Далее упоминалось, что изумруд в кольце, на котором вырезаны профили его, Марка, и ее, Мириам, с маленькой статуэтки, изображавшей ее над ручьем, подаренной ею Марку, – работы Главка, – и жемчужное ожерелье имеет свою историю, которую Марк со временем расскажет.

Это кольцо и ожерелье он просил ее носить, не снимая, и при случае просил написать ему хоть несколько слов, или, по крайней мере, вспоминать о нем, который только о ней одной и думает и т. д.

Дочитав это послание, Мириам поцеловала его и спрятала у себя на груди, а Нехушта между тем раскрыла слоновой кости шкатулочку, из которой молодая девушка достала кольцо с дивной красоты изумрудом и жемчужное ожерелье.

– Посмотри же, Ноу! Посмотри! – воскликнула Мириам в порыве радости.

– Да, есть на что полюбоваться! Этот жемчуг – целое состояние! Счастливо дитя, снискавшее себе любовь такого человека!

– Несчастная, – возразила Мириам, – которая никогда не будет женою этого человека! – И при этом глаза ее наполнились слезами.

– Не горюй раньше времени и не говори того, чего ты, знать не можешь, – сказала Нехушта, одевая ей на шею ожерелье. – Ну, а теперь давай сюда твой палец. Тот, на котором носят обручальное кольцо! Вот видишь, как оно пришлось, словно по мерке!

– Нехушта, я не должна этого делать! – прошептала Мириам, но кольца с пальца не сняла.

– Пойдем домой, дитя, сегодня, ты знаешь, у господина будут гости на ужине!

– Гости? Какие гости?

– Все заговорщики! Дай только Бог, чтобы и нам всем не пришлось пожинать горьких плодов. Слыхала ты, что Халев возвратился?

– Нет!

– Вчера он прибыл в Тир и сегодня будет в числе гостей Бенони. Он бился там, в пустыне и, говорят, участвовал во взятии крепости Масада, весь римский гарнизон которой они избили!

– Так он восстал против римлян?

– Да, он надеется стать правителем Иудеи!

– Я его боюсь, Ноу! – сказала Мириам.

Когда Мириам вошла в большую залу, где был приготовлен ужин для гостей, вошла, согласно желанию деда, в своем великолепном наряде греческого покроя, богато изукрашенном золотым шитьем, с золотым поясом, унизанным камнями, и золотыми обручами в волосах, все эти мрачные, суровые евреи с полными решимости лицами встали и один за другим кланялись ей, как госпоже и хозяйке этого дома.

Она отвечала низким поклоном на поклон каждого и, вглядываясь в их лица, с невольною тревогой искала среди них Халева, но его не было в числе гостей. Вдруг завеса залы отдернулась, и вошел Халев.

О, как он изменился за эти два года! Теперь это был великолепный, блестящий юноша, могучий, гордый и самоуверенный. При его входе присутствующие почтительно кланялись ему, как человеку, добившемуся высокого и завидного положения и могущему выдвинуться еще более со временем. Даже сам Бенони сделал несколько шагов ему навстречу, чтобы приветствовать его. На все эти поклоны и приветствия Халев отвечал небрежно, даже несколько надменно, как вдруг глаза его упали на Мириам, стоявшую несколько в тени. Тогда, не взирая ни на кого, он двинулся прямо к ней и занял место подле нее, хотя оно, собственно, предназначалось старейшему из гостей. Заметив происшедшее вследствие этого замешательство, Бенони поспешил посадить лишившегося своего места гостя подле себя.

– Так-то мы встречаемся вновь, Мириам! – начал Халев несколько растроганным голосом, и жестокие, надменные черты его осветились мгновенно более мягким выражением. – Рада ты меня видеть?

– Конечно, Халев! Кто не рад встрече со своим товарищем детства и детских игр? – сказала Мириам. – Откуда ты теперь?

– С войны, – ответил он, – мы бросили вызов Риму, и Рим принял этот вызов!

Она вопросительно взглянула на него.

– А хорошо ли вы сделали?

– Как знать! Это трудно сказать, – отозвался Халев. – Что касается меня, то я долго колебался, но твой дед восторжествовал надо мной, и теперь я, волей-неволей, должен идти навстречу своей судьбе!

В этот момент вошел в залу гонец. Все встали и заволновались, на лицах всех выразился тревожный вопрос.

– Какие вести? – спросил кто-то.

– Галл, римлянин, был отброшен от стен Иерусалима, и отряд его уничтожен в перевале Бет-Хорана!

– Хвала Богу! – воскликнули все присутствующие в один голос.

– Хвала Богу! – повторил за ними и Халев. – Проклятые римляне пали наконец!

Но Мириам не сказала ничего.

– Что же ты ничего не говоришь? Что у тебя на уме?

– Думается мне, что они восстанут с большей силой, чем прежде! – сказала она. – И тогда…

В этот момент Бенони сделал знак, и она, поднявшись со своего места, вышла из залы. Она прошла под портик и, сев у мраморной баллюстрады террасы, выходившей на море, стала прислушиваться к рокоту волн, разбивавшихся внизу о мраморные стены дворца. В голове ее роились самые разнообразные мысли.

Как недавно еще и она, и Марк, и Халев были скромными, маленькими людьми, без средств и значения, а теперь все трое всплыли высоко, все достигли богатства и высокого положения. – Но надолго ли? – думалось молодой девушке. – Судьбы человеческие капризны, как волны моря, они шумят, бурлят, с минуту искрятся на солнце, улыбающемся им, затем со стоном разбиваются о стену – и наступает ночь и забвение…

Мечты девушки нарушил Халев, незаметно подошедший к ней. Раскрыв перед нею свои честолюбивые планы, – он мечтал ни больше ни меньше, как о царском троне в Иудее, – юноша снова спросил Мириам, согласна ли она быть его женой, но получил отказ. Узнав, что Мириам любит Марка, он заскрежетал зубами и поклялся убить соперника.

– Это не поможет тебе! – кротко сказала Мириам. – Почему нам с тобой нельзя быть друзьями, Халев, как в прежние дни?

– Потому, что я хочу того, что больше дружбы, и рано или поздно, так или иначе, но, клянусь, добьюсь своего!

– Друг Халев, – вдруг раздался позади его голос Бенони, – мы ожидаем тебя. А ты, Мириам, что делаешь здесь? Иди, дочь моя, в свою комнату, речь идет о делах, в которых женщины не должны принимать участия!

– Но, увы, нам придется нести свою долю тяжести! – прошептала она и, поклонившись, удалилась.

Прошло еще два года, два кровопролитных и ужасных года для Иудеи и, особенно, для Иерусалима, где различные секты уничтожали друг друга. В то время как в Галилее, невзирая на все усилия еврейского вождя Иосифа, под начальством которого сражался Халев, Веспасиан и его генералы брали штурмом город за городом, избивая население тысячами и десятками тысяч, в прибрежных городах и во многих других торговых центрах сирийцы и евреи восставали друг против друга и беспощадно избивали одни других. Евреи осаждали Гадару и Голонитис, Себасту и Аскалон, Анфедов и Газу, истребляя мечом и огнем всех сирийцев, а там настала и их очередь, сирийцы и греки восстали на них и также не знали пощады.

До настоящего момента в Тире еще не было кровопролития, но все ждали этого со дня на день. Ессеи, изгнанные из своего селения у берегов Мертвого моря, искали себе убежища в Иерусалиме; они посылали к Мириам посла за послом, увещевая ее бежать, если возможно, куда-нибудь за море, так как в Тире ожидались избиения и пожары, а Иерусалим, как они полагали, был обречен на гибель. Христиане, со своей стороны, уговаривали ее бежать вместе с ними в Пеллу, где они собирались не только из Иерусалима, но и Тира, и со всей Иудеи. Но Мириам и тем, и другим говорила, что, где будет ее дед, там будет и она, так как он всегда был добр к ней, и она поклялась, пока он жив, не покидать его.

Послы ессеев возвратились тогда обратно, а христиане, помолившись вместе с ней о ее спасении, покинули Тир.

Простившись с теми и другими, Мириам пошла к деду, которого застала взволнованно расхаживавшим по своей комнате. Увидев ее, он поднял голову и спросил:

– Что с тобой, дочь моя? Отчего ты так печальна? Верно, твои друзья предупредили, что нам грозят новые невзгоды?

– Да, господин, – проговорила Мириам и передала ему все, что ей было известно.