— Конечно, ты поедешь с нами!

— На этом кончим, Ричард, — сказала Сара, положив карты. — Я уже достаточно проиграла тебе сегодня.

Он широко улыбнулся.

— Я не возражаю, чтобы ты была мне должна, моя дорогая. Это меня необычайно поднимает в собственных глазах. Кроме того, после ужина я дам тебе отыграться.

Она покачала головой.

— Я сказала конец — значит, конец! И вообще после ужина мне нужно с тобой серьезно поговорить.

Его лицо изобразило притворную озабоченность.

— Я весь дрожу. Когда ты бываешь серьезна, ты пугаешь меня.

Он сказал это шутливо, и она рассмеялась вместе с ним, хотя за ужином эти слова, приходя на память, вызывали в ней раздражение. Конечно, Ричард прав. Быть серьезной в отношении чего-нибудь, кроме карт, на таком сборище бесполезно. Дом леди Фултон всегда полон модной публики, на некоторых дамах сверкают украшения, которые они демонстрировали в тот же вечер в опере по случаю посещения царя. Оттуда принесли презабавнейшую историю о приезде в оперу принцессы Каролины, нелепой в своих бриллиантах и румянах и вызвавшей большое смущение мужа — принца регента. Царь испытал при этом несомненное злорадное удовольствие. Публика, однако, встретила ее бурными аплодисментами. К утру эта история несомненно разойдется по всему Лондону, а сейчас ее смаковали за званым ужином.

Но вот Ричард взял Сару за руку и повел из столовой.

— Я прекрасно вижу, Сара, что мои попытки развлечь тебя не имеют успеха. Лучше расскажи мне, отчего ты так переменилась с того момента, как я тебя покинул сегодня днем. Красавице не идет нахмуренное лицо.

Он провел ее по коридору в комнату, которую Энн Фултон использовала для утренних приемов. В ней стояла старинная мебель, придававшая комнате атмосферу интимности, которой больше нигде нельзя было найти. Ричард указал ей на маленький диванчик, а для себя придвинул мягкий табурет.

— Ну… так что ты должна мне рассказать?

Она начала неуверенно:

— Сегодня у нас побывал Джон Макартур… и пришло письмо от Джулии Райдер.

— Ну и?..

Рассказывать было нелегко, но она постепенно выстроила все по порядку: ее опасения в отношении решения Дэвида насчет наследства и его влияние на Дункана; месяцы, проведенные в тревоге, когда ее подозрение, что он не вернется в колонию, начало переходить в уверенность, ее острое разочарование, бесплодные попытки уловить признаки энтузиазма при разговоре о колонии; и наконец, известие о переходе через горы и та разительная перемена, что произошла в нем.

Ричард выслушал ее в молчании, терпеливо ждал, когда она подыскивала нужные слова, чтобы описать сцену на Голден-Сквер. Он смотрел на нее задумчиво, и его темные брови почти сходились на переносице, когда он морщил лоб.

— И таким образом ты сообщаешь мне, что отправляешься обратно в Новый Южный Уэльс.

Она кивнула.

— Ты совершаешь ошибку, Сара. Ты не должна их так к себе привязывать. Их это будет раздражать, и они возненавидят тебя. Если они хотят создать свой собственный мир, им нужно предоставить свободу. Позволь им хотя бы совершать собственные ошибки.

— Я не собираюсь отправляться за ними в их радужные мечты за горами. — Она покачала головой. — У меня достаточно своих дел на побережье. Не думаю, что им будет неприятно время от времени чему-то поучиться при посещении Банона или Кинтайра. Но мое решение не касается их, Ричард. Оно касается меня. Я вполне определенно поняла сегодня, что, одолеют горы или нет, я не могу здесь дольше оставаться. Во мне есть жажда власти, которую Англия мне не даст удовлетворить. Мне здесь душно, я задыхаюсь. Меня так давят все эти толпы и традиции, я должна все время опасаться, что совершу какую-нибудь оплошность. И ни в чем этом я не смела признаться до сегодняшнего дня.

Ричард довольно рассеянно похлопал ее по руке.

— Ты решишь, что я довольно холоден сердцем для истинного поклонника, Сара, потому что не падаю на колени и не молю тебя остаться. Признаться откровенно, я не уверен, что не ощущаю даже некоторого облегчения. Часто бывает, что очень хочется чего-то, что тебе вредно, — и я полагаю, так дело обстоит со мной. Ты женщина не для меня на самом-то деле. Но так как я хотел тебя с тех пор, когда был еще мальчишкой, гордость не позволяла мне признать свою ошибку. В тебе слишком много энергии и мятежного духа для того человека, в которого я превратился. Подозреваю, что к старости я стану просто напыщенным занудой и мне понадобится какая-то уютная, удобная жена, которая совсем не будет ничего иметь против этого. Думаю, Элисон мне гораздо больше подходила, а я этого не понял.

На ее губах мелькнула улыбка.

— Я, пожалуй, не ожидала, Ричард, что я откажусь выйти за тебя, а ты всего лишь слегка разочаруешься.

Он усмехнулся.

— Я не стану говорить, что сожалею. Мы, по крайней мере, теперь не станем лгать друг другу. Тебе не повредит такое небольшое разочарование: ты привыкла, что все мужчины вокруг тебя обожают, и я уверен, что и дальше так будет. Но я скажу тебе совершенно откровенно, что мое сердце не будет разбито, оттого что ты не станешь нарушать моей покойной и приятной жизни.

Она откинула голову назад и расхохоталась. Озадаченный, он несколько мгновений смотрел на нее, а потом до него дошла нелепость всей этой ситуации, и он тоже залился смехом. Он взял ее за обе руки и потянул, так что они оба качнулись.

— Ох, Сара… Сара! Вот чего мне будет не хватать, когда ты уедешь, — моя удобная, уютная жена никогда не сможет вот так хохотать вместе со мной!

Пока она все еще смеялась, он нагнулся и поцеловал ее в губы. Ее руки обвили его шею, и поцелуй заглушил смех.

Они все еще были в объятиях друг друга, когда леди Фултон открыла дверь. Она быстро рассмотрела участников сцены и шагнула назад.

— Пожалуйста, простите меня, — пробормотала она, закрывая дверь.

Ричард неторопливо разжал объятия.

— Как это утомительно! Она всем, конечно, растрезвонит… а когда они узнают, что ты не выходишь за меня, меня будет жалеть весь Лондон.

Первые лучи летнего рассвета освещали Голден-Сквер, когда Сара вернулась туда под утро. Ее впустил заспанный швейцар. Она на миг задержалась в дверях, чтобы помахать Ричарду, который застыл у кареты. Затем дверь за ней закрылась, и она оказалась в полумраке вестибюля.

В спальне было темно. Она поставила свечу на туалетный столик и подошла к окну, чтобы отодвинуть шторы. Мягкий утренний свет полился в окно; она стояла, глядя на улицу. Скоро этот дом и этот город станут лишь частичками воспоминаний, — воспоминаний, аккуратно сложенных в стопочку и сверкающих золотым обрезом.

— Я еду к себе… — прошептала она вслух. — Я возвращаюсь домой.

Эта жестокая, суровая страна завоевала сердце Дэвида, Дункана и Элизабет так же уверенно, как и ее сердце. Она требует какой-то странной и полной преданности, она не признает никаких иных привязанностей. Ее или любишь, или ненавидишь… но не можешь оставаться равнодушным. А уж полюбив ее, не отзываешься на притяжение других мест. Люди вроде Ричарда ее ненавидят, и она с ними обходится неласково. У Сары она отняла Эндрю, Себастьяна и наконец Луи. Беспристрастная… суровая и прекрасная, когда знаешь, в чем ее красота.

Сара вздохнула и потянулась, чтобы расслабить свое напряженное и возбужденное тело. Небольшой ветерок играл над крышами. Она отступила от окна и обернулась. Ей было видно собственное отражение в высоком зеркале. Она слегка склонила голову набок и посмотрела на себя критически. Потом медленно направилась навстречу отражению, остановилась перед зеркалом, распростерла руки и обхватила раму. Она стала рассматривать то, что было в зеркале: лицо с убранными в замысловатую прическу волосами, обнаженные плечи и шею, платьем с высокой талией, стройное тело под жесткой парчой.

— Сара… Сара Дейн, пора тебе вспомнить, что скоро ты станешь старой… — Затем уголки губ поползли вверх, обещая улыбку. — Но у тебя еще есть время.