Вся эта пёстрая, суетливая компания абсолютных недотёп, невесть зачем забежавшая на короткое время в условное имение, чего-то как-то тут пошебуршившаяся, покричавшая и, присевши на дорожку, убежавшая прочь, оставив по себе сумбурные воспоминания, не согретые ровно никакой эмоцией, — она предстаёт перед нами словно бы сквозь призму зрения Фирса. Того чеховского Фирса, лакея, старика, 87 лет, обитающего с его мерцающим, угасающим сознанием наполовину в мире каких-то начисто забытых, полумифических идей и представлений, наполовину же — в совсем ином саду.

Ленкомовский Фирс — особа совсем принципиально иного рода. Мало того, что в исполнении Леонида Броневого он почти обречён на центральное место в спектакле, так режиссёр ещё и всячески подчёркивает его особое здесь положение. Фирс, сыгранный актёром на том классе, который уже не нуждается в каких-то специальных усилиях для завоевания зрительного зала, ни даже в описаниях, это резонёр, домовой, Бэрримор, или, может быть, такой умудрённый жизнью Труффальдино, или порядком остепенившийся Скапен — в любом случае это персонаж из какой-то совсем другой оперы. Неторопливо, с преизрядным чувством собственного достоинства прохаживается он среди, а точнее, сквозь всех прочих — единственный нормальный и здравый человек посреди диковатой толпы, в большей или меньшей степени безумцев. Изрекает сентенции (в данном случае текста относительно первоисточника, наоборот, добавлено), которые, хочешь не хочешь, звучат безапелляционным приговором окружающему миру.

О том, что положение вещей, когда всё враздробь неминуемо ведёт к катастрофе, про то, что воля есть несчастье, и даже в этой не единожды повторяемой мантре, как прежде вишню сушили, мочили, мариновали, слышится отходная веку, в котором сушатся и маринуются исключительно нескладные человеческие судьбы, а насчёт «замочить» — так мы с некоторых пор чётко знаем, в каких предлагаемых обстоятельствах и по отношению к кому этот глагол употребляется.

…Но «Вишнёвый сад», к сожалению, не монопьеса. На такой случай в наследии Антона Павловича «Лебединая песня». Хотя нет, в ней ведь двое персонажей — актёр и суфлёр.

Марк Захаров, несомненно, ставит чеховскую комедию о себе и о своём театре. Возможно, подсознательно. Но, скорее всего, осмысленно. Ведь все мы из прежней жизни прекрасно усвоили, что со своим прошлым надо расставаться смеясь. Вот только иногда выходит этот смех на поверку совсем невесёлым. И на чаемый родимый смех сквозь слёзы он в то же время нисколько не тянет. А выглядит как пароксизм, как производное от какой-то осклабившейся гримасы. Которую хочется поскорее забыть, стереть из памяти…

И почти невозможно удержаться от того, чтобы закончить тем хрестоматийным предложением, той ремаркой, той музыкальной кодой, что отсутствует в спектакле Ленкома. А была бы она там весьма и весьма уместна. Это, как вы, по всей видимости, уже успели догадаться:

Звук лопнувшей струны.

Александр А. ВИСЛОВ

23.10.2009 23:19:31 — Мария Николаевна Садикова пишет:

Лопнувшая струна

Блестящая статья и высочайшего уровня анализ. Огромное спасибо автору за честный и умный взгляд на сегодняшние события театральной жизни.

23.10.2009 10:05:32 — Валентин Иванович Колесов пишет:

Почему так?

Любопытный факт: я обожаю "Формулу любви", смотрю бесконечное число раз. И совершенно не воспринимаю всё остальное у Захарова. Может быть, какой-нибудь психолог объяснит два парадокса: мой и Захарова. К моему добавляю, что ненавижу его антисоветизм. А вот как может один и тот же человек создать один шедевр, а все остальное — скука. Репортаж о постановке "Вишневого сада" подтверждает: неладно что-то в нем.

Искусство

Гамлет — Тиран с Земли обетованной

ГАСТРОЛИ

Государственный театр наций открыл сезон новым и многообещающим проектом «Шекспир@Shakespeare[17]». Обещают представлять в России самые последние достижения по части освоения наследия Великого Барда, выпускать собственные постановки его произведений, проводить мастер-классы и много ещё чего другое… Если сумеют — честь им и хвала. Нет — за попытку спасибо! Шекспировского фестиваля явно не хватает России, для которой Шекспир после Чехова драматург № 1.

Во всяком случае, начали фестиваль лихо. Привезли в Москву очень известный в мире спектакль «Гамлет» Израильского камерного театра из Тель-Авива, почти неизвестного в России. Театр этот был создан группой энтузиастов в 1944 году (ещё до основания Государства Израиль) как альтернатива «московскому» театру «Габима», зародившемуся в недрах студий Московского Художественного театра и говорившему со сцены с сильным русским акцентом в буквальном и переносном смысле.

Теперь мы услышали, как «Гамлета» играют на иврите. Оказалось, Шекспир звучит на нём красиво и жёстко, в полном соответствии с первоисточником, а также с транскрипцией режиссёра, увидевшего Гамлета и других шекспировских персонажей нашими современниками, живущими на пороховой бочке, готовой взорваться в любой момент. Недаром за этим спектаклем, много и успешно участвовавшим в различных фестивалях, уже успел закрепиться бренд «Гамлет XXI века». Постановщик спектакля — художественный руководитель Камерного театра Омри Ницан поместил зрителей в самую гущу драматических событий, усадив их в центре сценической площадки, вокруг и посреди которой разыгрывается действие. Так что каждый сидящий в зале в вертящемся вокруг своей оси кресле (их специально привезли из Тель-Авива) имеет возможность увидеть, как бьётся жилка на виске у взволнованного артиста. А эмоций в спектакле много. Гораздо больше, чем размышлений и сомнений, к которым мы привыкли в интерпретациях шекспировской пьесы. По-видимому, у страны, живущей в состоянии постоянной боевой готовности, особый менталитет. Здесь привыкли принимать быстрые решения и отвечать ударом на удар. Это касается всех персонажей спектакля, включая Гамлета, для которого нет вопроса: мстить за смерть отца или нет. Только мстить или убить себя, что он и пытается сделать, намереваясь вскрыть вены во время монолога «Быть или не быть?». Но обстановка военного времени не даёт ему право даже на эту слабость. И он выбирает месть. Так же определённо и жёстко решены и другие сюжетные перипетии. Каждый из персонажей идёт кратчайшим намеченным путём, что в соответствии с пьесой Шекспира и приводит их к гибели.

Надо сказать, что артисты отлично справляются с возложенной на них миссией. Они точны и динамичны, жёстки и конкретны в обрисовке характеров. В центре же этого слаженного ансамбля — Итай Тиран — исполнитель роли Гамлета, без которого невозможно представить спектакль, «замешанный» на его необычной актёрской индивидуальности, его сердечном ритме, его музыкальности, подвижности, эмоциональности и многих других достоинствах, которыми обладает исполнитель. Притом что его Гамлет абсолютно современный парень — в нём словно бы резонирует знание о своих театральных предшественниках. Он решителен, экспансивен, честен, благороден. И хотя всегда идёт напрямик, но стоит ему на минуту задуматься — мы понимаем, он отнюдь не так прямолинеен, как его окружение. Он — потаённый философ и музыкант, за гримасой презрения и маской сдержанности прячущий нежную и ранимую душу человека, вынужденного убивать. И в этом — самая трагическая коллизия израильского спектакля.