Он ухватил ее за запястье и держал ее руку, чтобы она перестала заниматься раной и посмотрела ему в глаза.

— Ричард Барвелл и вправду безумен, когда дело касается тебя, Сара. Он без ума от любви, гнева, бесплодности своих усилий. Он полон зависти к Эндрю, не только потому, что ты ему принадлежишь, но из-за его положения в колонии и из-за того, на что он еще способен. Барвелл, возможно, устраивал Лондон, как забавное развлечение для гостиных, как наездник и фехтовальщик. Но здесь, рядом с Эндрю, он уже не выглядит так импозантно. А зависть может довести человека до чего угодно: например, до пьянства. Или до трат, больших, чем он может себе позволить.

Неожиданно его хватка стала крепче.

— Как долго еще собирается Эндрю давать этому дурню деньги, которые тот бросает на ветер? Уж он-то наверняка видит, что после полугода ферма Хайд не приносит дохода и не будет приносить, по крайней мере до тех пор, пока ею управляет Ричард Барвелл.

Она вырвала руку.

— Эндрю будет продолжать снабжать Ричарда деньгами до тех пор, пока тот ему полезен, то есть, насколько я понимаю, пока он остается в колонии. — Она снова говорила резко, и яркий румянец выступил на щеках. — Эндрю гораздо умнее. Он получает выгоду от Ричарда и его жены, даже если никогда не вернет ни пенни из данных им денег.

— Выгоду? Какую?

— Ты же не слепец, Джереми! — сказала она язвительно. — Ты же все это видишь, мне не нужно тебе этого объяснять. Не тебе спрашивать, почему Эндрю продолжает бросать деньги в бездонный колодец. Он делает это из-за меня — и не делай вид, что ты этого не знаешь, потому что я не поверю.

— Ладно, не стану притворяться — я и вправду это знаю. Но я не думал, что Эндрю станет продолжать…

Она оборвала его в нетерпении.

— Эндрю более честолюбив, упорен, более беспощаден даже, чем любой человек, которого я когда-либо знала. Он получит то, чего хочет, а какой ценой — наплевать! В данном случае он просит только дружбу Элисон со мной — и платит за нее.

Лицо ее передернулось, когда она говорила. Она пристально посмотрела на него и подняла руку к ране. Но на этот раз она не прикоснулась к ней платком. Нежно, одним кончиком пальца она провела по тонкой красной черте, бегущей к скуле.

— Этого я ему никогда не прощу, — сказала она. — Он опаснее, чем я думала. Он теряет контроль над собой и тогда становится похож на ребенка в припадке ярости: слабый, злой, жестокий ребенок. Последние месяцы он держал меня на поводке, но я клянусь тебе, Джереми, что больше болтаться на привязи я не стану. В будущем я стану его использовать, как это делает Эндрю. Я буду использовать его лишь по мере надобности, а что с ним будет дальше — меня нисколько не заботит.

Она слегка пожала плечами.

— Поэтому больше не шути насчет моего холодного сердца, Джереми. Радуйся этому, потому что его придется заковать в лед, чтобы устоять против воспоминаний о том, чем был для меня когда-то Ричард.

Она отвернулась и больше ничего не сказала. Она продела ногу в стремя, и Джереми подсадил ее в седло. Он держал уздечку, пока она усаживалась как следует, и держал ее долго, потому что нечто новое в ее глазах заставило его так беспомощно стоять.

— Подойди поближе, Джереми, — сказала она.

Он подошел вплотную к лошади, не зная, что она собирается сделать. Держась за луку, она вдруг нагнулась и поцеловала его в щеку.

Он отскочил, как от удара.

— Черт побери! Не делай этого!

Она вспыхнула от его тона.

— Я не думала, что ты так сильно будешь возражать, — сказала она жестко.

Его глаза потемнели и были сердитыми, когда он воззрился на нее.

— Ты прекрасно знаешь, что такие поцелуи мне не нужны, по крайней от тебя, Сара. Не думай, что ты расплатишься с долгами, по-сестрински клюнув меня в щеку. Я получу от тебя те поцелуи, что хочу — или никаких!

Затем он отошел, отвязал лошадь и вскочил в седло, не говоря ни слова.

На этот раз впереди ехал Джереми. Сара следовала за ним по пятам.

Почти милю они молчали. Жара усилилась, солнце нещадно жгло им спины. Мухи летели за ними, жужжа вокруг лиц и усаживаясь на крупы лошадей. Никто не встретился им по дороге, они не разговаривали меж собой и даже не повернули голов, минуя развилку на ферму Хайд. Даже тщательно приглядываясь к их поведению, невозможно было заметить ни малейшего признака того, что инцидент с Ричардом на самом деле имел место. Знойная тишина буша была полной.

Наконец они подъехали к последнему изгибу дороги, откуда Сара впервые увидела Кинтайр. На них нахлынули одни и те же воспоминания, как внезапное возвращение того отдаленного дня — дня, когда они обнаружили свое соперничество, дня, когда они осознали силу друг друга и приняли решение друг друга одолеть. Не сговариваясь, они придержали лошадей.

Каждый из них вспомнил, без всякого сентиментального преувеличения, каким был в то время Кинтайр. Они вспомнили изувеченные холмы, из которых были выдраны деревья, чтобы дать место дому, с его обнаженной белизной, с голый пустым лицом, обращенным к реке и горам. В глазах обоих на миг плющ был сорван со стен, а фруктовый сад снова превратился в группку тоненьких юных деревьев. Все снова было развороченным и голым, как повсюду, где белый человек оставлял свой след на этой девственной земле.

Положение дома на холме и сейчас казалось смелым вызовом взгляду любого, кто попадал на эту дорогу. Но оба они были вынуждены признаться самим себе, что им не удается надолго удержать образ, который возник в первый раз. Он уже поблек, а годы вернули деревья на холмы, и мягкая английская травка заполнила пространства под фруктовыми деревьями. Это был все тот же Кинтайр, но одновременно — иной. Он уже не символизировал собой стремление Эндрю противостоять бушу и туземцам, даже климату и угрозе наводнений. Он был уже прочным и надежным — самым любимым его владением, потому что его труднее всего было завоевать.

Сара перевела взгляд с дома на Джереми. Ей не пришло в голову справиться о его мыслях. Она была уверена, что он думал о Кинтайре, о своей роли в его создании.

— Бесполезно считать, что мы можем ссориться подобным образом, Джереми, — сказала она наконец. — Мы все — ты, Эндрю, я — слишком нужны друг другу.

Он кивнул, принимая справедливость этого заявления — так же, как все эти годы он принимал безнадежность своей любви к ней, любви, которая выливалась в создание Кинтайра и любого другого детища Эндрю.

— Да, — было все, что она услыхала в ответ, но значение этого краткого слова было понятно им обоим.

Он слегка ударил пятками лошадь, и они с Сарой вместе поднялись на холм.

На протяжении двух последующих лет Луи де Бурже поразил колонию, делая то, что обещал: он пешком прошел всю местность, исследованную вдоль реки Непеан, тщательно выбирая участок, не столько подходящий по качеству почвы, сколько удобный для строительства дома. Затем он объявил о своем намерении навсегда поселиться в Новом Южном Уэльсе и заняться сельским хозяйством. Комментарии, как он того и ожидал, были сначала скептическими, затем несколько раздраженными, когда стало ясно, что он не постоит перед расходами на то, чтобы сделать свою ферму доходной. Желая приобрести хороший скот, он предлагал более высокую цену, чем остальные, переманил к себе двух лучших и самых опытных управляющих.

Но наибольший интерес вызвали планы Луи по строительству дома. Он когда-то побывал в Америке и был очарован особняками, которые строили для себя плантаторы в южных штатах. Оя решил строить свой новый дом в соответствии с их проектами. Будучи французом и имея склонность к регулярным садам, он срезал и террасировал невысокий холм, на котором предполагалось построить дом. Это многих удивило. Пока еще в колонии ни у кого не нашлось ни рабочих рук, ни денег, чтобы позволить себе подобную роскошь. У Эндрю Маклея когда-то был подобный план в отношении Гленбарра, но он так и не был до конца осуществлен, потому что материалы были слишком дороги и их не хватало.