– Прошу вас, не волнуйтесь, друг мой. Вы не можете не принять ее. Ведь она моя мать!

В то время я снова носила под сердцем ребенка, и потому муж очень боялся обеспокоить меня. Правда, он все-таки завел речь о деньгах и о том, как отнесутся его подданные к приезду еще одной француженки, но в конце концов сдался и даже пообещал оказать ей почести, каких требовало ее высокое королевское положение. Пока же я получила три тысячи фунтов на обустройство ее покоев и на покупку новой мебели.

Я крепко обняла его, расцеловала и сказала, что он самый замечательный муж на свете и что я горжусь им. Еще я прибавила, что моя мать будет счастлива узнать, как мы любим и уважаем друг друга.

Итак, я вернулась в Сент-Джеймс, где жили мои дети, и самолично выбрала там пятьдесят комнат, предназначенных для королевы-матери и ее приближенных.

Я должна была разрешиться от бремени спустя четыре месяца и потому быстро уставала, однако лично следила за работами в покоях моей матери. Я так мечтала поскорее обнять ее!

Дети, узнав о приезде бабушки, очень обрадовались и тоже с нетерпением ожидали ее. Карлу было уже восемь лет, и он походил на своего деда. Из-под темной челки глядели такие пытливые глаза, каких мне не приходилось видеть ни у одного ребенка. Мэри, годом младше брата, была совершенно прелестна, как и наш третий отпрыск – Джеймс; Елизавете только-только исполнилось три года, а Анна была еще совсем малютка. Через несколько месяцев после ее рождения я вновь забеременела.

Я очень гордилась своей здоровой натурой и тем, как пылко любил меня Карл. Мне не было еще и тридцати, и я часто задавала себе вопрос, скольких детей суждено мне родить. Однако беременности утомляли меня, и нередко я чувствовала себя совсем разбитой!

И все же, забыв о своем состоянии, я старательно готовилась к приезду матушки. Меня обрадовало известие о том, что королеву-мать лондонцы встретили приветственными кликами. Городские улицы были украшены штандартами, и сам лорд-мэр выехал ей навстречу.

С тех пор как пуритане стали играть заметную роль в жизни страны, я не доверяла жителям Лондона и опасалась выражения негодования и гнева, однако, очевидно, любовь к празднествам пересилила их презрительное отношение к католикам. Вдобавок, успокаивала я себя, англичане все же помнили о том, что к ним прибыла мать их королевы.

Вскоре до моего слуха донеслось пение труб, возвещавшее о приближении кортежа, и я поспешила на крыльцо. Маленький Карл держал меня за руку, а остальные дети отстали от нас. Но в ту минуту я не думала о соблюдении всех церемониальных условностей.

Я подбежала к карете и, забывшись от волнения, попыталась сама открыть дверцу. Один из слуг помог мне, и я тут же опустилась на колени и попросила мать благословить меня.

Затем мы вместе вошли во дворец, и я показала дорогой гостье приготовленные для нее апартаменты.

Бедная королева Мария поразила меня происшедшей в ней переменой. Я давно не видела ее, мы только переписывались, – все эти годы я была счастлива, училась любить мужа и делала все, чтобы создать хорошую семью, и даже думать не хотела о том, что на свете есть несчастливые люди. Моей матери было шестьдесят пять лет, и сейчас я с трудом узнавала в этой изможденной, пожилой и усталой женщине прежнюю гордую государыню. Моя матушка никогда не была красавицей, последние же печальные события наложили неизгладимый отпечаток на ее лицо, так что неизменным остался лишь ее непреклонный характер. Мне даже стало совестно оттого, что я так счастлива со своим мужем и без страха гляжу в будущее.

Она не умолкала ни на минуту! Она жаловалась на бедность – да, да, на бедность – и на судьбу, столь неблагосклонную к ней, говорила, что, видимо, придется заложить или продать все оставшиеся у нее драгоценности – иначе, мол, ей грозит нищета.

– Милая матушка, – перебила я, – продайте их мне! По крайней мере, вы утешитесь тем, что они не покинут нашу семью.

Королева потрепала меня по щеке, назвала хорошей девочкой и выразила радость по поводу того, что я так богата.

– Вовсе нет, мама, – отвечала я. – Денег у нас как раз мало, и, чтобы получить их, Карл вынужден вводить множество новых налогов.

– Налоги – это головная боль всех королей! – ответила мне мать. – Конечно же, деньги в стране есть всегда, дитя мое, надо только уметь добыть их. Разумеется, ты получишь мои драгоценности. И не беспокойся, я не задержусь у вас надолго…

– Не задержитесь надолго?! – воскликнула я. – О чем это вы, мама?

– Дорогая моя Генриетта, – сказала она, – я не сомневаюсь, что ты рада моему приезду, но обстоятельства могут сложиться так, что мне скоро придется вернуться во Францию.

– Неужели кардинал?.. – начала я, с любопытством глядя на мать.

– Кардинал! – Казалось, она выплюнула это ненавистное ей слово. – Он болен, у него страшный кашель, и даже вечно горящий у него в комнатах камин не может согреть его. Он постоянно пьет свой любимый отвратительный клубничный сироп, надеясь смягчить горло. И ты думаешь, эта его болезнь не опасна?

– Значит, вы полагаете, он вот-вот умрет? – спросила я.

– Я уверена в этом, милая моя. Неужели ты думаешь, что я провожу дни в ленивой праздности? – удивилась она моей неосведомленности. – Я отлично знаю обо всем, что происходит нынче во Франции. У меня повсюду свои шпионы.

– Но как же мой брат, матушка? Почему он не защитил вас? – допытывалась я.

– О Людовик! Он так слабоволен, – она с пренебрежением махнула рукой. – Он всегда был таким. Он слушает лишь кардинала да свою жену. Это не король, это кукла, наряженная в королевские одежды.

– А ребенок? Ваш внук? Дофин? – любопытствовала я.

Она улыбнулась и кивнула.

– Второй Людовик? О, это прекрасный здоровый малыш. – Тут мать наклонилась ко мне и понизила голос. – Видишь ли, есть одно предсказание… Оно касается твоего брата. Звезды не благоприятствуют ему. Спустя год или полтора Людовик умрет. Ты же знаешь, он с детства рос хилым и болезненным. И кто тогда будет править страной? Его сын, который только недавно начал ходить? Я с триумфом вернусь в Париж и вновь возьму в свои руки бразды правления, как это было после гибели твоего отца.

– Так сказано в пророчестве? – спросила я, чувствуя охватывающий меня трепет.

– Да, – уверенно ответила она и добавила, рассеяв любые сомнения на сей cчет: – А мои астрологи – лучшие в Европе. Так что твоему Карлу выгодно достойно принять меня. В будущем я смогу оказать ему неоценимую помощь.

Меня охватил благоговейный страх. Я всегда верила прорицателям, и у меня уже был случай убедиться в том, что они редко ошибаются. Я никогда не смогу забыть Элеонору Дэвис и ее предсказание о моем первом ребенке.

После приезда моей матери я стала проводить гораздо меньше времени в обществе мужа. Королева Мария полюбила наших детей и была совершенно очарована маленьким Карлом, находя в его облике и характере черты, присущие великому Генриху IV.

– Он очень похож на твоего отца, этого наваррского задиру, – говорила она. – Быстрый, живой, схватывает все на лету, все замечает. Будем, однако же, надеяться, что он не станет волочиться за каждой юбкой. Генрих доставлял мне немало хлопот, но я терпела, закрывая глаза на все его многочисленные измены… терпела ради короны. Но твой муж, дочь моя, совсем не таков. Он очень мягок и очень предан тебе. Я не удивляюсь, что ты постоянно беременна. Впрочем, твой отец тоже находил время позаботиться о том, чтобы дворцовая детская не пустовала. И все же у вас с Карлом все по-другому. Ты очень счастливая женщина, Генриетта!

Я согласилась с ней, но добавила, что Карл в последнее время часто бывает мрачен, ибо пуритане доставляют ему множество хлопот.

– Да, я слышала об этом, – кивнула моя мать. – Но быть монархом вообще нелегко. Главное же заключается в том, что ты ведешь правильную политику и Его Святейшество доволен тобой.

– А как поживает госпожа Сен-Жорж? Вы что-нибудь знаете о ней? – с надеждой в голосе спросила я.