Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Вдруг Сара подняла бокал, улыбаясь ему через весь стол.

— За будущее, Джереми!

Он услышал двусмысленность в этих словах, отнес ее на счет присутствия Дэвида и с радостью подхватил свой стакан, чтобы выпить за свою свободу. Четырнадцать лет ушли из его жизни, четырнадцать лет с тех пор, как он видел свой дом и все, что составляло его мир: хорошенькие женщины, прекрасные манеры, отличные лошади, на которых скачешь с гончими упоительным морозным утром. Все это кончилось, равно как и годы служения другим людям. Он не может вернуться к тому, что когда-то знавал, но жизнь здесь, в колонии, может быть приспособлена к его желаниям. Теперь он сам себе господин… Нет… он не господин себе, пока Саре угодно, чтобы он выполнял ее волю.

Воспоминаний о том, как вела себя с ним Сара в тот вечер, должно было хватить ему на будущее. Он напрасно ждал, что она вернется к жизни так, как это было в тот вечер. Не то чтобы она была с ним чужой, думал он, но она уходила в себя, была постоянно занята своими мыслями — склады валось впечатление, что, разговаривая с ним, она уже уносится мыслями к своим следующим обязанностям. Он прекрасно знал, что она по-прежнему полагается на него, обращаясь к нему за советами и даже порой следуя им. Но ему казалось, что бесполезно пытаться приблизиться к ней. Он постоянно напоминал себе, что Эндрю не умер — его корабли бороздят моря, его урожаи созревают на богатых полях, и Сара живет памятью о нем с наглухо замкнутым сердцем.

Свобода принесла очень мало перемен в жизни Джереми. Он делил свое время между тремя фермами Маклеев: вставал на заре и был в поле вместе с батраками, пока не угасал дневной свет. Часто по ночам, сидя над конторскими книгами на ферме Кинтайр или Приста, он думал о Саре, которая, возможно, занималась тем же самым в Гленбарре, и клял ее за кабалу, в которой она его держит. Иногда он ездил в Паррамапу или Сидней, чтобы найти себе женщину — одну из тех легких ночных бабочек, которые разлетались по улицам после наступления темноты, разодетые в пух и прах за счет денег, полученных от солдат Корпуса или от какого-нибудь фермера, который вырвался на кутеж из окрестных поселений.

Но это приносило ему мало радости из-за неотвязных мыслей о Саре, которая в это время сидит взаперти в Гленбарре и принимает его только в присутствии Клепмора или Энни, шагающей взад-вперед по коридору. Иногда он просыпался ночью, взмокший от сновидений, в которых она ему являлась, сновидений, в которых ее светлые волосы, обвившись вокруг его шеи, душат его. Он страдал и стонал под се игом, но никак не мог от него освободиться.

Месяцы проходили, и ее экипаж все чаще видели на дороге между тремя фермами; в любую погоду можно было наблюдать, как се строгая фигура в черной амазонке проносится по полям. Она постоянно поворачивалась к скачущему рядом Джереми, делая замечания, иногда — похвальные, на похвалу она всегда была еще скупее Эндрю. "Она боится похвалить, — говорил он себе, — она все время боится, что взяла на себя непосильную ношу".

V

Для Сары единственным избавлением от чувства тоски по Эндрю было погружение в дела — погружение настолько глубокое, чтобы уставать до полного изнеможения, чтобы не дать овладеть душой сомнениям, что ей не удастся осуществить свои планы. В ней все время назревало неприятное ощущение, что сложность работы день ото дня увеличивается. Справедливости ради надо сказать, что колония примирилась с ее решимостью продолжать дела Эндрю и что она все более умело справлялась с их разнообразием. Недавно «Дрозд» и «Чертополох» одновременно прибыли в гавань, и их капитаны довольно охотно приняли ее распоряжения; она могла быть удовлетворена достигнутым, но начала ощущать вокруг нарастающую холодность, большее напряжение со стороны тех людей, что потакали ей ради Эндрю. В течение нескольких недель после гибели Эндрю она не поощряла визитов людей, которые раньше бывали в Гленбарре, и не знала, вернутся ли они теперь, по прошествии нескольких месяцев. Где, спрашивала она себя, те женщины, которые знакомились с нею, следуя примеру Элисон Барвелл? Ставят ли они ей в вину то, что теперь она уже не жена выдающегося вольного поселенца, а всего лишь выдающаяся бывшая ссыльная? Она встречала их по утрам в воскресенье, когда отводила детей на службу, которую проводил преподобный Сэмюэль Марсден во временной церквушке рядом с местом, где строилось каменное здание. Раньше каждое воскресенье, бывая в Сиднее, они с Эндрю непременно присутствовали здесь на службе, а по пути домой останавливались поговорить с многочисленными знакомыми. Теперь Сара ходила в церковь с Дэвидом и Дунканом, и ее знакомые, торопившиеся, чтобы не опоздать на службу, проходили мимо, казалось, не замечая ее. Они сидели на твердых деревянных скамьях, слушая проповеди мистера Марсдена; ссыльные покорно толпились позади, и все пели гимны, довольно фальшиво, так как органа в церквушке не было. После службы все они растекались по грубо сколоченному строению, как это было принято в настоящей английской церкви, с одной только разницей, что здесь прихожане напрасно ждали звука колокола. Никто не уходил, пока губернатор Кинг и его жена не покинут церкви: были поклоны и реверансы, и часто раньше Эндрю и Сара оказывались среди тех, кого губернатор удостаивал беседы. Теперь же Сара стояла с мальчиками в толпе, наблюдающей, как уходит губернатор, они также видели, как Элисон Барвелл проходит мимо, слегка кивнув в ее сторону. Она заметила, что кивки остальных женщин становятся все более сдержанными. Ей достаточно ясно давали понять, что думают о женщине, которая не проводит первый год вдовства, тихо сидя в своей гостиной.

Время шло, и в ней не оставалось сомнения, что, когда она ездит осматривать фермы или посещает лавку и корабли в гавани, ее действия не остаются незамеченными и подвергаются осуждению. С беспомощным отчаянием она наблюдала, как ее положение возвращается к тому состоянию, в котором она была, впервые вернувшись с Хоксбери.

Единственным утешением в тот одинокий и тоскливый год была перемена в Ричарде. Как они с Сарой и договорились, их свидания ограничивались случайными встречами на улицах Сиднея или в магазине. Но между ними возникла несомненная близость, хрупкой основой для которой были редкие письма Ричарда к ней и краткие беседы, когда он приходил раз в квартал, чтобы внести деньги в счет уплаты долга.

Ричард теперь почти не принимал участия в карточных играх в казарме: как только у него выдавалось время, он отправлялся на ферму, больше не было разговоров о его пьянстве. Элисон больше не давала вечеров, и хотя по-прежнему была шикарно одета, на ней были прошлогодние туалеты, и было заметно, что уже прекратились завистливые разговоры о том, чего миссис Барвелл ожидает от прибытия очередного корабля из Лондона. Ричард даже делал робкие попытки заняться самостоятельной торговлей. Но ему не слишком везло — у него не хватало пороху на ежедневную борьбу за доход от ромовой торговли. Искра честолюбия зажглась в Ричарде слишком поздно: одной энергии было недостаточно, чтобы восполнить недостаток проницательности или хитрости, которых в нем никогда не было. Сара, пристально за ним наблюдая и видя, что он работает так, как никогда раньше, знала, как мало вознаграждаются его усилия. Деньги, которые он выплачивал ей каждые три месяца, были результатом суровой экономии, а не его растущих доходов. Но его гордость была бы слишком глубоко задета, если бы она дала ему понять, что это ей известно; теперь он был гораздо скромнее в одежде, и она слышала, что он продал свою породистую кобылу. Но она ни за что не упомянула бы этого в разговоре.

Она радовалась его редким визитам в Гленбарр, когда они могли побыть наедине. Она жадно слушала его рассказы об усовершенствованиях на ферме и поощряла его стремление расширить ее, зная, что делает это больше для удовольствия послушать, как он плетет паутину своих мечтаний, чем ради будущего процветания фермы. Она знала, что уже слишком поздно для него стремиться достичь и половины того, чего она бы для него желала. Но она заметила, как через его новый взгляд на жизнь и новые устремления проглядывает личность, гораздо менее себялюбивая и эгоцентричная.

78
{"b":"11417","o":1}