Как когда-то в детстве, Хэт позволила себе улыбку, означавшую «ну-ну». Мать эту улыбку не заметила, хотя именно ей она и предназначалась. Хэт почувствовала, что одержала важнейшую победу над матерью, которая будет отныне смотреть на нее как на ровню сестре, и ощутила радость. Через несколько минут, успокоившись, Хэт поняла, что загнала себя в угол. В тот самый угол, из которого полчаса назад она начала было выбираться.

Миш застала Хэт на кухне одну.

– Ты сказала ей? Собираешься сказать? – прошипела она.

Хэт наливала чашку кофе для матери.

– Попыталась, но она меня так завела, что я все испортила. Она, кажется, только и ждала, что все будет невероятно плохо.

– Я тебя не виню. Ты, главное, не беспокойся, что-нибудь придумаем.

– Например?

Миш крепко ее обняла.

– Пока не знаю, но все равно справимся, ладно?

Миш вышла из квартиры, охваченная ужасом. Она уже раза два виделась с матерью Хэт, но совсем недолго. До сих пор она думала о ней как о живущей где-то далеко женщине, которая явно предпочитает старшую дочь. Когда Маргарет приехала, из всего ее поведения стало ясно, что явилась она раньше времени вовсе не ради Хэт, а ради себя, ибо так ей было лучше. Миш захотелось стать на сторону Хэт. Она представила себе, сколько барьеров придется преодолеть ее подруге, чтобы не сказать матери правду. Надо как-то ей помочь.

– Агенты по доставке, – сказала Маргарет, обращаясь к дочери.

Она увидела в зеркале отражение Хэт, вошедшей в гостиную. По предложению Маргарет они с Хэт отправились по магазинам, а потом пообедали. За обедом мать выпила бокал вина, и Хэт решила выждать, когда оно подействует, а потом сделать признание.

– Что «агенты по доставке»? – спросила Хэт.

День Страшного суда приближался.

– Только что звонили, – продолжала Маргарет.

Она красила губы и потому нелегко было разобрать, что она говорит. Маргарет так сильно растянула губы, что казалось, они вот-вот лопнут.

– Заговорил автоответчик, я услышала, кто это, и сняла трубку. Надеюсь, ты не возражаешь. Дорогуша, надо обязательно снять пробу, это очень важно. А что, если выпивки окажется больше, чем еды? Ладно, я все устроила.

Мы сходим к ним за пару дней до свадьбы, попробуем блюда и окончательно определимся с меню. Меня спросили, когда, как мило выразилась барышня, «можно ожидать полного расчета». Я сказала, что мы расплатимся, как только убедимся, что нас все устраивает. Ты согласна, дорогая?

Маргарет сжала губы, чтобы помада легла ровным слоем.

Хэт просто онемела от удивления. Как же ей не везет с той самой минуты, когда она решила отказаться от борьбы. То ли судьба-злодейка мстит ей лично, то ли закон подлости решил, что и ему пора вмешаться? Но что бы это ни было – и Хэт тяжело вздохнула, – агенты позвонили именно в ту минуту, когда мать оказалась рядом с телефоном.

Миш вышла из квартиры раньше времени, оставив Хэт наедине с матерью, чтобы та сообщила ей главную новость, хотя Миш была уверена, что ее подруга вряд ли это сделает. По правде говоря, главной причиной ухода было нежелание оставаться с матерью Хэт. С Маргарет Миш чувствовала себя нервно и напряженно, словно сделала что-то не так и не хочет, чтобы об этом узнали. Маргарет на многих так действовала. Себя она представляла как всегда готовую прийти на помощь даму, с переливающейся через край энергией и чутьем, которое она использовала для решения чужих проблем в беззаветном стремлении облегчить жизнь своих ближних. Но многие видели ее совсем в другом свете: как властную особу, которая вмешивается в чужие дела, и как выскочку, которая заставляет людей думать, что они делают все не так, как надо.

Недоброй она была исключительно по причине своей поразительной нечуткости. Отец Хэт давно уже выбрал линию наименьшего сопротивления, сообразив, что таков кратчайший путь к спокойной жизни. У него это чудесно получалось. Из двух ее детей Пенни стала образцовой дочерью и катилась по гладкой дорожке, тогда как Хэт в дороге сильно трясло. Она так и не научилась общаться с матерью. Отец настоятельно просил ее не сшибаться лбами с Маргарет по всяким мелочам, но Хэт ничего не могла с собой поделать. Ей казалось, что мать никогда не оставит своих попыток переделать ее.

Насмотревшись, как ведут себя Маргарет и Хэт в присутствии друг друга, Миш не могла не разглядеть перемены в настроении своей подруги. Она решила ей помочь, неважно как, и, движимая этой доброй и смелой мыслью, отправилась на поиски Джимми Мэка.

__________

– Должно быть, сейчас он у себя дома, – вежливо объяснил ей открывший дверь юноша.

Миш выругалась про себя: явилась к Джимми на квартиру и забыла, что он в Шотландии. А потом улыбнулась: это, должно быть, и есть тот бедняга, который натолкнулся на Хэт во всей ее красе.

– А вы не знаете, где он? Возможно, у вас есть номер его телефона? – спросила Миш.

Она подавила искушение спросить, оправился ли он от недавнего потрясения.

– Я не знаю, куда он уехал, но могу дать телефон его матери. Если Джимми там нет, она знает, где он.

– Спасибо, буду вам очень признательна. Пока юноша ходил за ручкой и бумагой, Миш рассматривала шкаф, дверца которого была приоткрыта, и думала, каково там было Хэт.

– Вот. Это все?

– Да, большое спасибо, – сказала Миш и повернулась, чтобы уйти, но задумалась, не попросить ли юношу не говорить Джимми, что она заходила. Потом решила этого не делать. Бедному мальчику и без того хватает над чем поразмыслить, подумала она.

Миш уселась в тихом углу кафе, достала мобильный телефон и набрала номер, который дал ей юноша.

– Алло!

– Это ты, Джимми?

Она удивилась, что так легко нашла его.

– Ну да. Кто это?

– Привет, Джимми, это Миш.

Найдя его так просто, она заговорила осторожнее. Она думала, что сначала переговорит с его матерью и подготовится к разговору с ним.

– Привет, Миш. У тебя все в порядке?

– Да, все отлично. А у тебя?

– А, знаешь…

Нет, не знаю, черт бы тебя побрал, сердито подумала Миш. Если бы знала, то, может, помогла бы подруге выпутаться из этой чертовщины. Но разумно решила, что налетать на Джимми – значит ничего не добиться.

– И долго ты собираешься оставаться в Шотландии? – весело спросила она.

Интересно, думала она, сколько мне еще придется болтать впустую, прежде чем удастся поставить вопрос ребром.

– Не знаю… еще не решил… я и сам не знаю, что со мной происходит и что мне делать… э-э-э… сейчас.

Ну вот, подумала Миш. Пора.

– Послушай, Джимми, звоню я тебе вот почему… кстати, Хэт этого не знает, это моя собственная идея, так вот, почему ты ее бросил?

– Я и сам не знаю, Миш. Я подумал, что мне нужно какое-то время, что надо побыть одному…

Миш захотелось придушить его. Сколько еще можно все это выслушивать?

– Я люблю ее, мне она вовсе не безразлична. Она мой самый лучший друг, просто я задумался, и все тут. Должно ведь что-то со мной происходить, когда я о ней думаю? Должно сердце биться быстрее, когда я ее вижу? Люди по уши должны быть влюблены друг в друга перед свадьбой, правда?

Миш подумала, что Джимми говорит как истосковавшийся по любви подросток-девственик, эталон любви которого заимствован из слюнявого сентиментального фильма вроде «Бессонных ночей в Сиэтле». Она отлично понимала, о каких высоких чувствах он говорит, но находилась под впечатлением, что взрослые, решившие соединить свои жизни в святом союзе, уже послали прощальный поцелуй такого рода мыслям.

– Я понимаю, о чем ты говоришь, Джимми, но разве все это не улетучивается довольно быстро? Разве прочный брак основан не на дружбе и прочной привязанности?

Миш больно было сознавать, что она не вправе выступать с такого рода заявлениями. В последнее время она меняла партнеров почти так же часто, как трусы, – и именно потому, что возлежащий на ней переставал вызывать у нее эмоции описанным Джимми образом. Миш знала, что она легкомысленная женщина, но несчастной это ее не делало, и потому причины меняться она не видела.