрь)

Нансен в рабочем кабинете

1895 г. была опять неблагоприятна; но следующие затем осень и зима (1895/96) подвинули «Фрам» далеко на север, почти до 86° северной широты, и на запад, приблизительно до 25° восточной долготы. Затем наступил конец февраля и март с остановкой, а в апреле и позже опять начался дрейф на юго-запад и юг, и «Фрам», наконец, пробил лед и вырвался на волю немного севернее 83° северной широты.

На дрейф влияют, по-видимому, не одни случайные ветры: он сам имеет, очевидно, наклонность идти главным образом в одном направлении. Мне кажется, что по временам можно было даже констатировать в воде подо льдом слабое течение, которое шло приблизительно в одном и том же направлении. Я не думаю, чтобы дрейф слишком тесно был связан с направлением господствующих ветров. Я вынес такое впечатление, что он имеет несколько более северное направление, чем они; но с полной достоверностью об этом ничего нельзя сказать, пока не будет переработан и сведен в одно целое весь материал.

Вследствие постоянного дрейфа лед в пройденной нами части Полярного моря не успевает состариться. Я крайне редко наблюдал лед более 4– или 5-летнего возраста и думаю, что 5 или 6 лет являются наибольшим временем, необходимым обыкновенно льдине для прохождения от берегов Берингова пролива до моря, лежащего к востоку от Гренландии. Главная масса льда, сюда доходящего, однако, моложе; она большей частью образуется по пути в трещинах и полыньях, беспрестанно возникающих между более старыми глыбами.