Мальчик больше не издавал ни звука, но я видела, как по его гладкой груди обильно стекает пот, поблескивая в свете костра. Я развязала шнурок, запустила пальцы в мешочек Наявенне и извлекла наружу шершавый синий камень. Pierre sans peur, так называла его старая Наявенне. Камень бесстрашия. Я взяла здоровую руку мальчика и вложила камень в его ладонь, крепко сжав его пальцы вокруг синего чуда.
— Lе suis une sorciere. Сest une medecine, fa, — мягко сказала я. Верь мне, подумала я при этом. Не бойся. И улыбнулась парнишке.
Мальчик, вытаращив глаза, смотрел на меня. Две женщины обменялись взглядами, а потом разом посмотрели в сторону большого костра, туда, где сидела старая индеанка.
Компания, занятая дегустацией виски, погрузилась к этому времени в беседу; кто-то рассказывал какую-то старую историю — я узнала особый ритм, подъемы и падения голоса… Я не раз слышала, как шотландские горцы рассказывали свои истории и легенды на гэльском, и это звучало точно так же, во всяком случае, очень похоже.
Мать мальчика кивнула; ее сестра быстро пошла к большому костру. Я не обернулась, но почувствовала, как разрастался интерес к происходящему по мере того, как та женщина проходила мимо других костров; головы поворачивались, взгляды обращались в мою сторону. Но я смотрела на мальчика и улыбалась, крепко держа его руку.
Потом сестра вернулась и остановилась за моей спиной. Мать мальчика, посмотрев на нее, неохотно отпустила сына, передав его в мое безраздельное владение. Разрешение было получено.
Вправить вывихнутый сустав было сущим пустяком; мальчик был совсем маленьким, а травма не слишком значительной. Кости парнишки казались мне просто невесомыми. Я снова улыбнулась ему, нащупав пострадавший сустав. Потом — быстрый изгиб руки, поворот локтя… рывок вверх — и все кончено.
Мальчик выглядел бесконечно удивленным. Операция прошла просто безупречно, так что и боль в его плече сразу же начала стихать. Парнишка ощупал свое плечо, а потом застенчиво улыбнулся мне. И наконец медленно разжал ладонь и протянул мне мой камень бесстрашия.
Это небольшое происшествие заняло меня на некоторое время, да еще и женщины от других костров подошли к нам, трогая мальчика и рассматривая его, подзывая подруг, чтобы взглянуть на темный сапфир. К тому времени, когда я снова посмотрела в сторону исследователей качеств нашего виски, процесс дегустации уже основательно продвинулся. Ян распевал что-то по-гэльски, отчаянно фальшивя, и ему время от времени начинал подпевать кто-нибудь из индейцев, причем они периодически издавали высокий горловой вскрик, звучавший как «Хай-хай!». Я уже слышала этот возглас, когда общалась с соплеменниками Наявенне.
И как только мои мысли вернулись к старой целительнице, я почувствовала на своей спине взгляд — и обернулась. Это Красивая Женщина пристально смотрела на меня — издали, со своего места в другом конце длинного вигвама.
Старуха уже покинула мужскую компанию и сидела у маленького костра вместе с другими женщинами. Я посмотрела ей прямо в глаза и кивнула. Она наклонилась в сторону одной из молодых женщин — и та сразу же встала и направилась ко мне, осторожно обойдя двух малышей, игравших прямо на грязном полу.
— Моя бабушка спрашивает, не подойдешь ли ты к ней, — негромко сказала по-английски женщина, опустившись рядом со мной на корточки. Я удивилась, хотя и не слишком, услышав ее английскую речь. Онакара был прав, некоторые из могавков немного знали английский. Но они на нем не говорили без особой необходимости, предпочитая свой родной язык.
Я встала и вместе с женщиной пошла к Тевактеньёнх, гадая, на что я могла понадобиться Красивой Женщине. Но, конечно же, я ничего не имела против; я думала о Роджере, о Брианне…
Старая леди кивнула мне, приглашая сесть рядом с ней, и заговорила с девушкой, не сводя с меня глаз.
— Моя бабушка спрашивает, можно ли ей посмотреть на твой целебный камень.
— Конечно.
Я прекрасно видела, что глаза старухи не отрываются от мешочка, из которого я достала сапфир. К перу дятла, которое прикрепила к амулету сама Наявенне, я добавила еще два черные вороньи пера, жесткие, маховые.
— Ты — жена Победителя Медведя?
— Да. Тускара называют меня Белой Вороной, — сказала я, и девушка вздрогнула, изумленная. Она быстро перевела сказанное мной бабушке. Глаза старой леди широко раскрылись и она внимательно всмотрелась в меня. Видимо, это имя не принадлежало к известным ей благоприятным именам. Я улыбнулась старухе, не разжимая губ; индейцы обычно показывали зубы только тогда, когда хохотали во все горло.
Старая леди очень осторожно протянула мне назад мой камень. Она долго изучала меня, прищурившись, потом сказала что-то внучке, по-прежнему глядя на меня.
— Моя бабушка слышала, что твой мужчина тоже носит с собой яркий камень, — заговорила переводчица, когда старуха умолкла. — Она хотела бы узнать о нем побольше; как он выглядит, и как он у вас оказался.
— Если она пожелает, она может посмотреть на него, — предложила я. Глаза девушки испуганно расширились, когда я потянулась к кожаному мешочку, висевшему у меня на поясе, и достала из него камень, о котором шла речь. Я протянула опал старой женщине; она наклонилась к нему очень близко, посмотрела — но не сделала ни малейшей попытки взять его из моей ладони.
Руки Красивой Женщины были темно-коричневыми и без единого волоска, зато их сплошь покрывали мелкие морщинки, как кору атласного дерева. Но когда я глянула на них, я без труда заметила, что по этой морщинистой коже побежали крошечные пупырышки… будь на этой коже волоски, они бы встали дыбом. «Она видела этот опал, — подумала я. — Или, по крайней мере, знает, что это такое».
Следующий вопрос старой женщины не потребовал перевода; она посмотрела мне прямо в глаза, и я отчетливо услышала, о чем она спрашивает, хотя формулировка и прозвучала несколько странно:
— Как он пришел к тебе? — вот что сказала старуха, и девушка эхом повторила ее слова.
Я все еще держала ладонь раскрытой прямо перед собой; опал уютно угнездился в выемке, и его вес казался неестественно большим, потому что из-за переливчатого цвета опал был слишком похож на самый настоящий мыльный пузырь, опустившийся на мою руку…
— Он пришел во сне, — сказала я наконец, не зная, как еще объяснить появление этой диковины.
У старухи перехватило дыхание, и это было слишком заметно. Страх не исчез из ее взгляда, но теперь к нему добавилось что-то еще… возможно, любопытство? Она что-то сказала, и тут же одна из женщин, сидевших неподалеку возле маленького костра, встала и подошла к лежаку в ближайшей каморке; вытащив из-под него корзину, она быстро отыскала в ней что-то. Потом подошла к нам и склонилась перед старой леди, подав ей какой-то предмет.
Красивая Женщина тихо запела; ее голос звучал надтреснуто из-за возраста, но все еще был сильным. Она сложила ладони и протянула их к огню, и в костер посыпался целый дождь коричневых крошек, чтобы тут же взлететь вверх клубами дыма, ароматного табачного дыма…
В длинном вигваме никто не шумел, кроме мужчин, собравшихся в дальнем конце у большого костра; я отчетливо слышала резкие голоса, смех… Я даже уловила несколько странных слов, произнесенных Джейми… он говорил по-французски.
Неужели Роджер находился настолько близко, что мог это услышать?
Я глубоко вздохнула. Дым поднимался над костром тонким белым столбом, и сильный запах табака смешался в моем уме с запахом холодного воздуха, и эта смесь почему-то вызвала воспоминания о футбольных матчах, на которые мы с Брианной ходили, когда она училась в старших классах… и об уютном запахе шерстяных одеял и термосах с какао, и о дымке сигарет, поднимавшемся над толпой… А потом я вернулась в воспоминаниях в более ранние времена: разбросанные тут и там огни взлетного поля… молодые люди в военных мундирах, затаптывающие недокуренные сигареты и отправляющиеся в бой… и оставляющие после себя лишь слабый запах дыма в зимнем воздухе…