Успокоение 1 Вижу скорбные дали зимы, Ветер кружева вьюги плетет. За решеткой тюрьмы Вихрей бешеный лёт. Жизнь распыляется сном — День за днем. Мучают тени меня В безднах и ночи, и дня. Плачу: мне жалко Былого. Времени прялка Вить Не устанет нить Веретена рокового. Здесь ты терзайся, юдольное племя: В окнах тюрьмы — Саван зимы. Время, Белые кони несут; Грива метельная в окна холодные просится; Скок бесконечных минут В темные бездны уносится. Здесь воздеваю бессонные очи, — Очи, Полные слез и огня. Рушусь известно в провалы я ночи Здесь с догорающим отсветом дня. В окнах тюрьмы — Скорбные дали, — Вуали Зимы. 2 Ночь уходит. Луч денницы Гасит иглы звезд. Теневой с зарей ложится Мне на грудь оконный крест. Пусть к углу сырой палаты Пригвоздили вновь меня: Улыбаюсь я, распятый — Тьмой распятый в блеске дня. Простираю из могилы Руки кроткие горе, Чтоб мой лик нездешней силой Жег, и жег, и жег в заре, Чтоб извечно в мире сиром, Вечным мертвецом, Повисал над вами с миром Мертвенным челом — На руках своих пронзенных, В бледном блеске звезд… Вот на плитах осветленных Теневой истаял крест: — Гуще тени. Ярче звуки. И потоки тьмы. Распластал бесцельно руки На полу моей тюрьмы. 3 Плачу. Мне жалко Света дневного. Времени прялка Вновь начинает вить Нить Веретена рокового. Время белые кони несут: В окна грива метельная просится; Скок бесконечных минут В неизбежность уносится. Воздеваю бессонные очи — Очи, Полные слез и огня, Я в провалы зияющей ночи, В вечеряющих отсветах дня. 1905 Москва Первое свидание
Поэма Предисловие Киркою рудокопный гном Согласных хрусты рушит в томы… Я – стилистический прием, Языковые идиомы! Я – хрустом тухнущая пещь, — Пеку прием: стихи – в начинку; Давно поломанная вещь, Давно пора меня в починку. Висок – винтящая мигрень… Душа – кутящая… И – что же?.. Я в веселящий Духов день Склонен перед тобою, Боже! Язык, запрядай тайным сном! Как жизнь, восстань и радуй: в смерти! Встань – в жерди: пучимым листом Встань – тучей, горностаем: в тверди! Язык, запрядай вновь и вновь! Как бык, обрадуй зыком плоти: Как лев, текущий рыком в кровь, О сердце, взмахами милоти! Орел: тобой пересекусь… Ты плоти – жест, ты знанью – числа… «Ха» с «И» в «Же» – «Жизнь»: Христос Иисус — Знак начертательного смысла… Ты в слове Слова – богослов: О, осиянная Осанна Матфея, Марка, Иоанна — Язык!.. Запрядай: тайной слов! О, не понять вам, гномы, гномы: В инструментаций гранный треск — Огонь, вам странно незнакомый, Святой огонь взвивает блеск. 1 Взойди, звезда воспоминанья; Года, пережитые вновь: Поэма – первое свиданье, Поэма – первая любовь. Я вижу – дующие зовы. Я вижу – дующие тьмы: Войны поток краснобагровый, В котором захлебнулись мы… Но нет «вчера» и нет «сегодня»: Всё прошлое озарено, Лишь песня, ласточка господня, Горюче взвизгнула в окно… Блести, звезда моя, из дали! В пути года, как версты, стали: По ним, как некий пилигрим, Бреду перед собой самим… Как зыби, зыблемые в ветры, Промчите дни былой весны, — Свои ликующие метры, Свои целующие сны… Год – девятьсотый: зори, зори!.. Вопросы, брошенные в зори… Меня пленяет Гольбер Гент [11]… И я – не гимназист: студент… Сюртук – зеленый, с белым кантом; Перчатка белая в руке; Я – меланхолик, я – в тоске, Но выгляжу немного франтом; Я, Майей мира полонен, В волнах летаю котильона, Вдыхая запах «poudre Simon», Влюбляясь в розы Аткинсона [12]. Но, тексты чтя Упанишад, Хочу восстать Анупадакой [13], Глаза таращу на закат И плачу над больной собакой; Меня оденет рой Ананд [14]Венцом таинственного дара: Великий духом Даинанд [15], Великий делом Дармотарра [16]… Передо мною мир стоит Мифологической проблемой: Мне Менделеев говорит Периодической системой; Соединяет разум мой Законы Бойля, Ван-дер-Вальса — Со снами веющего вальса, С богами зреющею тьмой: Я вижу огненное море Кипящих веществом существ; Сижу в дыму лабораторий Над разложением веществ; Кристаллизуются растворы Средь колб, горелок и реторт… Готово: порошок растерт… Бывало, – затеваю споры… Пред всеми развиваю я Свои смесительные мысли; И вот – над бездной бытия Туманы темные повисли… – «Откуда этот ералаш?» — Рассердится товарищ наш, Беспечный франт и вечный скептик: – «Скажи, а ты не эпилептик?» Меня, бывало, перебьет И миф о мире разовьет… Жил бородатый, грубоватый Богов белоголовый рой: Клокочил бороды из ваты; И – обморочил нас игрой. В метафорические хмури Он бросил бедные мозги, Лия лазуревые дури На наши мысленные зги; Аллегорическую копоть, Раздувши в купол голубой, Он дружно принимался хлопать На нас, как пушками, судьбой; Бросался облачной тропою, От злобы лопаясь, – на нас, Пустоголовою толпою, Ругая нас… В вечерний час, — Из тучи выставив трезубцы, Вниз, по закатным янтарям, Бывало, боги-женолюбцы Сходили к нашим матерям… Теперь переменились роли; И больше нет метаморфоз; И вырастает жизнь из соли; И движим паром паровоз; И Гревса Зевс – не переладит; И физик – посреди небес; И ненароком Брюсов адит; И гадость сделает Гадес; И пролетарий – горний летчик; И – просиявший золотарь; И переводчик – переплетчик; И в настоящем – та же старь! Из зыбей зыблемой лазури, Когда отвеяна лазурь, — Сверкай в незыблемые хмури, О, месяц, одуванчик бурь! Там – обесславленные боги Исчезли в явленную ширь: Туда серебряные роги, Туда, о месяц, протопырь! Взирай оттуда, мертвый взорич, Взирай, повешенный, и стынь, — О, злая, бешеная горечь, О, оскорбленная ледынь! О, тень моя: о тихий братец, У ног ты – вот, как черный кот: Обманешь взрывами невнятиц; Восстанешь взрывами пустот. Но верю: ныне очертили Эмблемы вещей глубины — Мифологические были, Теологические сны, Сплетаясь в вязи аллегорий: Фантомный бес, атомный вес, Горюче вспыхнувшие зори И символов дремучий лес, Неясных образов законы, Огромных космосов волна… Так шумом молодым, зеленым, — Меня овеяла весна; Так в голове моей фонтаном Взыграл, заколобродил смысл; Так вьются бисерным туманом Над прудом крылья коромысл; Так мысли, легкие стрекозы, Летят над небом, стрекоча; Так белоствольные березы Дрожат, невнятицей шепча; Так звуки слова «дар Валдая» Балды, над партою болтая, — Переболтают в «дар валдая»… Ах, много, много «дар валдаев» — Невнятиц этих у меня. И мой отец, декан Летаев, Руками в воздух разведя: «Да, мой голубчик, – ухо вянет: Такую, право, порешь чушь!» И в глазках крошечных проглянет Математическая сушь Широконосый и раскосый С жестковолосой бородой Расставит в воздухе вопросы: Вопрос – один; вопрос – другой; Неразрешимые вопросы… Так над синеющим цветком, Танцуя в воздухе немом, Жужжат оранжевые осы. И было: много, много дум; И метафизики, и шумов… И строгой физикой мой ум Переполнял: профессор Умов [17]. Над мглой космической он пел, Развив власы и выгнув выю, Что парадоксами Максвелл [18]Уничтожает энтропию, Что взрывы, полные игры, Таят томсоновские вихри [19], И что огромные миры В атомных силах не утихли, Что мысль, как динамит, летит Смелей, прикидчивей и прытче, Что опыт – новый… – «Мир – взлетит!» — Сказал, взрываясь, Фридрих Нитче… Мир – рвался в опытах Кюри Атомной, лопнувшею бомбой На электронные струи Невоплощенной гекатомбой; Я – сын эфира, Человек, — Свиваю со стези надмирной Своей порфирою эфирной За миром мир, за веком век. Из непотухнувшего гула Взметая брызги, взвой огня, Волною музыки меня Стихия жизни оплеснула: Из летаргического сна В разрыв трагической культуры, Где бездна гибельна (без дна!), — Я, ахнув, рухнул в сумрак хмурый, — – Как Далай-лама молодой С белоголовых Гималаев, — Передробляемый звездой, На зыби, зыблемые Майей… В душе, органом проиграв, Дни, как орнамент, полетели, Взвиваясь запахами трав, Взвиваясь запахом метели. И веял Май – взвивной метой; Июнь – серьгою бирюзовой; Сентябрь – листвою золотой; Декабрь – пургой белоголовой. О лазулитовая лень, О меланитовые очи! Ты, колокольчик белый, – день! Ты, колокольчик синий, – ночи! Дышал граненый мой флакон; Меня онежили уайт-розы [20], Зеленосладкие, как сон, Зеленогорькие, как слезы. В мои строфические дни И в симфонические игры, Багрея, зрели из зари Дионисические тигры… Перчатка белая в руке; Сюртук – зеленый: с белым кантом… В меня лобзавшем ветерке Я выглядел немного франтом, Умея дам интриговать Своим резвящимся рассудком И мысли легкие пускать, Как мотыльки по незабудкам; Вопросов комариный рой Умел развеять в быстротечность, И – озадачить вдруг игрой, — Улыбкой, брошенною… в вечность… Духовный, негреховный свет, — – Как нежный свет снегов нездешних, Как духовеющий завет, Как поцелуи зовов нежных, Как струи слова Заратустр, — Вставал из ночи темнолонной… Я помню: переливы люстр; Я помню: зал белоколонный Звучит Бетховеном, волной; И Благородное собранье [21], — Как мир – родной (как мир весной), Как старой драмы замиранье, Как то, что смеет жизнь пропеть, Как то, что веет в детской вере… вернуться«Уайт-роза» – духи фабрики Аткинсона. вернутьсяАнупадака – безначальный: высокая ступень посвящения. вернутьсяСуами Сарасвати Даинанд – проповедник Индии XIX столетия. вернутьсяДармотарра – буддийский логик, последователь и комментатор философа Дармакирти (школа Дигнаги). вернутьсяПрофессор физики Московского университета в 900-х годах. вернутьсяТомсон – английский физик автор теории вихревого строения вселенной. вернутьсяЗал Благородного собрания – московский концертный в 900-х годах. |
