Рассказчик сделал паузу, во время которой собственноручно наполнил опустевшие стаканы. Липранди меж тем с непроницаемым выражением лица размышлял: что же было самым дорогим для хозяина? Жена или отнятые испанцами капиталы? Да и о «коммерческих» операциях Лафита он уже достаточно наслышался от де Гюсака.

– Я старался соблюдать верность стране, давшей мне приют. Однако и тут меня постигло несчастье. Оклеветанный врагами, я вновь лишился почти всего нажитого честным неустанным трудом. Мой товар был конфискован, как якобы контрабандный, и тяжба о его возвращении тянется до сих пор. При этом власти даже позабыли ту роль, которую я сыграл при обороне Нового Орлеана от англичан. Хотя последние предлагали самые выгодные условия и просили перейти на их сторону.

– Может быть, зря? – вставил Липранди. – Если, конечно, условия в самом деле были выгодными.

Лафит внимательно посмотрел на собеседника и веско произнес:

– Мне были обещаны чин капитана первого ранга, земельный участок и тридцать тысяч долларов.

– Щедро, – покачал головой Липранди. – Не говорю о деньгах, но подобного звания в ваши годы в Англии достигают только самые состоятельные люди.

– О чем и речь, – согласился Лафит, но у Липранди осталось впечатление, что деньги для хозяина гораздо важнее любых чинов и званий. – Тем не менее я сохранил верность своей второй родине. Во многом благодаря моим людям нам удалось отстоять Новый Орлеан от врага. Сам президент написал мне дружеское послание, а генерал Джексон называл своим другом, но даже это не вернуло мне отнятые товары. Я не теряю надежды, что справедливость будет восстановлена, но и не жду милостей от людей. Думаю, не пройдет и полугода, как я сумею вновь заработать утраченные деньги.

Спрашивать, каким образом, гости не стали. Подобные вопросы считались здесь неприличными.

– Кстати, Жан, ты не посоветуешь, чем лучше заняться нашему новому знакомому? – вставил де Гюсак. – Да и мне заодно. Мы на некоторое время решили объединить капиталы.

– Заняться? Лучше всего попробовать свои силы в коммерции. Еще предпочтительнее – добывать товар самому. Вы же, кажется, офицер? – посмотрел на Липранди Лафит.

– Но исключительно сухопутный, – отказался тот от невысказанного предложения. – В морских боях я ничего не смыслю.

– Это уже хуже. Конечно, правительство Мексиканской республики остро нуждается в офицерах, но я бы не советовал по простой причине. Быть подневольным человеком настоящему мужчине не к лицу. Капитаном корсарского судна – дело другое.

Лафит изобразил на лице глубокую задумчивость.

– Впрочем, на первый случай можно заняться торговлей в чистом виде. Я вам помогу достать товар по самой выгодной цене, а все прочее – ваше дело.

– Согласен, – без колебаний кивнул Липранди.

Когда он с Гюсаком покинул низкий дом на улице Бурбонов, было уже темно. Никакого освещения в городе не было, и только звезды освещали путь припозднившихся гостей. Липранди привычным взором оценил, как подобрался его спутник, и тихо спросил:

– Пошаливают?

– Не без этого. Впрочем, у меня на подобный случай кое-что припасено. – И Гюсак заложил руку за борт сюртука.

Липранди не столь картинно, стараясь, чтобы было незаметно, тоже проверил припрятанные пистолеты. Помимо этого, в ножнах на поясе привычно покоилась шпага. С таким арсеналом мужчина не боялся никого. И менее всего – ночных разбойников.

– Могу вас поздравить. Вы явно понравились Лафиту, а это многого стоит, – негромко проговорил Гюсак.

– Посмотрим, – скупо вымолвил Липранди и поинтересовался: – Это правда, что он говорил?

– Смотря что. Если о предложении англичан, то да. Лафит предоставил властям все документы с их предложениями, заверенными соответствующими подписями.

– А его душещипательная история?

– Как вам сказать… Если человеку хочется утверждать подобное, пусть так и будет.

– Нет, меня интересуют не утверждения, но истина, – продолжал настаивать на своем Липранди.

– Истина? Что ж, могу сказать, в чем-то рассказ близок к ней. – Похоже, Гюсак улыбался. – Прочее – детали. Например, родился Жан не в Бордо, а уже на Сан-Доминго, это я знаю абсолютно точно, так как был знаком с его отцом. И мать его не испанка, а испанская еврейка. Далее, насколько знаю, никакие испанцы на Лафита не нападали. Он благополучно прибыл в Новый Орлеан вместе со своими деньгами. Но жена его действительно умерла родами, так что и здесь он не слишком далек от той самой истины. Скажем так: Лафит просто несколько облагородил собственную историю, чем обеспечил себе немалую популярность среди женской половины Нового Орлеана, а заодно как бы нашел оправдание своим действиям в отношении к испанцам. Если будет угодно, дополнительное преимущество Нового Света: при желании вы можете без труда придумать себе ту биографию, которую захотите. В абсолютном большинстве случаев проверить ее никто не сможет.

– Надо будет подумать, – невольно улыбнулся Липранди. – Должно быть, интересно прожить в воображении целую жизнь…

– Попробуйте. – Гюсак попытался рассмотреть своего спутника, но помешала тьма. – Хотя вы в чем-то правы. Интересная история способствует популярности. А та, в свою очередь, помогает делать деньги. Это мы, старики, уже всем известны и неинтересны. А вы человек молодой, у вас вся жизнь впереди. Почему бы не постараться ради грядущего?

Вопреки опасениям де Гюсака остановить двух мужчин на улице никто не попытался. Если не считать одного случая, когда из темноты надвинулось сразу трое, однако Липранди при этом немедленно положил руку на эфес, и неизвестные решили не искушать судьбу.

Фортуна, как известно, дама капризная и зачастую выбирает не тех, кого больше числом, а тех, кто вооружен получше, и притом умеет этим оружием пользоваться. Манеры же Липранди сомнения не вызывали. Этот человек в бою мог быть весьма и весьма опасен. Так зачем с таким связываться?

Тем, кто любит для нападений темноту, почему-то не хочется самим сыграть роль жертвы.

Поход явно затянулся. Несколько раз рыскавшие повсюду казаки нападали на след проходивших раньше отрядов, но были то повстанцы или кто другой, так сразу сказать было трудно.

Необъятный край был заселен крайне редко. Вдобавок опросу попадавшихся на пути местных жителей сильно мешал языковый барьер. Пришлось включать в состав казачьих разъездов мексиканских драгун, хотя это лишь отчасти решало проблему.

Казачьи офицеры не знали не только испанского, но и французского языка. Потому каждый раз приходилось вызывать Муравьева с доном Карлосом. Все это отнимало массу времени, что вкупе с невысокой скоростью марша заставляло сомневаться в конечном успехе.

Среди местных жителей попадались самые разные люди. Кто-то гостеприимно встречал правительственный отряд, кто-то косо посматривал на незваных гостей, а большинство, по мнению Муравьева, просто выжидало, кто же возьмет верх, и уже исходя из этого готово было решить, кем лучше стать: республиканцами или подданными далекой России. Как всегда и везде.

Повсюду, где жили люди, чувствовалось некоторое напряжение. Велись обычные полевые и хозяйственные работы, однако практически никто не удалялся от своих хозяйств. Наиболее осторожные давно уехали в столицу если не Мексики, то штата, а прочие находились в поместьях, как находятся в осажденных крепостях гарнизоны.

Муравьева, как человека, прожившего жизнь в России и Европе, несколько смущало имевшееся на руках в большом количестве оружие, но, как ему тут же пояснил дон Карлос, здесь не было твердого мира, и в любой момент любой человек мог подвергнуться нападению какой-нибудь бандитской шайки. Власть же была далеко, и дело защиты собственного имущества и самой жизни каждый давно взял в свои руки.

И вдвойне странным показалась встреченная небольшая кавалькада. Две дорожные коляски и три повозки с грузом или имуществом сопровождали несколько верховых мужчин, в подтверждение своей воинственности сжимающих ружья в руках. Подобная мера явно была лишней. Хотя бы потому, что держать оружие наготове было достаточно неудобно, а заметить даже одинокого всадника в степи не представляло особой проблемы.