ул. Пушечная, 7/5, стр. 2

Открылась выставка, посвящённая 200-летию со дня рождения Н.В. Гоголя, «Книжная графика. Экслибрис. Миниатюрная книга».

Литература

Переделкино, осень…

ПОЭТОГРАД

Владимир КОСТРОВ

ЛИРА

Мне так приснилось: я не вру,

На грани города и мира

Над Волгой в вековом бору

Лежит некрасовская лира.

Над ней шумит другая жизнь,

И мы поднять её пытались,

Иные даже ей клялись,

Но малодушно отказались.

Да, не гремит она, как встарь,

В эпоху нашу озорную,

Не украшает наш букварь,

Не возвещает «Речь родную».

Не очищают наших дней

Её высокие заветы.

Мы все, пожалуй, перед ней

Почти паркетные поэты.

Но жалит в сердце, как пчела,

И песням требует размаха.

Да гибким шеям тяжела

Она, как шапка Мономаха.

***

Видно, кровь у меня остывает…

Полыхают бульвары Москвы.

Верно, осень моя отступает,

За собою сжигая мосты.

Но душа ничего не боится,

Принимает порядок такой,

Может, в зимней морозной больнице

Ей обещаны мир и покой.

Ей не жалко болящего тела,

Жалко сущность утратить, семью.

Ей хотелось, чтоб маменька спела

Колыбельную песню свою.

***

Всё тяжелее стал я засыпать,

Всё чаще стал я ночью просыпаться,

Всё реже стал стихи свои писать,

И всё трудней мне в новый век вписаться.

Друзей осталось мало на земле,

Люблю смотреть, когда играют дети.

Стоит жара. Флаг новый на Кремле.

Кровит экран. Мне холодно на свете.

***

Завершается жизни пленительный круг,

Уходящее время уже не сберечь.

Мой последний амур улетает на юг.

Отгуляла друзей Запорожская Сечь.

Дует ветер эпох, до костей просквозив,

С перемен поседела моя голова.

Я не смел и подумать, что я эксклюзив.

Мне такими казались Е.Е. и А.А.

В чёрной бане крещён деревенским попом,

Как петух воспевал я родимый насест.

И молюсь об одном, чтоб родные потом

Надо мной православный поставили крест.

***

И опять потешается хам,

Если дух мы в истории ищем…

Я вхожу в переделкинский храм

Над известным смиренным кладбищем.

Доживаю свой век не спеша

И ударам судьбы не переча.

Как-то истово хочет душа

Зажигать поминальные свечи.

Государственных скреп и опор

И могильный покой не нарушит

Тот почти экстатический хор

Из простых привокзальных старушек.

Мимо храма спешат поезда

На просторы великой равнины.

Да ночами кричат иногда

В патриаршей вольере павлины.

***

Коньячок, лимон и сигарета…

Близорука и почти глуха,

В ЦДЛ сидит «мечта поэта» —

Бабушка любовного стиха.

Жизнь прошла, а пуще пролетела.

Замолчала общая молва.

Непослушное страдает тело,

А душа в глазах ещё жива.

А мои глаза почти нелепо

Заволок лирический туман:

Не её ль поэты в годы НЭПа

Окликали: Любка Фейгельман.

Покатилось яблочко раздора

По паркету чувства моего.

…А быть может, это Айседора

Ждёт в кафе поэта своего?

И уже не делая различий,

Вижу покорительниц сердец:

Виардо, Лауру, Беатриче,

Анну Петровну, наконец.

Снова вспоминаю ту и эту,

И в окне, в чердачном этаже,

Вижу обнажённую Лизетту,

Сладкую подругу Беранже.

Боже, как стремительны столетья,

Памятью их только позови.

И сверкает искорка бессмертья

В тонкой сигаретке визави.

***

Ликующей листвы крутая распродажа,

Медлительный исход

реки текущей всклень.

Здесь я всего лишь часть