Засыпая, он думал о том, что следует дать объявление в «Вечерней Красной», что вот на улице такой-то, в квартире в такой-то продается письменный стол красного дерева времен Александра, I, шкаф времен Павла I, диван и кресла красного дерева. И последние мысли Локонова были, что мать его страшно удивится, будет страшно жалеть и уговаривать его не продавать. А утром встал Локонов и ему показалось, что он видел сон: в неком замке живет прекрасный юноша, и все-то у него прекрасно, дивные картины висят по стенам, прекрасно подстриженные аллеи с прелестными шедеврами. И вот этот прекрасный молодой человек как бы сходит с ума и режет прекрасные картины, ломает драгоценные предметы, выбегает в парк и разбивает статуи, вытаптывает цветочные насаждения и ломает подстриженные в виде разных фигур кустарники.

«А ведь с вами все же нужно расстаться, – подумал Локонов. – Хотя бы ради опыта следует продать эту обстановку, даже, быть может, следует расстаться с этой комнатой, уехать, переехать куда-нибудь и начать новую жизнь. Вот продам мебель, – думал Локонов, – и дам объявление в газете: меняю комнату такого-то размера на комнату такого-то размера, – и уеду, обязательно уеду».

Анфертьев отправился по новому адресу. Он вошел в деревянный домик. Оказалось, в первом этаже живет Локонов. Он дернул за рукоятку колокольчика.

Открыл какой-то парень.

– Здесь живет Локонов? – спросил Анфертьев.

– Здесь, вот дверь налево.

Анфертьев постучал. Никто не ответил. Анфертьев опять постучал согнутым пальцем, и опять никто не отозвался.

– Да вы войдите, может, он уснул, – пояснил парень.

Анфертьев надавил ручку и вошел.

Комната была маленькая. На постели лежал Локонов и, по-видимому, спал. Грошовый стул стоял у изголовья, некрашеный кухонный столик стоял у окна, на крохотной этажерке, купленной на рынке, лежал хлеб. Сквозь окно с немытыми стеклами виден был уголок двора с искривленной березкой. Над постелью висел портрет известного борца, дяди Вани. Веером расположились открытки – Мари Пикфорд, Гарри Пиль.

Анфертьев был потрясен. Уж этого он от любителя сновидений никак не ожидал. Он тронул Локонова за плечо.

– Простите, – сказал он.

Локонов открыл глаза и, ничего не понимая, смотрел на гостя. Потом он приподнялся на локте, окинул взглядом комнату и сел на постели.

– Не больны ли вы? – спросил Анфертьев. Локонов зевнул.

– Ах, это вы, Анфертьев, – сказал он. – Что скажете новенького? Садитесь.

Локонов снял брюки со стула и положил на постель.

– Я долго искал вас, – сказал Анфертьев. – Вы, несомненно, временно поселились здесь. Этот дом совершенно неблагоустроенный.

– Да, я потом, конечно, перееду, но пока здесь неплохо. Здесь очень милый вид из окна. Вообще, я хотел переменить обстановку.

«Неудачная любовь, – подумал Анфертьев, – должно быть, бесится от неудачной любви».

– Вот что, – сказал Локонов, – сейчас сновидений мне не надо, или нет, мне, может быть, нужны какие-то особые сны. Или нет, мне никаких снов не надо.

– Дело не в снах, – ответил Анфертьев. – Мне хотелось вас познакомить с одним инженером. Удивительный чудак!

– Нет, я никуда не пойду, – ответил Локонов, – мне хорошо здесь, и вид из окна ничего, и окружен я милыми и простыми людьми, и ничего мне не надо. И обедаю в столовой, и веду жизнь, как все.

Локонов зажег папироску и затянулся.

– Хорошо чувствовать себя средним человеком. Любить, скажем, цветы, девушек, беседовать о погоде с хозяйками, стоять в очередях, чувствовать, что жизнь прекрасна!

Анфертьев удивился. Он чувствовал, что Локонов говорит искренно.

– Хорошо еще быть специалистом, – сказал Локонов, – специалистов девушки любят, а я человек пожилой, мне ничего не надо. Вот мне здесь и хорошо. К чему мне диван красного дерева, к чему мне письменный стол, мне достаточно иметь кровать и стул. Мне ничего не надо. Вот, ем черный хлеб, пью морковный чай.

– Да, но инженер-то! У него небезызвестная барышня бывает. Локонов молчал.

– Юлия Сергеевна бывает. Идемте, – уговаривал Анфертьев. – Сядемте на двадцатый номер и прямо доедем. Переулок Чехова, дом 12, кв. 2. Во всяком случае, хорошо проведем вечер.

Но Анфертьеву не удалось уговорить Локонова.

Но как только захлопнулась дверь за Анфертьевым, Локонов вздрогнул. Ему хотелось подняться и пойти за Анфертьевым следом. Ему хотелось увидеть Юлию.

«Предлог удобный повидаться с ней, – подумал он. – Все же хоть один вечер проведу с ней, а потом можно расстаться навсегда, убедившись в том, что она счастлива. Я увижу ее лицо, может быть, даже удастся поговорить с ней хоть бы о незначащих вещах. Надо решить – идти или нет. Время идет, Анфертьев уж, должно быть, садится на трамвай».

Локонов посмотрел на часы. Было без десяти минут девять.

«Поздно, – подумал Локонов, – Анфертьев уже уехал, а одному мне явиться как-то неудобно».

Уже половина одиннадцатого, когда Локонов наконец решился и подошел к остановке трамвая. Сел и поехал.

«Ладно, – думал он, – найду какой-нибудь предлог»

Трамвай несся. Локонов сидел в углу. Народу в трамвае было мало. Отчаянно спеша, выйдя из трамвая, понесся Локонов по Жуковской, а оттуда свернул в переулок Чехова. С удивлением увидел Локонов, что переулок Чехова– это и есть переулок с зеленым домом. И номер совпал. Поднявшись по лестнице, Локонов стал подозревать, что и квартира эта именно та, куда ходила с молодым человеком Юлия. «Позвонить или не позвонить, – подумал Локонов, – может быть, я забыл номер дома или, может быть, Анфертьев ошибся. Вдруг я появлюсь, а они вдвоем. Мне скажут: вот налево или вот направо, я постучу, распахнется дверь, а они вино пьют или она, может быть, на рояле играет и подумает: какой он навязчивый и плохой человек».

Локонов стал спускаться по лестнице, но затем он снова поднялся на площадку. Дверь соседней квартиры открылась, выглянула женщина и, подозрительно оглядев Локонова, остановилась, как бы ожидая, позвонит он или не позвонит. Локонов подумал: «Она, должно быть, следила за мной в замочную скважину, как я стоял, как я спускался, как снова поднялся на площадку. Должно быть, она думает, что я вор, и если я попытаюсь уйти, то, чего доброго, она еще крикнет кого-нибудь».

Локонов позвонил.

Женщина дождалась, пока дверь открылась.

Локонов вошел в тревожащую его квартиру.

Дверь в коридор была открыта. Из комнаты неслись нестройные голоса. Лысый пожилой человек, встретивший Локонова в дверях, спросил учтиво:

– Вы кого искать изволите?

– Да вот, мне Анфертьев… – подыскивая слова, начал Локонов.

– С кем имею честь говорить? – спросил хозяин, протягивая руку.

– Я Локонов.

– Очень, очень приятно. Вот, разденьтесь здесь, пройдемте. Торопуло пропустил гостя вперед.

– Простите, что я так запоздал…

– Ничего, ничего, – ответил Торопуло.

В комнате было масса народу. Анфертьев радостно выбежал навстречу и что-то шепнул Торопуло. Локонов заметил Юлию на диване. Нерешительно поклонился всем в дверях.

– Наш новый знакомый, – сказал Торопуло, обращаясь ко всем, – собирает сновидения. Вы, надеюсь, принесли свои сны с собой? Надеюсь, вам Анфертьев уж говорил о нашем научном обществе.

Но до сознания Локонова не доходили слова хозяина. Гость старался придать своему лицу какое-то выражение, какое – неясно было ему самому. Делая вид, что прислушивается к словам Торопуло, Локонов все смотрел на Юлию и, наконец, понял, что она рассматривает какие-то картинки.

«Не обращает на меня внимания», – подумал Локонов и отвел глаза в сторону.

– Да, – сказал он Торопуло, – очень приятно.

Неожиданно раздался голос Юлии:

– Анатолий Дмитриевич, идите к нам!

Юлия подвинулась.

– Где вы пропадаете, – прошептала она, – нигде вас не видно.

– А я вот переехал, – ответил Локонов, – потому и пропадал.

– Старых знакомых нехорошо забывать, – сказала Юлия и тряхнула волосами. – Ну, об этом после поговорим. Смотрите, какие картинки. Это от ширпотреба, японские.