Склады в Кампече ломились от разнообразного добра. Здесь было едва ли не все, что перевозили по морю купцы. Тут были и предметы роскоши, и готовые изделия из Европы, и местное сырье. Лишь выбирай да втихомолку жалуйся на вместимость трюмов собственного судна. Как ни стремись, всего не увезешь.

И выбирали, споря между собой об отдельных товарах и даже проводя тут же, прямо по ходу, небольшие стихийные аукционы. Торговались в цене, прикидывали возможную выручку – словом, вовсю занимались делом.

Липранди больше полагался на опыт компаньона и по сравнению с собравшимися выглядел форменным молчуном. Остальные непрерывно что-то доказывали и говорили, говорили, говорили…

Наконец с выбором и расчетами было покончено.

– Что ж, господа, как только отдадите необходимые распоряжения, жду вас у себя, – сказал Лафит, когда компания вновь появилась на свежем воздухе.

Времени до темноты оставалось мало, и особо с погрузкой можно уже было не спешить. Все равно не успеешь, так, может быть, лучше завтра с самого утра?

– Жан, вашими людьми воспользоваться можно? – спросил Липранди.

– Разумеется. Но договаривайтесь с ними сами, – хмыкнул Лафит. – В таких делах я над ними не хозяин.

– Договоримся. Вон они у вас какие здоровые. – Липранди кивнул в сторону бредущего вдоль улицы крепкого мужчины в матросских штанах и расстегнутой до пояса рубахе.

Мускулатуре моряка в самом деле позавидовал бы и мифический Геракл.

Практически все здесь собравшиеся, за исключением Липранди и Гюсака, не ведали ни о каком Геракле. К чему бессмысленные знания? Уважающий себя человек должен делать деньги, а не умствовать и забивать себе голову всякими небылицами. Здесь, по другую сторону океана, к северу от Мексики, складывалась иная цивилизация, и ее основой служили отнюдь не романтики, а практичные люди, многие из которых почему-то в Европе считались преступниками или, на худой конец, просто отщепенцами.

– Таких и у меня мало. Это – русский, но силен, зараза, – с невольной гордостью сообщил Лафит.

– Русский? – удивился Липранди.

– Да. Его и зовут по-русски – Павлом, хотя мы между собой кличем Полем. Ничего, откликается. Но по-нашему понимает едва-едва. Его тут недавно в море унесло. Хорошо, по дороге попался, а то так бы и сгинул.

Липранди переварил полученную информацию и словно между делом заметил:

– Я немного знаю русский. Столько войн в Европе было… Попробовать поговорить, что ли? Все-таки русские владения уже здесь, надо хоть немного вспомнить, как они разговаривают. Вдруг да пригодится? Кстати, Жан, не уступите ли мне этого богатыря? Всегда хотел завести себе русского слугу. Раз они выиграли войну, пусть хоть послужат таким образом. Да и какой образчик! Я за ценой не постою. Или договор заключать прямо с ним?

– Невозможно, – без раздумий объявил Лафит. – Русский останется здесь. Любой товар берите, но людьми я не торгую. Негров, если попадутся, продам, сколько хотите. Но только не Поля.

Липранди лишь пожал плечами, мол, воля ваша.

Вокруг коммерсантов уже собралась толпа флибустьеров. Раз делать все равно нечего, почему бы не заработать малую толику денег? Но Павел-Поль оставался в стороне. Моряк уселся на камень в стороне от дороги и с отрешенностью на лице взирал, как розовеет на западе небо.

– Пиратствуешь, братец?

Разразись сейчас среди ясного неба гром, Блохин не удивился бы сильнее, чем от этих двух спокойно прозвучавших слов. Он явно никак не мог понять, не почудилось ли ему, и обращенный на хорошо одетого мужчину взор был полон откровенного недоверия.

– Что ж молчишь? – так же без особых эмоций поинтересовался Липранди. – Не стыдно ли с врагами вместе против Отечества выступать?

– Барин! – Блохин одним движением вскочил на ноги и застыл, не зная, то ли вытягиваться, то ли падать на колени.

– Спокойно, Павел, спокойно, – упредил его желания Липранди. И, видя, как моряк всматривается в стоявшие в бухте суда в поисках российского флага, невольно добавил: – Я здесь один.

– Но как?… – севшим голосом вопросил Блохин.

– Не столь важно, – не стал откровенничать Липранди. – Так что скажешь, Павел? Ты-то как сюда попал?

Блохин шестым чувством понял, что стоявший перед ним господин с явно военной выправкой имеет право задавать любые вопросы, и невольно замялся.

– В плен я попал, ваше благородие. Со «Святого Антония». Наш галиот захватили пираты, команду всю перебили, а меня, раненого, захватили в плен. Теперь вот сижу на острове. Попробовал бежать на шлюпке, да шторм разразился. Носило по волнам, думал, все, конец мой настал. Но вновь наткнулся на пиратов. Хорошо, они решили, будто меня пьяного в море унесло. Иначе уже болтался бы здесь с петлей на шее.

Как офицер, Липранди привык иметь дело с солдатами, как дворянин – с народом. Потому он сразу увидел, что моряк не лжет.

– Ваше благородие, заберите меня отседова Христа ради! Век за вас Бога молить буду! – с жаром попросил Блохин.

– Я говорил с местным главарем. Он напрочь отказал. Но и оставлять тебя негоже. Свой ведь.

Блохин смотрел на него с такой мольбой, что устоять было трудно. Да и бесчестно не выручить пленного.

– Ладно. Попробуем тебя похитить. Ты плавать умеешь?

– Умею, ваше благородие. Сызмальства обучен.

Липранди вздохнул. Своим невольным участием он ставил под удар успех всего дела, однако поступить иначе не мог. Он лишь утешил себя тем, что поручение, в сущности, выполнено, и так или иначе, но уже вполне возможно возвращаться к наместнику. Дальнейшее слово теперь будет за флотом и десантными партиями.

– Тогда давай так. Сейчас ты поможешь скоренько загрузить вон ту шхуну, и тогда останется лишь незаметно переправиться на нее. Как-нибудь спрячешься в моей каюте. Таможенного досмотра, надеюсь, здесь нет. А уж с рассветом выйдем в море.

Кто-то из пиратов приблизился, явно пытаясь понять незнакомую речь, и Липранди сменил тон:

– Значит, работай. Вот тебе задаток.

Он небрежно протянул Блохину монету, которая показалась моряку символом грядущей свободы.

Ночь пала на бухту, как и всегда на юге, резко и почти без сумерек. Вроде бы не столь давно было светло, хоть читай, если умеешь, да вдобавок – имеешь подобное странное желание, и вот вокруг уже царит тьма, слегка облагороженная сиянием луны и бликами на воде, вызванными этим сиянием.

В Кампече дела обстояли несколько получше. То тут, то там мелькали факелы, чуть в отдалении горела пара костров, да из некоторых окон наружу вырывался свет – неверный, но способный хоть чуть рассеять ночь рядом с домом.

В основном моряки, как и чисто сухопутные жители, ложились спать без особых промедлений, точно так же, как вставали с зарей, но погрузка прекратилась, лишь когда темнота сделала ее крайне затруднительной. Соответственно, участвовавшим в не слишком сложном, однако тяжелом деле обитателям Галвестона потребовалось дополнительное время на ужин и прочие вечерние дела. Кое-кто, воспользовавшись дополнительным заработком, поспешил его отметить соответствующим случаю возлиянием. Бывалым морякам было не привыкать трудиться с похмелья, а ведь заканчивать погрузку придется с самого утра.

На стоявших в бухте судах было практически тихо. Команды пользовались случаем и ночевали на берегу. Не столь важно, сумел кто-то набиться кому-то в гости или просто собирался прилечь прямо на песке, подстелив под себя первую попавшуюся тряпку. Лучше уж так, чем располагаться в осточертевшем тесном кубрике или на не менее осточертевшей палубе. Если же перед тем еще принять чего-нибудь покрепче – можно сказать, вечер окончательно удался.

Потянуло было пару самых молодых и падких на женщин матросов навестить «семейную» часть городка, однако местные старожилы немедленно отговорили их от подобного безумства. Лафит был вынужден удерживать порядок твердой рукой, и любого любвеобильного матроса за подобного рода шалости ждала виселица. Принадлежность к местным или к гостям не играла при том ни малейшей роли.