Времени до вечера осталось крайне мало, и в итоге пришлось остановиться на ночевку прямо в степи. Муравьев был готов двигаться во тьме, однако лошади притомились, а являться в гости в глухой предутренний час не слишком вежливо. Потому пришлось смириться, тем более ждать осталось не слишком долго. Что такое ночь? Заснул – она и пролетела.

Как раз со сном выходило плохо. В кочевой армейской жизни Николай привык отдыхать в любой обстановке. Не столь давно при преследовании удирающих из России французов ему частенько приходилось спать прямо на снегу.

Нет, конечно, постель в отчем доме – лучшее из мест, но где тот дом, и суждено ли туда попасть? Прерывать карьеру Николай не хотел, до генеральских же чинов ему было еще далеко.

В молодости бытовые трудности кажутся чем-то преходящим и отнюдь не способны испортить настроение.

Но сейчас Николай лежал рядом с бричкой и без сна смотрел на звездное небо. Давно угомонились казаки, погасли костры, и лишь часовые продолжали нести службу, оберегая товарищей. Не далекая спокойная Россия – тут поневоле приходилось постоянно быть готовым ко всему. Где-то могли бродить банды, и горе зазевавшемуся путнику, который не сможет вовремя заметить их появление. Тот же Клайтон вполне в состоянии организовать преследование в расчете вырезать казаков сонными. Потом же пусть кто-нибудь сумеет доказать его вину! Мало ли какие люди шляются по округе, и мало ли кто имеет на русских зуб!

Справедливости ради – ни о какой опасности Муравьев не думал. Он вообще не думал ни о чем. Мелькали перед глазами какие-то видения, смутные образы, и все картины то и дело заслоняло смуглое лицо одной знакомой.

Странно, но прежняя любовь куда-то ушла, словно ее никогда не было, и в то же время Николай не анализировал новые чувства и не строил никаких планов. Ему хотелось увидеть Викторию – и все. Просто еще раз полюбоваться девушкой, побеседовать с ней, и глубинное осознание предстоящей встречи заставляло томиться душу.

Надо было заснуть, отдохнуть перед грядущим днем, да все мешало: казалась неровной земля, чересчур яркими звезды, громким стрекотание каких-то насекомых… Как ни повернись, любое положение казалось неудобным, не приспособленным для отдыха.

В конечном итоге пришлось признать поражение. Николай сел и потянулся за положенными рядом курительными принадлежностями. Может, хоть проверенное средство успокоит душу, а затем подарит немного сна?

Лагерь был предусмотрительно разбит в распадке. В степи любой огонек виден издалека. А так – попробуй найди в темноте отдыхающую полусотню!

В другое время Муравьев наверняка оценил бы царивший в округе покой. Сейчас же душе был бы созвучнее завывающий ветер. Или – битва. Только не было ни того, ни другого, а имелась в наличии лишь тихая ночь, стреноженные кони да спящие казаки. Плюс – часовые на взгорках, бдительно пялившиеся во тьму.

Ни Муравьев, ни казаки так и не узнали, что их подозрения насчет Клайтона были не лишены оснований. Рабовладелец опасался напасть в открытую. У него элементарно не хватало людей, но он вполне всерьез подумывал, не вырезать ли втихаря врагов на привале. Если бы на то был реальный шанс!.. Кто докажет, куда исчез посланник наместника? Если же и найдут трупы, еще вопрос, кто все это сделал…

Но желания – одно. Клайтону хватило ума понять: ночное нападение – вещь настолько рискованная, и если оно не удастся, ответный удар будет страшен. В итоге он лишь распорядился проследить за казаками, да и то, посланные прежде уверенно прошли по следам, а затем потеряли полусотню в ночном мраке. Найти же спящих они, на свое счастье, не сумели.

Зато сон все же пришел к капитану. Правда, не после первой трубки, а после третьей, но главное-то результат!

К асиенде дона Педро подъехали во второй половине дня. Даже нетерпение Муравьева и общее желание поскорее оказаться в уютном поместье ничего не значили против местной полуденной жары. Тут уж поневоле пришлось остановиться хотя бы на два самых знойных часа. Да и когда двинулись в путь, парило так, что передвижение казалось сущей мукой.

А как хотелось родной снежной зимы! Человеку ведь свойственно желать недостижимого в этот момент. Зимою – лета, летом – конечно же, зимы.

Самое обидное – проделанная дорога оказалась напрасной. Нет, казаков прекрасно встретили, что называется, накормили-напоили (особенно – последнее), дали приют. Просто хозяев не оказалось дома. Дон Педро с домочадцами провожал в далекую Россию своего наследника и ради такого важного дела не поленился самолично отправиться в далекий Веракрус.

– Не переживайте так, Николай Николаевич! Свидитесь еще. Не в первый раз мы в этих краях и не в последний, – понял причину испорченного настроения у капитана Быкадоров.

То ли помогло немереное потребление горячительных напитков, то ли чутье, но замечание сотника было в точку. Главное же – сочувствия в нем было в меру. Не перебор, который унижает гордого, но и не холод, задевающий невниманием.

– Конечно, – кивнул Муравьев. Он был ободрен поддержкой и немного раздосадован, что его тайна раскрыта.

Дон Карлос уже удалился в отведенную ему комнату, и офицеры были одни. Вернее, испанец просто уже был достаточно на взводе, и ничего, кроме сна, ему не требовалось. Муравьев практически не пил, даже в нынешнем положении ограничился двумя рюмками. Казака же спиртное словно не брало.

– Здесь обоснуемся или? – Помимо прочего, сотника интересовали дальнейшие планы. Хотя собственных интересов в том не было ни капли.

Занимать дом в отсутствие хозяев – откровенно неловко, возвращаться к рабовладельцу не хотелось, срок все равно не вышел, а видеть еще раз самоуверенную рожу не было желания. Хоть становись прямо в поле да выжидай оставшиеся дни!

– Давай махнем с утра к Сысоеву. Дорога известная, заодно новости узнаем, – неожиданно для себя нашел выход Николай.

– Тоже дело, – немедленно согласился Быкадоров. – И казаки будут рады.

Что может быть лучше в далеком краю, чем встреча с земляками? Местный житель может быть другом, и все-таки хочется поговорить по душам с теми, кто ходил в детстве схожими тропами, встречал рассвет над той же рекой, жил одинаковой жизнью, участвовал в тех же кампаниях…

– Надо будет узнать у Василия Алексеевича, не слыхал ли он о других переселенцах, наподобие нашего знакомого, – перевел цель поездки на деловую Муравьев.

– Где ж токмо людей взять? – вздохнул Быкадоров. – Хотя разберемся, я думаю. Так я пойду предупрежу казаков о выступлении? Вдруг загуляют – до полудня не выйдем.

Муравьев кивнул. Судя по всему, ему предстояла еще одна полубессонная ночь, но мало ли что случается в жизни?

Что может быть естественнее для человека, чем посещение храма? Тем более когда человек по роду своей деятельности подолгу оторван от благ цивилизации и потому лишен духовного окормления?

Нет, кафе любого рода тоже крайне важны, но в суете дел и забот о хлебе насущном хотя бы изредка надо побеспокоиться о душе. Иначе тебя не поймет даже самый отъявленный головорез, по которому не первый год плачет виселица.

Потому никто не удивился, когда, выпив положенное количество фирменных напитков и покинув «Кафе беженцев», Лафит прямиком направился в храм. Пусть день не воскресный и службы в данный момент нет, но не откладывать же дела в ожидании мессы! Человек грешит уже потому, что живет. Остается возблагодарить Господа за явленную им милость в лице скромных служителей, всегда готовых отпустить любой грех.

– Как ваши дела, сын мой?

Собор Святого Людовика был пуст. Отец Антоний и его агент заняли одну из лавок, ведя чинную беседу. Посмотришь со стороны – точно, духовник ведет душеспасительную беседу со своим заблудшим чадом, предупреждая последнего о коварстве дьявола и советуя, каким образом избежать бесчисленных ловушек на жизненном пути.

– Все движется, отче. Несколько мешает недостаток средств. – Лафит посмотрел на священника с явным ожиданием, но тот старательно сделал вид, будто не понял ни красноречивого взгляда, ни вполне ясных слов.