Маскарад Огневой крюшон с поклоном Капуцину черт несет. Над крюшоном капюшоном Капуцин шуршит и пьет. Стройный черт, – атласный, красный, — За напиток взыщет дань, Пролетая в нежный, страстный, Грациозный па д’эспань, — Пролетает, колобродит, Интригует наугад. Там хозяйка гостя вводит. Здесь хозяин гостье рад. Звякнет в пол железной злостью Там косы сухая жердь: — Входит гостья, щелкнет костью, Взвеет саван: гостья – смерть. Гость: – немое, роковое, Огневое домино — Неживою головою Над хозяйкой склонено. И хозяйка гостя вводит. И хозяин гостье рад. Гости бродят, колобродят, Интригуют наугад. Невтерпеж седому турке: Смотрит маске за корсаж. Обжигается в мазурке Знойной полькой юный паж. Закрутив седые баки, Надушен и умилен, Сам хозяин в черном фраке Открывает котильон. Вея веером пуховым, С ним жена плывет вдоль стен; И муаром бирюзовым Развернулся пышный трэн. Чей-то голос раздается: «Вам погибнуть суждено», — И уж в дальних залах вьется, — Вьется в вальсе домино С милой гостьей: желтой костью Щелкнет гостья: гостья – смерть. Прогрозит и лязгнет злостью Там косы сухая жердь. Пляшут дети в ярком свете. Обернулся – никого. Лишь, виясь, пучок конфетти С легким треском бьет в него. «Злые шутки, злые маски», — Шепчет он, остановясь. Злые маски строят глазки, В легкой пляске вдаль несясь. Ждет. И боком, легким скоком, — «Вам погибнуть суждено», — Над хозяйкой ненароком Прошуршало домино. Задрожал над бледным бантом Серебристый позумент; Но она с атласным франтом Пролетает в вихре лент. В бирюзу немую взоров Ей пылит атласный шарф. Прорыдав, несутся с хоров, — Рвутся струны страстных арф. Подгибает ноги выше, В такт выстукивает па, — Ловит бэби в темной нише — Ловит бэби – grand papa [8]. Плещет бэби дымным тюлем, Выгибая стройный торс. И проносят вестибюлем Ледяной, отрадный морс. Та и эта в ночь из света Выбегает на подъезд. За каретою карета Тонет в снежной пене звезд. Спит: и бэби строит куры Престарелый qrand papa. Легконогие амуры Вкруг него рисуют па. Только там по гулким залам — Там, где пусто и темно, — С окровавленным кинжалом Пробежало домино. Июль 1908 Серебряный Колодезь Меланхолия
Пустеет к ýтру ресторан. Атласами своими феи Шушукают. Ревет орган. Тарелками гремят лакеи — Меж кабинетами. Как тень, Брожу в дымнотекущей сети. Уж скоро золотистый день Ударится об окна эти, Пересечет перстами гарь, На зеркале блеснет алмазом… Там: – газовый в окне фонарь Огнистым дозирает глазом. Над городом встают с земли, — Над улицами клубы гари. Вдали – над головой – вдали Обрывки безответных арий. И жил, и умирал в тоске, Рыдание не обнаружив. Там: – отблески на потолке Гирляндою воздушных кружев Протянутся. И все на миг Зажжется желтоватым светом. Там – в зеркале – стоит двойник; Там вырезанным силуэтом — Приблизится, кивает мне, Ломает в безысходной муке В зеркальной, в ясной глубине Свои протянутые руки. 1904 Москва Отчаянье Веселый, искрометный лед. Но сердце – ледянистый слиток. Пусть вьюга белоцвет метет, — Взревет; и развернет свой свиток. Срывается: кипит сугроб, Пурговым кружевом клокочет, Пургой окуривает лоб, Завьется в ночь и прохохочет. Двойник мой гонится за мной; Он на заборе промелькает, Скользнет вдоль хладной мостовой И, удлинившись, вдруг истает. Душа, остановись – замри! Слепите, снеговые хлопья! Вонзайте в небо, фонари, Лучей наточенные копья! Отцветших, отгоревших дней Осталась песня недопета. Пляшите, уличных огней На скользких плитах иглы света! 1904 Москва |
