– Говоря о помоечных знакомствах, ты имеешь в виду себя? – Арналду разозлился всерьез и не мог не наступить Бранке на больную мозоль. – А если ты считаешь, что Марселу пошел исключительно в тебя, то я не вижу, откуда ему набраться такого уж аристократизма!

– Он пошел в своего отца! – гордо заявила Бранка.

– То есть ты хочешь сказать, что он не мой сын? – уточнил Арналду.

Бранка уже поняла, что сморозила страшную глупость. Она и раньше, желая побольнее уязвить мужа, намекала на то, что только мать может знать, кто отец ее детей, но никогда еще не заявляла об этом с такой откровенностью. Она тут же замяла этот разговор, продолжая настаивать на разделе. Арналду тоже не стал заострять внимание на сомнительном аргументе. Для него возникла угроза потери всего накопленного, иными словами, его лишали тех ослепительных возможностей, которыми он привык себя тешить и которые испробовал в поездке с Изабел в Буэнос-Айрес. Бранка собиралась его лишить не денег, а могущества, покоя, защищенности. За это он готов был сражаться до последнего.

– Я не отказываюсь от раздела, – заявил он жене. – Мы посоветуемся, как это лучше сделать, с юристом. Мне не кажется, что имеет смысл выделять Марселу, всех своих детей я люблю одинаково.

После схватки противники искали передышки, стремясь обдумать дальнейшие военные действия. Им было нужно перемирие, и они пошли друг другу навстречу.

– Конечно, к вопросу раздела мы с тобой еще вернемся, – согласилась Бранка, – но вот пятьсот тысяч я хотела бы получить как можно скорее.

– Я сейчас же займусь этим, посмотрю, каковы наши возможности, и сообщу тебе, – пообещал Арналду.

Внутренне он уже смирился с тем, что отдаст эту сумму Бранке. Он хотел выиграть время, утихомирить жену и предпринять кое-какие финансовые операции.

Бранку устроил ответ мужа. Когда он давал положительный, но несколько уклончивый ответ, он обычно выполнял обещанное.

Война была объявлена, и Бранка надеялась на успех. Первая победа была одержана.

Арналду поехал в офис, чтобы немедленно посоветоваться с Сейшасом, своим юристом и управляющим. Он не сомневался, что вместе они найдут приемлемый вариант, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. Волком Арналду считал Бранку. Ему вдруг показались до боли обидными намеки Бранки на то, что дети могут быть не его. Впервые он задумался всерьез, а что если так оно и есть на самом деле? Им обоим приходилось время от времени закрывать глаза на взаимную неверность. Он считал это тем неизбежным компромиссом, без которого не живет ни одна семья, а они прожили бок о бок без малого двадцать пять лет. Но дети… Он всегда любил их, и когда думал о доме и семье, то в первую очередь вспоминал о них, к ним стремился, ради них работал… Иногда ради них терпел Бранку. Чаще был благодарен ей за них. Но если они были чужими детьми, или хотя бы один из них, тот же самый Марселу, которым он так гордился как своим первенцем – красавцем, умницей, своей правой рукой, то какой обидной и горькой становилась вся его жизнь. Выходило, что всю жизнь его эксплуатировала хищница, которую он вытащил из грязи.

В горькие минуты он вспоминал, что Бранка ему неровня, что он дал ей в жизни все – дом, деньги, положение в обществе…

Зато в хорошие минуты с благодарностью думал, что с помощью Бранки он не только удержал, но и преумножил, упрочил и дом, и капитал, и связи в обществе… Но сейчас обида чернила перед ним белый свет, и он знал одно: Бранка ему обязана всем и платит за добро черной неблагодарностью.

Пока он доехал до своего офиса, в голове у него сложился вполне приемлемый план, с помощью которого он мог разрешить возникшую проблему.

Никаких обязательств перед женой и чужими детьми он не чувствовал. Вернее, нет, чувствовал перед Миленой. Арналду любил свою дочь, и она его любила, в ней он не сомневался.

Сейшас ему подскажет, как толково и правильно оформить задуманное с тем, чтобы потом комар носу не подточил.

Арналду вошел в офис, там было пусто и прохладно. После того как ушел Атилиу, Арналду особенно остро чувствовал эту пустоту. На кого намекала Бранка, говоря о благородстве отца Марселу? Неужели на Атилиу? А что, вполне может быть. Она же всю жизнь его любила и не скрывала своей любви.

Думать об этом было неприятно, и Арналду перестал об этом думать.

Хорошо, что здесь так пустынно, тихо, прохладно. Марселу на очередном совещании, Изабел в банке, самое время вызвать Сейшаса. Арналду позвонил ему сам, попросил приехать немедленно, а Пауле сказал:

– Пожалуйста, чашечку кофе и джин с тоником мне в кабинет. Когда приедет сеньор Сейшас, проведи его ко мне и больше никого не пускай.

– Поняла. А когда приедет сеньора Изабел?

– Ее в первую очередь, – подчеркнул Арналду.

– Поняла, – еще раз кивнула Паула.

А про себя подумала: ох как нелегко ей будет справиться с сеньорой Изабел. Да она сквозь стену пройдет, если ей понадобится. До чего же все-таки трудно сохранить место, когда в фирме два хозяина, и не знаешь, кого в первую очередь слушаться. Про себя она давным-давно решила слушаться в первую очередь Марселу, он самый перспективный из хозяев этой фирмы. А раз Марселу, значит, и Арналду. Изабел здесь как-никак сбоку припёка.

Сейшас приехал не так скоро, как ждал его Арналду. Наконец Паула провела его в кабинет.

– Что-то я тебя заждался, – проговорил Арналду и открыл бар, собираясь угостить юриста чем-нибудь холодненьким.

– Пробки на дороге, сам знаешь, – отвечал тот. – Что случилось? Почему такая срочность?

– Дело в том, – значительно начал Арналду и подвинул юристу джин с тоником, – что я хочу сбежать прежде, чем меня сцапают.

– Говори конкретнее, я не понимаю, – откровенно признался Сейшас.

– Мои миллионы за границей перестали быть тайной и на мои денежки покушаются, – объяснил Арналду.

– Теперь понял: тебя вычислили налоговые службы.

– Гораздо хуже! Меня вычислила Бранка, а она куда прожорливее стервятников из налоговой. Вычислила и потребовала раздела имущества, дескать, дели все на пять частей! Как ты сам понимаешь, я на дележку никогда не соглашусь! Собрать такие деньжищи и отдать за здорово живешь? Ну уж нет! – Арналду даже головой покрутил, показывая, что такой глупости не допустит.

– Хорошо. А что ты собираешься делать? – спросил Сейшас. – У тебя там целое состояние, и…

– Вот именно, – кивнул Арналду, – счета оформлены на мое имя и на имя Бранки. Теперь я хочу снять все деньги с этих счетов и перевести на другой, свой личный и еще более секретный. Это возможно?

– Разумеется. Счета открыты на твое имя, ты можешь обнулить их в любой момент, – пожал плечами Сейшас.

– И Бранка ничего не узнает? – Арналду представил себе разгневанное лицо жены и засмеялся от удовольствия. В гневе Бранка была похожа на валькирию, может, поэтому она и любила гневаться? Вспыхивала она мгновенно, и в молодости Арналду смертельно боялся ее гневных вспышек, но с годами попривык, закалился и стал относиться к ним философски.

– Нет ничего тайного, что не стало бы явным, – назидательно произнес Сейшас.

Он прекрасно знал Бранку и понимал, чем так озабочен Арналду: Бранка, если ей, грубо говоря, попадала шлея под хвост, удержу не знала.

– Если твоя жена обратится к какому-нибудь эксперту, – продолжал он, наливая себе еще немного джина, тоника и кладя побольше льда, – то он в конце концов выяснит, где находятся твои денежки. Но это потребует немало усилий. И вдобавок, если она получит сведения об этом после свершения банковских операций, то поделать ничего не сможет. И это будет то самое познание, которое умножает скорбь.

Мужчины понимающе улыбнулись друг другу. Они давно уже работали вместе, через руки Сейшаса прошло столько договоров, контрактов, банковских бумаг и счетов, что, наверное, только Изабел могла сравниться с ним в знании всех дел фирмы.

– Слушай! А как к этому отнесется твой директор? – поинтересовался Сейшас, вспомнив роскошную брюнетку, которая становилась все знойнее и обольстительнее. – Все переводы мы оформляли через нее, а сейчас…